Есть книги, которые меняют твоё мировоззрение и делят жизнь на до и после. Одна из них - «Блокадная книга». Конечно, мы много знаем о блокаде, знаем жуткую статистику смертей, число эвакуированных, мизерные нормы хлеба... Мы читали дневник Тани Савичевой, стихи музы блокадного Ленинграда поэтессы Ольги Берггольц, которая сказала о себе:
Я никогда героем не была,
не жаждала ни славы, ни награды.
Дыша одним дыханьем с Ленинградом,
я не геройствовала, а жила.
Но читая «Блокадную книгу», ты проникаешь в мир осаждённого города изнутри, ты пропитываешься им, этой болью и великим подвигом нашего народа.
В первой части книги собраны рассказы и воспоминания людей, переживших блокаду Ленинграда. Во второй части в основном представлены дневники блокадников, переживших и не переживших те страшные годы. И вот когда читаешь их записи, ты словно беседуешь с участниками этого нечеловеческого испытания, ты проходишь вместе с ними шаг за шагом страшный путь. Три главных героя: историк Георгий Алексеевич Князев, Лидия Георгиевна Охапкина - мать, спасавшая своих детей от голода, и пятнадцатилетний мальчик Юра Рябинкин. И у каждого своя судьба. Князев, будучи инвалидом, продолжал трудиться в Архиве Академии наук, скрупулёзно вёл ежедневные подробные записи всего, чему был свидетелем в осаждённом городе, заранее понимая, насколько ценны его сведения будут в дальнейшем. Мы видим огромную силу духа: человек, измождённый голодом, пишет научные работы, читает стихи Бодлера, Верлена, Гёте, поддерживает своих близких. Дневник Князева – это огромная духовная работа, мы видим гуманиста, который до последнего следует своим идеалам и остаётся человеком.
Действительно, пища духовная, когда так мало было просто хлеба, не обесценивалась, а значила больше, чем в «сытые» времена. Ольга Берггольц сказала: «Я думаю, что никогда больше не будут люди слушать стихи, как слушали стихи ленинградских поэтов в ту зиму голодные, опухшие, еле живые ленинградцы».
А ещё очень важно было двигаться, не лежать, даже если не было сил пошевелиться. Кто ложился, уже не вставал чаще всего… А город продолжал работать, заводы изготавливали вооружение для фронта. Люди объединялись, сплачивались. Учёные боролись с болезнями: была разработана хвойная настойка для предупреждения авитаминоза, белковые препараты из казеина и дрожжей для лечения дистрофии.
У Юры Рябинкина детство закончилось с приходом войны. Ему пришлось очень быстро повзрослеть. Из его дневника мы видим, как тяжело мальчик переносил блокаду, каким требовательным был к себе, бичевал себя за каждую крошку, съеденную втайне от мамы и сестры. Он старался быть честным, как мог, до последнего… Блокаду Юра не пережил. Но остался жить его дневник, последние слова в нём написаны неровным почерком: «Я хочу жить, хочу хлеба…хочу есть…»
«Дети и блокада, голод и дети – это самое большое преступление фашистов перед Ленинградом». Дети не улыбались, не играли, слишком рано повзрослевшие, это были «дети-старички, безулыбчивые, молчаливые, вялые, всё понимающие и ничего не понимающие».
Самой большой радостью и отрадным знамением для блокадных учителей стали первые улыбки и шалости детей после прорыва блокады. Никогда учителя так не радовались детским проделкам!
Надо признать, что в блокаду были не только подвиги, но и мародёрство, спекуляции, воровство. Но хорошего было больше. «Блокада раскрывала людей до конца… Ты сразу видел всё положительное и отрицательное в человеке. Доброе начало, хорошие стороны расцветали таким пышным цветом! А если человек имел какие-то плохие задатки, он и оставался плохим, может быть, даже хуже делался».
