Бракосочетание в пустой харчевне

Бракосочетание в пустой харчевне
Запрет вина – закон, считающийся с тем,
Кем пьется, и когда, и много ли, и с кем.
Когда соблюдены все эти оговорки,
Пить – признак мудрости, а не порок совсем.

Вино пить – грех?! Подумай, не спеши!
Сам против жизни явно не греши.
В ад посылать из-за вина и женщин?
Тогда в раю, наверно, ни души.

Омар Хайям «Рубаи» (перевод Г. Плисецкого)

Если вам доведется побывать в нынешнем Иране, будьте готовы обходиться без алкогольных напитков, к которым привыкли дома. Где-то в отдаленных провинциях втихомолку гонят арак из изюма, как делали это до низложения шаха, но отыскать кустарных умельцев иностранцам не под силу. Говорят, что разжиться спиртным вероятнее всего в армянском районе, возле Ванк-черч в Исфахане. Другой вариант – если вам повезет в дороге наткнуться в аптеках на «алкуль» (медицинский спирт) в литровых пузырьках, его потом можно разводить местным безалкогольным пивом. Так поступают некоторые туристы.
А между тем очень похоже на то, что именно на этой земле в древности зародилось виноделие. Во всяком случае, самые «пожилые» свидетельства его существования обнаружены в Иране. Шесть девятилитровых кувшинов нашла Мэри Матильда Войт в «Шато Хаджи Фируз-тепе», что в предгорьях Загроса на северо-западе страны. Возраст винной кислоты на их стенках и сопутствующего тартарата кальция, а также древнего консерванта – смолы терпентинного дерева исчислялся семью с половиной тысячелетиями. Аналогичные находки из Годин-тепе под Нехавендом в долине реки Кангавар – 30-ти и 60-литровые глиняные сосуды (не считая каменного корыта, в котором можно было давить гроздья, и сточного желоба для виноградного сока) – оказались веков на двадцать моложе. Причем сосуды из Годин-тепе явно ценились их хозяевами на уровне предметов роскоши, ибо соседствовали с праздничной утварью (вроде мраморных кубков) и украшениями из камня, меди и бронзы.
По совпадению, как раз под Нехавендом в 642 году состоялось решающее сражение между арабами и персами. Победив в нем, завоеватели из Аравии принесли в Персию ислам, суровый к любому спиртному. Но и тогда взаимо­отношения жителей Иранского нагорья со спиртным не прекратились. Скорее даже упрочились.
Начнем с того, что в VIII веке алхимик из Хорасана Абу Мусса Джабир ибн-Хайян (латинизированная форма имени – Гебер), как считается, изобрел аламбик – перегонный аппарат. Долгое время открытие Гебера в прикладном отношении использовалось помимо лабораторных экспериментов только в парфюмерии и косметике – для получения ароматизированных вытяжек из цветов и изготовления сурьмяной краски «кохль» для глаз (по принятой технологии, порошок перед окончательным затвердением переводился в парообразное состояние).
В IX–X веках персидский учёный-энциклопедист Абу Бакр Мухаммед ибн Закария Ар-Рази, называемый в Европе Рацесом, или Разесом, – его научное наследие включает самые известные алхимические сочинения ««Книга тайн» и «Книга тайны тайн» – описал процесс дистилляции зерновых спиртов. Арабы придумали название новому продукту – «аль-кохль» («снадобье», «лекарство» порошкообразной консистенции – дословно «исмид», род сурьмы). Их усердие обогатило наш вокабуляр словом «алкоголь».
Переводы сочинений Ар-Рази попали в Испанию и оказали громадное влияние на развитие естествознания. Не исключено, что в славе валенсийского алхимика Арнальдо де Вилланова, имя которого в Европе часто связывается с открытием дистилляции, есть и его заслуга. Ар-Рази и живший веком позже уроженец небольшого селения под Бухарой Абу-Али аль-Хосейн ибн-Абдаллах ибн-Сина, называемый в Европе Авиценной, в значительной мере заложили основы современной медицины.
Естественно, обоих ученых, прославивших свое имя во многих отраслях знаний, трудно упрекнуть в незнании Корана. Как говорят, Авиценна уже к десяти годам выучил его наизусть. Более всего Авиценна, писавший на фарси, известен своим классическим «Каноном врачебной науки», который в средневековой Европе после изобретения книгопечатного станка издали сразу следом за Библией. Отметим для себя интересное совпадение: первые четыре тома (из пяти) ученый-энциклопедист написал в Хамедане, где он стал главным врачом правителя, а затем и визирем! Там, кстати, в 1954 году был сооружен мавзолей Авиценны, хотя, как гласит предание, он умер в дороге.
В первом томе тогдашний хамеданский затворник изложил способы использования вина в качестве лекарственного препарата.
Есть еще одно совпадение. Гияс ад-Дин Абуль Фатх Омар ибн-Ибрахим Хайям Нишапури, для краткости именуемый Омаром Хайямом, распростился с жизнью в обществе Авиценны. Вряд ли в прямом смысле – по господствующей версии, он родился под Нишапуром, столицей Хорасана и родиной лучшей иранской бирюзы, на 11 лет позже кончины великого энциклопедиста. И Коран назубок знал уже к восьми годам. Легенда рассказывает, что в свой последний день Омар Хайям читал «Книгу исцелений» Авиценны. Дойдя до раздела «О единстве и всеобщности», он отложил книгу в сторону, встал, помолился и умер.
Хайям был учёным – математиком, астрономом и философом. В Хорасане ему довелось поработать и врачом. Однако более всего он известен как поэт, сочинитель знаменитых рубаи, прославляющих вполне плотские наслаждения. Не последнее место в них занимало вино. Но Хайям писал о вине не только стихи. В его трактате «Новруз-намэ», обосновывающем пользу обсерваторий и астрономических исследований, встречаются неожиданные строчки о происхождении и возможном применении пьянящего продукта лозы.
Изначально Новруз считался зороастрийским земледельческим праздником весны и никогда не признавался исламом, который практически никак не отмечает приход каждого нового года. Некоторые исследователи даже склонны видеть в авторстве Хайяма доказательства его скрытой приверженности к религии древних иранцев, модернизированной Заратустрой. Трудно сказать, сколько в этом правды, а сколько – вымысла. Однако, как известно, Хорасан был (в числе прочих земель Средней Азии и Афганистана) колыбелью зороастризма, исторически предшествовавшего утверждению в Персии ислама. И учение Заратустры – фактически единственная из развитых азиатских религиозно-этических систем помимо иудаизма и генетически связанного с ним христианства, которая была лояльна к алкоголю.
Неожиданную для исламской среды тематику и стилистику многих поэтических творений Хайяма обычно связывают с его принадлежностью к числу суфиев – сторонников мистико-религиозной трактовки основных положений ислама. Суфизм, как считается, возник на индийской почве и во многом родствен отдельным течениям в веданте, тантризме и бхакти-йоге, но потом утратил связь с местом своего рождения и по-настоящему расцвел лишь на персидской земле. Его зарождение относят примерно к середине и концу VIII века, называя в числе основателей имена ученых-богословов Абу Хашима, Абул Сайда, Абул Каира, Дул-Нун ал-Мизри и других религиозных мыслителей. Хотя сами суфии настаивают на том, что лавры основоположника учения должны принадлежать Али, любимому ученику пророка.
Суфизм был довольно популярен в интеллектуальной и художественной среде. Достаточно назвать помимо Хайяма имена других стихотворцев – Джалал ад-дина Руми, Низами, Фарид уд-дин-Аттара, Саади, Шамзи, Хафиза, Анвари, Джами и Гатифи. Ни один род привычной уху и глазу европейца поэзии не основывается на столь изощренной аллегоризации и символизме. Поверхностного интерпретатора озадачивает необходимость расшифровывать и иносказательно истолковывать вакхическую и сладострастно-любовную образность поэтов суфизма, бесконечно далеко отстоящую, как кажется, от религиозного благочестия. «Красное вино», «виноградная лоза», «винная чаша», «возлюбленные девы», «объятия любви» могли поставить в тупик любого. Впрочем, пристрастие к цветистым по-восточному метафорам имело еще одно объяснение. Дабы оградить сакральные истины от невежественных, подчас одержимых темным фанатизмом единоверцев, требовалось скрыть их под видом расхожих поэтических сюжетов или облачить в одежды грубой чувственности. Потаенный мистический смысл иносказаний открывался лишь избранным. Как и в Тантре, материальный напиток выступает обозначением, аллегорией сакрального единства адепта с божественным, своеобразным духовным вином – «пищей духа». «Лоза» и «виноград» как его основа, источник обозначают собственно суфизм. «Виночерпий», «кравчий», «продавец вина» превращаются в религиозного наставника или даже самого Аллаха, «харчевня» становится синонимом тайного медресе просвещенных адептов или даже самого храма. Бог проходит как «возлюбленный», его «любовник» – это сам суфий, стремящийся к «объятиям», сознательному единению с ним или даже «бракосочетанию», под которым разумеется процесс познавания. Иногда «возлюбленного» с «любовником» подменяют более безобидными «красной розой» с «соловьем».
Для суфизма в дальнейшем было характерно распространение тарикатов – так именовались дервишские братства. В целом их деятельность укладывалась в русло основных установлений ислама. Впрочем, имелись и некоторые интересные особенности. Так, орден бекташей, возникший в XIII веке и распространившийся на территории Турции, Албании (где к нему одно время принадлежало до 20% населения) и Боснии, а в последнее время и США, включает в свое вероучение элементы христианства. Бекташи практикуют исповеди наставнику и придерживаются обета безбрачия. Орден признает Троицу, которая состоит из Аллаха, Мухаммеда и Али, и для своих обрядов использует хлеб, сыр и вино! Это обстоятельство можно попробовать объяснить тем, что бекташи жили в основном в районе Внутренней Анатолии, называвшимся Каппадокией, которая издавна служила прибежищем всем гонимым, в том числе христианам, бежавшим сюда, за семьсот с лишним километров от Стамбула, в поисках укрытия. Соседство с ними, очевидно, повлияло на ритуальную практику бекташей, которые позже выступали покровителями янычар.
Еще два интересных обстоятельства. Во-первых, основатель ордена дервишей Каппадокии Хаджи Бекташ Вели родился и в юные годы учился в Хорасане! А кроме того, персидский праздник Новруз, о котором Омар Хайям написал свой трактат, в Албании празднуется как красная дата религиозного календаря бекташей! В день его наступления (20–22 марта) они празднуют сразу несколько годовщин – начала «прощального паломничества» (хадж аль-вада) пророка в Мекку в 632 году, рождения Али, его свадьбы с дочерью Мухаммеда Фатимой и создания его халифата.
Территория Ирана в разные годы была прибежищем и для различных исламских сект, имевших с алкоголем весьма необычные взаимоотношения. Но даже те секты или религии, которые неодобрительно относятся к спиртному, могут по примеру суфиев аллегорически оперировать понятиями вроде «священного вина». Как это делает, например, бахаизм, возникший, кстати сказать, на персидской же почве. Явно отрицательное отношение к спиртному основателя религии бахаев Бахауллы зафиксировано в одной из его книг – «Скрижалях Бахауллы, явленных после «Китаб-и-Агдас» («Наисвятой книги»): «Бойтесь променять Вино Божие на ваше вино, ибо оно затмит рассудок и отвратит вас от Лика Бога, Всеславного, Несравненного, Недостижимого. Не прикасайтесь к вину, ведь оно запрещено для вас повелением Бога, Возвышенного, Вседержителя». Его сын и следующий «апостол» нового учения Аббас Эфенди, принявший имя Абдул-Баха, поясняет, что в «Китаб-и-Агдас» запрещены «как слабые, так и крепкие напитки» и что причиной этого является свойство алкоголя «затуманивать сознание и ослаблять тело». Следуя выдержкам из писем старшего внука Абдул-Баха Шоги Эфенди Раббани, сменившего отца на посту пастыря бахаев, алкогольное табу включает в себя не только употребление вина, но и «все то, что нарушает деятельность рассудка». Однако бахаи допускают употребление алкоголя – но лишь тогда, когда этого требует медицинское лечение, назначенное «по совету знающего и ответственного врача, который бывает вынужден прописать данное средство для исцеления определенного недуга».
Бахаизм родился в Ширазе. Но Шираз числился и среди опорных центров зороастрийской религии. Он был административным центром провинции Фарс/Парс, которая дала название всей стране. Его часто именуют «городом роз и соловьев». И дело не только в том, что в нем действительно очень много роз. Шираз давно пользуется неофициальной славой столицы иранской поэзии. И в антологии персидской «винной» лирики заметное место занимают газели Саади и Хафиза, мавзолеи которых в настоящее время относятся к самым известным достопримечательностям города.
Для нас существенней всего то, что Шираз являлся главным регионом иранского виноделия. Были времена, когда вино там продавалось на вес и, как правило, армянами, поскольку в открытую торговать вином было немыслимым занятием для мусульманина. Но винным «бизнесом» втихомолку промышляли многие. Вино разливали в основном в керамические бутыли и кувшины, имевшие разную вместимость – например, хагали (около литра) и хирдба (примерно в десять раз больше). Правда, вину доводилось переживать периоды «охлаждения» власти и суровых гонений. Даже при Хафизе (в период правления жестокого и фанатичного Мубариз ад-Дина) в городе вводился почти настоящий «сухой закон»: были закрыты все питейные заведения, в придачу запрещались многие увеселительные мероприятия. За соблюдением запретов следили специальные чиновники – мухтасибы.
Впрочем, при Мубариз ад-Дин Абу-л-Фаварис Шах Шудже, его сыне и наследнике, все вернулось на круги своя. Настоящий расцвет виноделия в Фарсе наступил в XVI–XVII веках с освоением европейцами Индостана. Португальцы, голландцы, англичане и французы – все везли морем для своих индийских миссий и факторий алкогольные напитки, к которым пристрастились дома. В основном те, которые относительно неплохо переносили многомесячное плавание, – тягучие канарские вина, испанский Allegent (Аликанте) и французское бренди, а позже, разумеется, портвейн, одинаково почитавшийся как его пиренейскими земляками, так и уроженцами Британских островов. Однако привозного алкоголя катастрофически не хватало. Это вынуждало европейцев в приличных объемах докупать в Персии ширазское вино и из Бандер-Аббаса и Бандер-Абушера (нынешнего Бушера) отправлять его морем в Сурат (крупный порт в Гуджарате), а оттуда развозить по всей Индии до самого Дели. Впрочем, считалось, что ширазское вино, букетом, крепостью и вкусом напоминавшее мадеру, приходилось не совсем по вкусу европейцам. Хотя местные виноделы не крепили своих вин. Не знали они и бочек – для ферментации и хранения использовались большие глиняные кувшины.
Но им гордились и не брезговали даже мусульманские правители страны. Этому есть разные подтверждения. Например, в труде известного грузинского историка, литератора и переводчика второй половины XVII века Парсадана Горгиджанидзе «Картлис Цховреба» («История Грузии») повествуется о прибытии царевича Эрекле в 1671 году в Казвин к шаху Сулейману: «При первом же свидании государь благосклонным взглядом посмотрел на царевича и полюбил его, так как, во-первых, он был благородного происхождения, а во-вторых – шаху очень понравились его красота и стройность. Шах назначил ему в год две тысячи туманов деньгами и в день двенадцать бокалов ширазского вина, а также на пятьсот туманов доходу с мал-у-джихата Хонсара на вино и кушанья. Сверх всех других милостей, ему ежегодно выдавали все это»!
