Жерар и Анн Филип - тайна великой любви******* В главах своего повествования мне захотелось посмотреть на вещи объективно. Причем, не с позиций гениального, неповторимого артиста и талантливой, трезвой в оценках происходящего журналистки, а импульсивного романтика и до конца понимающей его женщины. Проникнуть в мир их чувств и понять корни взаимного человеческого притяжения - феномена, который у нас стал телевизионной рубрикой – «больше, чем любовь». Кем же была эта женщина для первого романтического актера Франции? Наверно, это не совсем риторический вопрос, потому что речь идёт о той, с кем этот единственный, неповторимый человек и артист не только чувствовал себя естественно, как дышал, но и размышлял о разном, если не сказать обо всем. Ведь Жерар всецело доверял своей Анн. Впервые девятнадцатилетний юноша увидел её в оккупированной Ницце в 1942 году, то есть с этого времени он уже не заочно знал о её существовании. Произошло это при следующих обстоятельствах. Окончив в 1940 году колледж Станислава, Жерар получает аттестат зрелости и, казалось, окончательно оседает в Грассе, где его отец Марсель Филип стал управляющим «Отель дю Парк». По его требованию он поступает в Юридический институт в Ницце. Так, Жерар выросший в то время в далекой французской провинции Канн и Грасса, впервые оказался в крупном европейском городе, где познакомился с начинающим актером и будущим сценаристом Жаком Сигюром и с его приятельницей Николь. Такое имя первоначально носила будущая Анн. Она была в отличие от многих не жемана, а напротив внимательна и строга. Ей было 24 года, она была замужем и у нее уже подрастал маленький сын. И однажды Жак Сигюр привел её на спектакль с участием Жерара Филипа в театр Эберто. "Калигула" был приятно удивлён и пригласил друзей в свою уборную. Так постепенно они шли навстречу друг другу. А в апреле 1946 года, то есть ровно 67 лет тому назад, в Пиренеях состоялась их продолжительная и судьбоносная встреча, после которой молодая женщина произвела переворот в душе Жерара. А произошло это таким образом. Двадцатитрёхлетний артист, сыгравший три пьесы в Париже - «Содом и Гоморра», «Федериго» и «Калигула» и снявшийся в экранизации «Идиота» по Достоевскому, - почувствовал после съемок явное перенапряжение сил. А его триумф в роли психопатического римского императора отозвался бумерангом, грозя истощением нервной системы. Давали о себе знать и больные лёгкие. Мать Жерара настаивала на его лечении. И тут друг Жак Сигюр , как нельзя кстати, уговаривает его провести время в Больших Пиренеях, где в это же время и находилась его хорошая знакомая – Николь, отдыхающая в своем небольшом поместье под названием Гюшен. Таким образом, друзья оказались в маленьком домике в живописной долине, казавшейся земным раем. Хозяйка дома - стройная шатенка с глубокими темными глазами молода, элегантна и приветлива. Необщительная по характеру, Николь приняла молодого гостя так, будто прекрасно знала его всю предыдущую жизнь. Впрочем, это вовсе не очередная восторженная поклонница… Она работала в области документального кино и слыла женщиной с чертовским мужеством и волей. В то время, как их общий друг Жак Сигюр, отстукивал на машинке очередной сценарий, Николь буквально таскала юношу за собой по горным перевалам и ущельям, удивляя прекрасными знаниями Нерваля и Бодлера. Жерар открывал перед ней мир Аполлинера и Верлена и они с удовольствием декламировали. Рождалась атмосфера дружбы и привязанности. Они все время вместе: гуляли, спорили о жизни и смерти, читали одни и те же книги. Они начинали жить в едином градусе измерения! Но не только это. Анн была не просто образованной женщиной. Она была одной из первых европеянок, преодолевших на осле, верблюде и пешком знаменитый «шёлковый путь» из Китая в Индию. Она знала историю и традиции Китая из практики своей работы, а её книга «Азиатский караван» отличалась документальностью и достоверностью. Она и замужем была за крупным китаистом и дипломатом, заведующим культурной миссией при французском посольстве в Нанкине. Безусловно, её мировоззрение, обогащенное восточными доктринами, резко отличалось от европейских традиционных систем, а её внутренний мир был намного объемнее и многограннее. Возможно, это и позволило ей до конца понять Жерара, как человека. Анн с детства росла необычным ребёнком. Дочь разведёных родителей, она с одной стороны рано приучилась к самостоятельным размышлениям, а с другой - страдала дефицитом внимания. И только к одиночеству она не согласилась бы привыкнуть никогда. Тяга к духовному общению и теплу самым невероятным образом шла рядом с её отчужденностью и замкнутостью. Всё это не помешало ей получить не только профессию и устроить личную судьбу, но и стать гораздо более продвинутой и сильной, по сравнению с многими другими. Анн проявляла настойчивость при решении самых различных жизненных и творческих задач. Так, неожиданно прямо в Гюшен Жерару пришла телеграмма с просьбой выехать на пробы фильма Клода Отана-Лара «Одержимый». Жерар был в нерешительности. И молодая женщина взяла ситуацию на себя. Она открыла роман и они два вечера подряд склонялись над его страницами. Принять предложение или нет, он впервые решал вместе с Николь. Потом, уже втроём друзья долго обсуждали роман Раймона Радиге. Под уговорами и доводами решение Жерара родилось мгновенно и он дал согласие на контракт. Думаю, именно с этих минут он не представлял с собой рядом ни одну из женщин кроме этой – всепонимающей и решительной. Неожиданно понравилось, что она вовсе не актриса, а журналистка, работающая в области документального кино. Не смутило и то, что она на пять лет старше ... Он по-рыцарски ухаживал за своей необычной возлюбленной, обнаруживая присущий ему изыск и восхитительный блеск юного принца. Влюбленность подобна опьянению. В ней головокружение и ощущение эйфории. Думаю, что любовь двоих подобна дорогому напитку. Можно выпить залпом и напиться до беспамятства и утром почти не помнить ни вкуса, ни запаха… А уже через месяц после «бури» прийти к состоянию полного опустошения и желания скорого избавления от неприятного состояния ненужной головной «заморочки». А можно смаковать любовный напиток постепенно, наслаждаясь букетом редких ароматов, рождающих и создающих сливающуюся воедино ауру двоих... Эта аура любви была была нежной и поэтичной! Глава 2. Разве моя вина, что я люблю… Переживая свой потрясающий роман в Перинеях, Жерар не мог мириться с мыслью о том, что у любимой есть муж и что всего через несколько недель она уедет на год в Китай к дипломату месье Фуркаду. Она действительно уехала, но уехала покоренной и безотчетно ощущала неумолимое присутствие новой любви. Пламенные письма к ней в Нанкин пробуждали в ней чувственные воспоминания и, путешествуя среди миражей пустыни, она все время видела его сияющее лицо, обращенное к ней, волнующие прикосновения его губ и рук… Жерар Филип всем своим существом тянулся к любимой, он хотел часами обсуждать с ней всё что его касалось, а также мировые проблемы дней текущих. Только с ним эта неразговорчивая и необщительная женщина становилась женственной и счастливой. И он, который ценил часы уединения, прекрасно понимал это. Но она, путешествуя в это время по пустыне, находилась так далеко от него! Он же на съемках фильма «Пармская обитель», которые проходили в Риме, трижды выплеснет в камеру: «Разве моя вина в том, что я люблю Николь?!..» Жерар снимался в "Пармской обители" с блистательной Марией Казарес, игравшей героиню Сан-Северину. Мать Жерара лелеяла мечты о такой прекрасной невестке. Но этот «служебный» роман не перерос в более глубокие отношения, чем дружеские. Кстати, воспоминания именно Марии Казарес об этом периоде я считаю самыми достоверными, перечеркивающими жалкие попытки некоторых, особенно современных критиков, навязать представление о Жераре Филипе как о расчетливом и жестокосердном юнце. Да, возможно, Мария Казарес, обращаясь к матери Жерара, и воскликнула в порыве, присущей её испанской страстности: «Ваш сын чудовище», но это был эмоциональный выплеск на невостребованность вспыхнувшего чувства, не более. Думаю, что