По всем подсчётам учёных гитлеровской Германии ленинградцы должны были все умереть в блокаду от голода, ведь на таком пайке люди физически не могут жить. Физически! Но немецкие учёные забыли кое-что учесть: стойкость и невероятную силу духа нашего народа!
Вот что пишут авторы «Блокадной книги» Даниил Гранин и Алесь Адамович:
"В западной литературе мы встретились с рассуждением уже иным, где не было недоумения, не было ни боли, ни искренности, а сквозило скорее самооправдание капитулянтов, мстительная попытка перелицевать бездействие в доблесть… Они сочувственным тоном вопрошают: нужны ли были такие муки безмерные, страдания и жертвы подобные? Оправданы ли они военными и прочими выигрышами? Человечно ли это по отношению к своему населению? Вот Париж объявили же открытым городом… И другие столицы, капитулировав, уцелели. А потом фашизму сломали хребет, он все равно был побежден — в свой срок…
Мотив этот, спор такой звучит напрямую или скрыто в работах, книгах, статьях некоторых западных авторов. Как же это цинично и неблагодарно! Если бы они честно хотя бы собственную логику доводили до конца: а не потому ли сегодня человечество наслаждается красотами и богатствами архитектурными, историческими ценностями Парижа и Праги, Афин и Будапешта да и многими иными сокровищами культуры, и не потому ли существует наша европейская цивилизация с ее университетами, библиотеками, галереями, и не наступило бездонное безвременье "тысячелетнего рейха", что кто-то себя жалел меньше, чем другие, кто-то свои города, свои столицы и не столицы защищал до последнего в смертном бою, спасая завтрашний день всех людей?..
И Париж для французов да и для человечества спасен был здесь — в пылающем Сталинграде, в Ленинграде, день и ночь обстреливаемом, спасен был под Москвой… Той самой мукой и стойкостью спасен был, о которых повествуют ленинградцы. Когда европейские столицы объявляли очередной открытый город, была, оставалась тайная надежда: у Гитлера впереди еще Советский Союз. И Париж это знал. А вот Москва, Ленинград, Сталинград знали, что они, может быть, последняя надежда планеты…"
В заключение хочу добавить, что я бы очень хотела, чтобы мой сын, повзрослев, обязательно бы прочёл «Блокадную книгу». Не просто учебник истории, который к тому моменту может измениться до неузнаваемости по части изложения исторических фактов, а вот эти живые свидетельства людей, чтобы он прочувствовал подвиг нашего народа и был благодарен нашим прадедам, прабабушкам, дедушкам и бабушкам, которые заплатили невероятно дорогую цену за то, чтобы жили мы.
А я после прочтения «Блокадной книги» написала вот такие строки:
Я живу, потому что когда-то,
В годы страшной, великой войны
Наши деды - простые солдаты -
Не щадили себя для страны.
Я живу, потому что в блокаде
Девятьсот окровавленных дней
Пережил мой народ в Ленинграде,
Доказав, что он смерти сильней!
Я живу, и мне стыдно быть чёрствой,
Недовольной, завистливой, злой,
Вспоминая, как в городе мёрзлом
Люди жили надеждой одной,
Как работали, веря в победу,
Хоть от голода не было сил.
Но отчаянья город не ведал
И пощады себе не просил.
Я всегда буду помнить о дедах
И гордиться своею страной.
Счастье – жить! Потому что победа
Неоплатной досталась ценой.
Cимволом блокады, по мнению Д. С. Лихачева, стала живописная работа Леонида Чупятова «Покров Богородицы над осаждённым городом» (1941).
«…Художник Чупятов и его жена умерли от голода… Над двором на фоне темного ночного неба – покров Богоматери. Богоматерь наклонила голову, с ужасом смотрит вниз, как бы видя все, что происходит в темных ленинградских квартирах, и распростерла ризы; на ризах – изображение древнерусского храма (может быть, храма Покрова-на-Нерли – первого Покровского храма). Надо, чтобы эта картина не пропала. Душа блокады в ней отражена больше, чем где бы то ни было… »
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
