Моя университетская подружка Алёна с сыном Сашей
приехали погостить в Севастополь в неудачный год.
Тогда, также, как сегодня, пришлые мерзавцы
рвали на части землю, городской бюджет, рвали
на части историю Севастополя.
Бесившийся с жиру, недоброй памяти градоначальник,
надумал к Дню Победы, прямо перед оборонительной башней
Малахова кургана возжечь вечный огонь.
Видимо, отсутствие мозга и неуважение к
Севастополю являются отличительной чертой
севастопольских градоначальников, какой бы властью
они не назначались.
По этой причине, либо из-за желания побыстрее "освоить"
выделенные на этот безумный прожект деньги, бригады
строителей день и ночь ковыряли асфальт перед башней,
заливали фундамент, чтобы установить колонну с "вечным огнём",
который и по сей день не горит...
На газоне, рядом со входом в башню, валялись находки, которые
строители извлекли, вместе со щебнем и землей, из выкопанной ими ямы.
Потрясенным гостям подарили несколько осколков французских бомб,
пару шариков картечи, и ручку от оловянной ложки.
Никакие сувениры не смогли бы так передать дух Севастополя!
Никакие временщики, пытающиеся примазаться к нашей истории,
искромсать нашу землю и нашу память, не удержатся здесь!
Их ожидает позор изгнания и всеобщее презрение севастопольцев.
Аминь!
Ольга Старушко
В этом городе каждый патрон
На особом счету. Если найден.
Здесь смертельный посев схоронен
В мелком крошеве рухнувших зданий.
Голубками листочков тетрадь
Взрыв размечет: срок жатвы недолог.
На кого матерям уповать?
Рентгенолог. Хирург. Офтальмолог.
Завтра кто-то из сорвиголов
Вновь зацепит заржавленный капсюль.
Сколько свежих могил пацанов
Между давних могил, ветеранских…
Степь бугристую маки зальют
Бурой жижей к девятому мая.
И мальчишки ликуют: «Салют!»
А родные услышат: «Стреляют…»
В этом городе каждый снаряд
Пропахал борозду по живому.
На осколках взойдет виноград.
Сок впитает состав известковый,
Привкус проволоки меж камней,
Окончательность доски дубовой.
В этом городе пьют каберне –
Вина цвета запекшейся крови.
Что ни балка – блиндаж или дзот.
Что ни улица – память о павших.
Что ни век, то затопленный флот.
Что ни день, то отдача вчерашним.
Есть и в памяти шрамы от ран.
И под музыку ближнего боя
Страшно скалясь, глядит Инкерман
На Резервное и Тыловое.
В этом городе даже ядро
Прорастает сквозь скудные грядки.
Вот отец накопает ведро
Корнеплодов, и шарит с оглядкой
Не руками, лопатой: а вдруг?..
Крупный шарик картечины целой
Звяк о камень… Не память, но звук.
Здесь когда-то кого-то задело.
Ковылями намылен Сапун.
…Просвистело. Шарахнуло. Кони
то ли ржали на полном скаку,
то ли грянули оземь в агонии…
В равелинах закатный огонь:
То не сполохи, то отголоски.
Мне, скрещенные, режут ладонь
Пушки – бляха от упряжи конской.
Здесь изъедено ржавчиной всё:
Влажный воздух наждачен и подл.
Йод и охра. Протухший рассол.
Образ жизни объявлен осёдлым.
При осаде на всех рубежах
Здесь ломается сталь, а не гнется.
Адмиралы в соборе лежат.
Нет потребности в авианосцах
И в изъятых со дна якорях,
И в раззявленных пушечных жерлах…
Но полощет Андреевский стяг
Голубое на кительно-белом.
Здесь теперь всё не так и не то…
Словно снова в полон. И, как прежде,
Здесь колонны германских авто,
Оккупировавших побережье.
В этом голосе слышен металл,
Даже если устал до предела.
Так диктует двенадцатый балл:
Отпустить? Ишь чего захотела…
Так стальной напрягается трос,
Что похлеще иной пуповины.
Так приставленный к горлу вопрос
Заставляет явиться с повинной.
Равнодушный к заезжим шелкам,
Этот вихрь, сметая забвенье,
Бьет наотмашь меня по щекам
За лирические отступленья.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
