БЖ. We are responsible for those who tamed

Ирина Рыпка: литературный дневник

Евгения Бильчинко :


БЖ. "We are responsible for those who tamed"*


Только – не плакать. Плакать ; нельзя никак.
«Плакать в Сети – тем более: это знак
Редкостного мещанства», ;
Сказал бы Лис.
Бог предоставил Лису последний лист.


Лис предоставил Принцу последний приз ;
Право быть Нищим.
Нищий – сильней, чем Принц:
Он не растит на Марсе изящных Роз,
Нищий в ответе – лишь за сырой навоз.


Нищий в ответе – лишь за степную даль.
Нищий в ответе – лишь за Святой Грааль.
Нищий в ответе – лишь за стальной кулак…
Только – не плакать. Плакать ; нельзя никак.


Плач ; это выхлоп. Жалкий собачий вой.
Нищий в ответе в целом ; ни за кого.
Всё, чем богат он, ; добрый циничный смех,
Что означает:
«Нищий – один за всех».


Что интересно, где они, эти «все ;
За одного»?
В какой такой полосе?
Нищему Принцу Лис говорил: «Крепись.
Твой «кукурузник» сделает нашу высь».


Среди жилых домов и военных баз
Твой «кукурузник» будет обстрелян – раз.
Целым вернёшься – вышибет мозг трава.
Твой «кукурузник» будет обстрелян – два.


Ну, а потом ; всё станет «огнём гори».
Твой «кукурузник» будет обстрелян – три.
Помни: над ним – кровавый густой туман
Неба Аустерлица ; и Антуан.


В общем, лети ; и Розу свою лечи.
Милый, прости,
Что я тебя ; приручил.
Розе сейчас – твоих не хватает сил.
И не грусти,
Что ты меня ; приручил.


Так получилось: в этой стране, мой свет,
Ни за кого никто не несёт ответ.
Лис или Принц, но каждый из нас – дурак…


Только – не плакать. Плакать ; нельзя никак.


1 февраля 2015 г.


* "Мы в ответе за тех ,кого приручили"
(англ., Антуан де Сент-Экзюпери).


* * *


БЖ. Баллада о Птице и Волке


Аркадию Веселову


Мы можем пройти десятки бездарных войн.
Нас могут убить на сотнях чужих конкист.
Но ты всё равно услышишь ; мой волчий вой,
А я всё равно услышу – твой птичий свист.


Мы можем терять на время и суть, и толк.
Нас могут заткнуть в расщелины разных ниш.
Но ты всё равно придёшь, ; если стонет волк,
А я всё равно приду, ; если плачет чиж.


Мы можем играть вслепую ; и делать вид.
Мы можем открыто верить в святой обет.
Но есть непреложный, странный закон Любви:
Услышав, придти – другого закона нет.


И мне безразлично, кто поведёт парад.
Кто вывесит флаг. Кто грянет из катапульт.
Но, если меня внезапно прихлопнет град,
И, если тебя нежданно добьёт инсульт, ;


Не думай, что жизнь пустым пролетела сном
В попытке зажечь нечаянную звезду.
Мы будем молчать в гробу – на двоих в одном.
Мы будем рычать ; в одном на двоих аду.


Нас будут делить на этих и тех: успех –
Уже налицо.
Но помни: делёжка – миг…


Нас будут лечить в нирване – одной для всех.
Нас будут венчать в Эдеме – для нас двоих.


3 февраля 2015 г.


* * *



БЖ. Хирург


Больной был жив.
И лёгок, как ни странно:
Банальная царапина – не рана.
Пока везли, он гнал пургу по скайпу…
Хирург – мудак.
Хирург отбросил скальпель.


Больной был мёртв.
Врачебная ошибка ;
Один надрез неверного пошиба.
Хирург ; маэстро: пальцы – твёрже берцев.
Медбрат – герой.
Одна "подстава" – сердце.


Одна "измена" и одна "засада":
Их старый добрый дачный дом за садом,
Где селезень на бережок песчаный
Смешно и чинно выползал за счастьем


Размякшего сухарика.
Где стайкой
Сушились на окне трусы и майки.
Где, слушая Гребенщикова, бурый
Пузатый шмель летал над абажуром.


Где был паркет в полночных сигаретах,
Кипящий чайник, детские секреты,
Три анекдота тупости воловьей –
И всё, что называется «любовью».


Потом планета стала Хиросимой:
К нему на стол ложились побратимы.
И, всякий раз от смерти выручая,
Он помнил дачный рай с горячим чаем.


… А на четвертом курсе в «анатомке»
Над трупом вора однокашник Ромка
Шепнул ему, мол,
Врач – не Бог, а псих:


«Не вздумай оперировать своих».


24 января 2015 г.


* * *



БЖ. Тамагочи


Мой крошечный брат,
Мой большой косолапый старшой!
Господь наделил нас одной, ; но дурацкой, ; душой:
Упрямой зверушкой в груди. Она жрёт никотин
И делает то, что мы оба совсем не хотим.
Мы кормим свою Тамагочи, на пару куря
В застенках вокзала Отчизны, где нет главаря,
Способного дать крепостным их привычный «уют»:
Посадят – отпустят.
Накормят, напоят – побьют.


Парнишка, нас кормят так мало (а бьют – так давно),
Что жизнь обросла мизансценами пошлых кино,
Где всякий болван, оргазмируя болью в экран, ;
Духовно растёт, когда падают Бонни и Клайд.
Скорей наших судеб – сольются компот с анашой.
Но Тот, кто с лихвой наделил нас безумной душой,
Наверное знал, что больные, как дети, ; равны,
Когда они ходят по минному полю страны.


