Бахыт Кенжеев
Пригладь поредевшие кудри, на музыку время не трать.
Господь о любом любомудре в амбарную вносит тетрадь
решительно всё, потому как гнездо, разумеется, вьём,
а всё же рождаемся в муках, и как-то неладно живём.
Но песня! Чуть слышное эхо могил или, может, мобил.
Допустим, Байкал переехал бродяга, точней, переплыл.
Не веря ни скифам, ни гуннам, крутой философский орёл,
положим, на том берегу он нежданное счастье обрёл.
Латунным он машет металлом, каноны читает взахлёб.
Священником стал он усталым, теперь он, по-нашему, поп.
Он знает, кто Авель, кто Каин, кто, грешник, в злодействах зачах.
Он вечности честный хозяин и храма о трёх головах.
А где же, товарищи, вывод? Где выход? Молитва и пост?
Когда б не Египет, не Ирод, не свет остывающих звёзд —
освоив перо и бумагу, чернильницу (чешский хрусталь),
ах, как бы воспел я бродягу, плывущего в светлую даль!
* * *
Во времени, как говорится, оном,
не в павловопосадском ли платке
та барышня — с обгрызенным батоном
и веточкой мимозы? Налегке
стартуем, а потом земным жилищем
томимся, рвёмся к свету, бла-бла-бла,
и в темноте любительские ищем
дагеротипы в ящике стола.
ФЭД-2. Затвор. Щелчок. Под диафрагмой
вдруг холодок. О чём же я забыл?
Да обо всём. Не обижайся, враг мой,
прошедшее — я так тебя любил.
Ты, чёрно-белое, как бедный сон, как беглый
военнопленный времени — адьё.
Проворная весна растопит снег мой.
и усмехнётся. Что там у неё —
буханка чёрного, лиловые отметки,
недетский город, счастьем знаменит
простуженным, где переулок ветхий
кривоколенной чашечкой звенит?
* * *
Безденежной зимой, неясного числа, легко поётся.
Не повторяй, что молодость прошла и не вернётся,
не убивайся, мальчик пожилой в домишке блочном.
Спасётся всё, тварь всякая, и Ной в своём непрочном
ковчеге. Зря ли, смертью смерть поправ, как Авель, равен
всей прелести земной расстрелянный жираф, о, Копенхавен?
Вернуться в прoшлое, которое ничуть, пока мы живы,
не исчезает. Умереть, уснуть. Конечно, лживы
те утешения. Проснуться поутру, а не присниться.
Чугунны идолы на мусорном ветру, подъяв десницы,
зовут куда-то, кулачком грозя.
И горько жить, и умирать нельзя.
22 декабря 2015
(с) Бахыт Кенжеев
Другие статьи в литературном дневнике:
