Никого не осталось, кто бы помнил то лето
С вечной собакой диком, трусихой светой,
Стройные грядки редиса, кинзы-петрушки.
Десят минут билось мертвое сердце лягушки
В плошке с водой, а мое без воды три года
Этот четвертый, энный, какой угодно.
Никого не осталось, кто верил бы в соню и ксюшу,
Девочек глухонемых, всем рычащих в уши
Дравшихся мне в нутро, покалечив куртку.
Бабушки девочек рядом стояли кротко,
Ждали и плакали. Гладили наши косы,
Длинные, острые - им их отстригли после,
Мне их остригли до, но сказать забыли,
Ленты вплетая цвета дорожной пыли,
Гравия на переезде железнодорожном -
Я исходила его, босоногий заложник
Мертвой лягушки, от сих и до сих, и за краем
Насыпь впивалась в колени и в локти, изранив
Вечного дика, трусливую ветку и соню,
Ксюшу не тронув - я этого больше не помню.
Помню - редис и кинзу и петрушку срывали
И в прохудившейся куртке рассыпанный гравий.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