Страны, что убили не мы (но, однако, и мы).
Страны, у которой мы кукол просили взаймы,
Даря свою кровь и свободу – так щедро даря, ;
Что даже страна, подустав, отвечала нам: «Зря».
Мой братка!
Мой папка!
Мой сынка!
Прошу тебя: «Спи».
Европа подарит нам – негров, «шанхайку» и СПИД.
Россия; царя, Соловки и гниющий Восток.


И только Всевышний – единую душу,
Усёк?


Днепропетровск, 18 января 2015 г.


* * *


БЖ. Прощание


Прощаюсь с тобой нежно-нежно, мой друг.
Поезда,
Теряя названия станций, летят в Никуда.


Прощаюсь с тобой нервно-нервно, мой враг.
Якоря,
Сдирая с костей корабли, уплывают в моря.


Прощаюсь с тобой свято-свято, мой свет.
Небеса
Фаворским святым открывают свои чудеса.


Прощаюсь с тобой грешно-грешно, мой мрак.
Из петли
Когда-то Цветаеву в фартуке грязном несли.


Прощаюсь с тобой честно-честно, мой брат.
Наш окоп
Под градом стрельбы на глазах превращается в гроб.


Прощаюсь с тобой чутко-чутко, мой сын.
На порог
Крестить тебя выйдет не мать, а ребенок без ног.


Прощаюсь с тобой трудно-трудно.
Пускай этот труд
Редакторы всех моих будущих книг перетрут


В маразм антологий.


В гастроли.


В людей.


В города.


В соцсети.


В капстраны…


Прощаюсь с тобой – навсегда.


20-21 января 2015 г.


* * *


БЖ. ALL WE NEED


Сегодня моя соседка с десятой квартиры снизу,
Считая, что я бросаю «бычки» на её карнизы,
Вползая в подъезд, споткнулась о пару дурных подростков,
Сидевших на двух ступеньках, как ангелы на подмостках.


Как беженцы на вокзале. Как солнца на тронах инков.
Вокруг этих рож лежали окурки и мандаринки.
Юнцы умирали в губы. Им явно сушило «трубы».
По виду их было ясно, что детки упали с дуба.


А дубу – годков под триста. И вырос он на Волыни,
Гуцульскую коломыйку с ирландской срастив волынкой:
Он видел УПА, махновцев, евреев, немецких пленных,
Качая влюблённых эльфов на ветках святой Вселенной.


Соседка застыла в трансе. Как рысь, напрягаясь в раже,
Не зная, что делать даже: парнишечке в камуфляже
На вид было лет ; за двадцать. А птичке его – под двадцать.
Они продолжали звонко, заливисто целоваться.


Соседка…


Переступила. Как будто Король Гипнозов
Явился в квартиру «десять» с шампанским и белой розой
И сделал, почти по Фрейду, обиженной даме то же,
Что сделал своей принцессе боец с обгорелой кожей.


Вам важно, что было дальше? Конец интересен, значит?
Девчонка спилась от горя. Мальчонка погиб при сдаче.
Соседка сидит и смотрит «Богатые тоже плачут».


И средние тоже плачут…


И бедные тоже плачут…


Герои конкистадоры разграбили злато инков:
Такая, дружок, картинка, ; с названием «Украинка».
Подъезд, как обычно, тёмен. Лифт, гробу подобно, ; тесен.
А дуб (по известной пьесе) срубили ещё при Лесе.


Но я это всё придумал, глаза поднимая Вию.
В гробу задохнувшись, Гоголь шепнул мне: «Они – живые!»
Девчонка пьёт чай с лимоном. Мальчонка стреляет метко.


В десятой квартире снизу орёт о «бычках» соседка.


15 января 2015 г.



* * *



БЖ. Рубашка для Иисуса


За Троещиной – там, где меркнет неон столицы,
За Луганщиной – там, где гаснет огонь тротила,
В самодельной и самиздатовской колеснице,
Спит младенец Христос – и видит во сне Тортилу.


Ослепленные горем очи на свет тараща,
Мама Сыночке шьет рубаху, уняв порезы, ;
Легче пуха, но твёрже броника и тарана
(Притворяясь уснувшим, Сын добавляет крестик


На рукавчике правом ; рядышком с черепахой
И Мальвиной, ; уже красующихся на левом).
Мир по-прежнему покрывается черепами,
Сквозь которые – плачь, не плачь ; прорастает клевер.


Этот клевер, запёкшись вышивкой на сорочке,
Породит лепестки – красоточкам на веночки,
Породит дембелей ; для свадебок на отсрочке
И бабулечку с белой розой – на грязной точке.


И какой-нибудь не рождённый ещё солдатик –
Молчаливый и чуть контуженный, как и Будда, ;
Купит Верочке пластилиновый автоматик,
Чтоб их будущий сын слепил из него верблюда.


И Христос это знает. Крест потому и нужен,
Что одним Буратино ; больше не обойдёшься.
Наступает зима. Дожди, запахнувшись в стужу,
Вышивают на окнах крестики-ободочки.


Свет мой Родина, бестолковое моё счастье -
И несчастье с душой повстанца, шута, холуя!
Вот поэтому –
Я так нежно с Тобой прощаюсь.
Вот поэтому –
Я так долго Тебя целую.


Вот поэтому в захолустном кривом райцентре
В яслях спит Иисус – с рубашечкой наготове.
Свежевышитый крёстный снег засыпает церковь…


Бог умрет ; на кресте.
Поэт – на Господнем Слове.


Волонтёр – на штыке.
Мать ; в хосписе, сжав меж пальцев
Пяльцы, где Она знала: Сын Её вышил крестик,
Но позволила сделать маленькому страдальцу


То, на чём этот мир опомнится и Воскреснет.


8 января 2015 г.



(с)


Евгения Бильчинко




Другие статьи в литературном дневнике: