Познакомилась с Осипом Мандельштамом, хотя и со вторых, а может быть и с третьих рук... , но они удивительно тёплые.
Он оказался поразительно близким человеком... Я бы даже сказала, что он из тех светлых и добрых чудаков, навстречу которым распахивается обычно сердце. Его жизнь вместе с его творчеством отозвались так, словно я всегда была с ними знакома. Одна, сказанная им фраза: « ...мне все равно, где существовать...» отражает моё ощущение мира. И это постоянное метание между желанием быть со всеми, и быть отдельно, стремление от себя и к себе, — как же оно ненадуманнознакомо. Его неприспособленность к этому миру, неумение жить... Образы и метафоры, символы — они близки и живут у меня внутри, я словно читаю свои оформленные мысли — витиеватосложные, и тут же по-детски наивные, читаю и отзываюсь всем сердцем. Близко его неприятие хаоса, как явления, как состояния жизни... И эта удивительно знакомоупрямая стойкость на своём, которой он фактически подписал себе приговор, не отказавшись от строк:« Мы живём не чуя под собою страны...», в то время, как боялся каких-то безобидных вещей и милиционеров... Близко и его осознание любви — исключительно, как боли, как страдания...
Не могу сказать, что это однозначное попадание в яблочко, и безусловно то, что ушло приобретает во многом идеализированный ореол сказочности... Но этой сказочной душевной восторженностью, отсечённой гильотиной постреволюционной реальности, наполнен весь серебряный век, в который, как справедливо считали его представители многие захотят вернуться...
Читаю Мандельштама и погружаюсь на глубину своего расширяющегося мира вместе со стихами, написанными сто лет назад... Как же это удивительно и прекрасно — найти совершенно случайно родную, давно ушедшую на небеса душу...
15.03.19
x x x
От легкой жизни мы сошли с ума:
С утра вино, а вечером похмелье.
Как удержать напрасное веселье,
Румянец твой, о нежная чума?
В пожатьи рук мучительный обряд,
На улицах ночные поцелуи,
Когда речные тяжелеют струи
И фонари, как факелы, горят.
Мы смерти ждем, как сказочного волка,
Но я боюсь, что раньше всех умрет
Тот, у кого тревожно-красный рот
И на глаза спадающая челка.
Ноябрь 1913
***
В самом себе, как змей, таясь,
Вокруг себя, как плющ, виясь,—
Я подымаюсь над собою:
Себя хочу, к себе лечу,
Крылами темными плещу,
Расширенными над водою;
И, как испуганный орел,
Вернувшись, больше не нашел
Гнезда, сорвавшегося в бездну,—
Омоюсь молнии огнем
И, заклиная тяжкий гром,
В холодном облаке исчезну!
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.