она вскоре сама это осознала, когда писала: «Больше, чем кто-либо иной, он не укладывался в какие-то определенные номенклатурные рамки. Я так никогда и не узнала, кем был в действительности Жерар. Он проходил по жизни неуловимый, невидимый, если так можно выразиться, подобно неприкаянному духу, в поисках опоры в этом мире, чтобы проявить себя, чтобы найти себе воплощение». И далее: «Жерар непрерывно искал любовь, ту самую любовь, которую, однако, немедленно отвергал, как только она грозила нарушить его внутреннее равновесие». Мария поняла, что для Жерара было недостаточно, чтобы кто-то понимал и даже обожал его. Когда он видел перед собой всевидящие, словно рентген, глаза Марии… он ускользал! И именно она впервые услышала от него вместо слов по тексту: «Разве моя вина в том, что я люблю Клелию», повторенное трижды во всеуслышание «Разве моя вина в том, что я люблю Николь?» И в этих словах она первая услышала его ответ и свой собственный приговор! Глава 3. Перекрещенная в Анн.
И временное расставание не угасило вспыхнувшие чувства, а напротив, явилось проверкой на их прочность. Жерар сумел бороться за свое счастье. Ему хотелось любви, подобной и молнии , и очистительному ливню, смывающему грим! Он писал своей избраннице: "Тебя никто никогда не будет любить так, как я». И Жерар-человек добился своего! В сентябре 1948 года, после двух поездок в Азию, Николь Фуркад возвратилась в Париж уже его невестой. По его просьбе она сменила имя Николь на Анн. Жерар Филип считал новое имя боле красивым и нежным. Но официальное бракосочетание любимых произошло далеко не сразу, а лишь через пять лет после начала их отношений на отдыхе в Пиренеях. Долгое время Жерар тщательно скрывал свою личную жизнь, чтобы не допустить вторжения любопытных, которые могли ненароком искалечить его личную судьбу. Наделенный проницательным умом, Жерар не раз цитировал замечание Ницше, что брак – это прежде всего «продолжительная беседа». По возвращении из Рима Жерар Филип купил в Нейи на бульваре Инкерман маленькую квартиру с большой, залитой солнцем террасой. В сентябре 1948 года Николь рассталась с мужем и, забрав сына Алена, переехала к Жерару. В их «гнездышке» царили любовь и гармония. Они все устроили по своему вкусу: строгая по стилю мебель была заполнена не бессмысленными тряпками и посудой, а книгами Стендаля, Толстого, Бальзака, изделиями народных мастеров, а также всвозможными игрушками, статуэтками, марионетками, к которым Жерар питал почти детскую слабость. Анн вспоминала, что их жизнь до рождения детей была похожа на скоростной поезд: всецело погруженные в творческий процесс они встречались, общались, спали, а потом их затягивали в водоворот повседневные профессиональные дела, которые, как известно, всегда неотложны. Но после кратковременных разлук они всегда обнаруживали что-то новое друг в друге. Жерар как будто впервые замечал новую кофточку или прическу своей Анн. И, конечно, она как и всегда, была самым лучшим его собеседником, в чем-то соглашаясь с его мнением, а в чем-то отстаивая свои позиции. Они дополняли друг друга , а их миры взаимообогащались. Но, как и в любой другой жизни, не все было гладко и безоблачно. Так, медицинское обследование обнаруживает у молодого актера вспышку туберкулеза. И они скрывают от посторонних глаз эту беду, которую тут же без слов делят пополам – на несколько месяцев снимают в Жанври жилище, где вместе кипятят посуду для Жерара. Он нуждался в лечении и отдыхе и Анн тайно выхаживает его. О, да! Но это был ребенок с слишком большой буквы! Ребенок, чьи недостатки становились достоинствами. И Анн прекрасно осознавала с кем она живет. Иногда его заносило… И не дай Бог ей было посмеяться над его инфантильностью! Анн уже знала, что с ним так нельзя и молча позволяла ему делать то, что возможно и противоречило её вкусам. Но проходили минуты… он начинал понимать несуразность своего поведения, и тогда первый подходил и брал на руки свою мудрую и терпеливую «половинку»... Но только после его веселого смеха, начинала смеяться и Анн. Они были счастливы!
Когда ты можешь все сказать В этой связи хочется вспомнить рассказ советской пианистки Беллы Давидович, непревзойденной исполнительницы произведений Фредерика Шопена. В 1980 году она давала в Туле свой очередной концерт. Если в Москве за месяц на ее выступления невозможно уже было достать билеты, то в «ближнем подмосковье», как еще называли землю самоварщиков, сложилось все наоборот. Мы с подругой-философом Наташей Сиромахой, которая специально приехала из Московского университета, элементарно, как тогда любили говорить, купили билет за полчаса до концерта и сидели в полупустом зале. Вдохновенная Белла на одном дыхании сыграла польского классика. Мы сидели в первом ряду партера в буквальном смысле на расстоянии вытянутой руки от мировой знаменитости. Но самое удивительное нас ожидало после концерта. Мы потянулись за автографами. Миниатюрная и приветливая пианистка удостоила нас беседой, которая до сих пор волнует меня. Она затронула проблему интернационального содружества деятелей культуры …И случайно остановилась на советско- французских связях. «Начиная с 50-х годов Париж был абсолютной культурной «меккой» для Советского Союза», - говорила она, потирая свои изумительные руки. Она сердечно поведала, что именно в Париже проводила свои лучшие дни. А в квартиру, куда традиционно приглашалась творческая элита нашей страны, однажды нежданно после спектакля нагрянул сам Жерар Филип с женой. «Было поразительно, насколько этот артист знал классику, - вспоминала с улыбкой Белла. – Он, как и другие французы и мы – русские гости, сидел, а точнее возлежал на ковре, слегка облокотившись на колена своей жены. Мы затеяли игру: каждый по кругу продолжал напевать мелодию какого-либо симфонического произведения. И надо отметить, что классику, которую мы играли, этот изумительный актёр знал в совершенстве!»
Нередко под "горячую руку" попадались и выдающиеся, те, кому впоследствии предстоит сыграть в его жизни важнейшую роль. С таких «выходок» начинались отношения с мэтрами - Рене Клером, Жоржем Перро, Жаном Виларом и Кристиан-Жаком. Считаю, это было в характере Жерара – уклоняться по-началу от того, что его по настоящему волновало и внутренне протестовать. Возможно, такая противоречивость характера диктовалась обостренным инстинктом самосохранения. Все эти люди вскоре станут самыми близкими друзьями и творческими наставниками Жерара Филипа. В фильме последнего он сыграет своего легендарного Фанфана-Тюльпана. Но эти же качества помогали Жерару Филиппу защитить себя и свою семью от назойливых репортеров, пытавшихся узнать цвет его носков или меню полуденного завтрака в субботу. В 1954 году жюри, состоящее из журналистов, специализировавшихся на скандальной хронике, присудило Жерару премию «Лимон», как самому необщительному актеру года». Но Жерар оставался еще более непреклонным, когда говорил: «Я нокаутирую всякого, кто сунет нос в мою личную жизнь».
Но и когда человек не рядом, и даже если «за гранью бытия» - любовь также ощутима. И плывут в небесах слова ангельского пения прекрасного принца по имени Жерар: Как прилив морской волны, ему вторит его Анн: «Ты ясен для меня как жизнь сама А в ответ по невидимым взгляду проводам тот же чарующий голос: «Ты самая, самая наилучшая, ты неповторимая, единственная, не выдуманная, а естественная. Елена Грислис © Copyright: Алльф, 2013.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
