Мира Богданович: литературный дневник

Разделённое творчество в удачном варианте весёлое - эволюция стёба. Так ли это? Так - у Ильфа и Петрова. Жаль, что Маркс и Энгельс – немцы, а у живчика Ленина не нашлось достойного напарника, способного оценить его мечту и помочь развить в ней её весёлую и образную сторону. У Уэллса, по достоинству оценившего, чувство юмора тоже не просканировано, им видимо в своё время давался с напряжением труд ясновидения.


Эволюция стёба? То настоящее, что движет эволюцию – свобода. Хотя бы внутренняя или хотя бы внешняя. Это значит, что в основе хорошей эволюции, не по Дарвину, – эмансипация, несмотря на то, что это, может быть, позитивное имя для энтропии?, в каком-то плане социальных отношений.
Стёб порождён обеими соответственными вариациаями несвободы. Он свободен внутри своей системы, а сам как таковой – защита от внешней несвободы, например, авторитета или неприятного раздражителя. Впрочем не знаю. Нет. И не важно. Звучит в уме, как будто в нём рождён, голос милый, чуть вертливый, но свободный и живой, как родник неизбывно-торопливый, пополняемый водою дождевой. Цепляюсь за эту свою claimed sexual reversibility словно ищу в ней опору, чобы не упать в тот обморок, который сейчас всегда со мной. Извините. Если бы я была лучше, насколько было бы проще. Не было бы потребности в этой идиотской фразе.


Энтропия. Не знаю, правильно ли это понимаю. Поступление через звёзды – но уходит разве не столько же? Или это как анекдот: «В бассейн вливается триста литров воды, а выливается – тристатринадцать. Граждане, имейте совесть!» Старый анекдот, не очень смешно.


Клонирование в Фотошопе - кажется, процесс осимметривания, но ввиду отсутствия центральности ... сложно это додумать. Тоже искусство, впрочем. Искусство – хорошо, но нужно, чтобы его было много, тогда происходит многочисленное повторение малых погрешностей. Красивое – хорошо, хуже – редкостно прекрасное, то есть превосходное, выхлоп превосходства, мезальянс (хотя для энтропии выхлоп – хорошо), но много прекрасного – скучно, непонятно и удушливо, засасывает, утопаешь, чувствуешь себя ничтожеством, пытаешься возвыситься. Как чудесно – понимать, тогда не нужно думать, убегая от понимания и попирая его. Любовь к прекрасному путают с жалостью к пациенту Красной Книги (почему?), но если трактовать прекрасное как энергию вообще любого рода, превосходный и константный влив энергии, то не она ли обеспечивает эту диффузию и выравнивание. Значит уродливо прекрасное, изолирующее себя, как грамматическое обособление, мыслию о мезальянсе, осознанием превосходства, - достоинство, кичащееся белизной кости. Кажется, снэп, но что же с этим делать?




Не то чтобы сильно рвалась, но дорвалась наконец. Не жалею.


Если допустить, что крупные и удивительно продуктивные писатели нашего, как может быть, и других веков, оказались рычагами (или очагами, как на это лучше посмотреть?) инопланетного влияния на Землю, то замечательная Анна Борисова – это,скажем,имя самоорганизации материала, накопившегося в общем буфере серверов Борис Акунин и Виктор Пелевин.





Другие статьи в литературном дневнике:

  • 01.02.2012.