Его армянский современник и коллега-историк Закарий Канакерци в своей «Хронике» описывает события, происходившие в правление шаха Аббаса II. Впрочем, его многочисленные рассказы о возлияниях персидского правителя по стилю изложения походят скорее на анекдоты. Однако подобные сведения сообщают нам и европейские путешественники – Жан-Батист Тавернье, Адам Олеарий, Джон Чардин и другие. Вот, например, выдержка из «Третьего путешествия» Яна Стрюйса (XVII век), прозванного в России Иваном Ивановичем:
«Земля вокруг города Шираза весьма плодородна, особенно под виноградниками, дающими также отличное вино, которое считается не только самым лучшим и превосходным во всей Персии, но и во всем мире; оно гораздо крепче, слаще и приятнее канарского шампанского. При дворе в Исфагане пьют ширазское вино.
По причине хорошего сбыта его с трудом можно достать в городе, и кувшин стоит один талер. Слуги голландцев и англичан скупают много вина и рассылают его в другие места. Виноградники находятся у самого города, и со многих мест городского вала можно попасть в них камнем».
Вообще виноград в Персии культивировали практически повсеместно – разумеется, если не принимать во внимание высокогорья. В некоторых крупных областях (например, в том же Хорасане) насчитывалось больше 100 сортов. Одними из лучших признавались казвинский сорт Шахони и исфаханский Кишмиш. С ширазским вином соперничало вино из более северного Рея (ныне город, расположенный примерно на 10 километров южнее Тегерана и даже связанный с ним веткой метро) – родины первооткрывателя дистилляции Ар-Рази, а также (по одной из версий) Заратустры. Важными районами виноделия были Язд, Шамаки, Гилян и Исфахан. Исламские запреты не мешали в открытую производить из винограда и фиников помимо сладких душабов вино и продавать его.
Слава местного вина докатывалась и до Европы. Однако с настоящим ширазским вином европейцы были знакомы, скорее всего, только понаслышке – оно, как и любое другое, плохо переносило перевозку и долгое хранение. Такой «усеченной» известности хватило, чтобы заподозрить в Ширазе родину старейшего сорта технического винограда – Сира (в довольно распространенном варианте написания – Шираз). Но главный центр персидского виноделия славился в основном белыми винами. Хотя среди двенадцати главных ширазских сортов культивировались не только белые, а из сорта, именовавшегося Дамас, делалось и красное вино.
В какой-нибудь полусотне километров от Шираза находятся весьма импозантные руины Персеполиса. Как говорят, после одной из попоек воины Александра Македонского, изрядно подогрев вином себя и примкнувших к разудалому веселью гетер, спалили его. Тогда это было нетрудно – вина хоть залейся. А сейчас… только «алкуль» и безалкогольное пиво.

Авиценна о вине
(из первого тома «Канона врачебной науки»):

…Что касается вина, то белое и легкое вино является более подходящим для людей с горячей натурой и оно не вызывает головной боли, наоборот, оно увлажняет их и облегчает головную боль, вызванную жаром желудка…
А сладкое и густое вино более подходит для тех, кто хочет поправиться и окрепнуть; при этом нужно остерегаться образования закупорок. Для лиц с холодной и слизистой натурой более подходящим является старое красное вино. Вино является прекрасным средством, заставляющим проникать пищу во все части тела. Оно отсекает и растворяет слизь, выводит желчь через мочу и прочее, заставляет скользить черную желчь и легко выводит ее, своим противодействием устраняет ее вредность и растворяет все сгустившееся, не вызывая чрезмерного и неприятного согревания… Знай, что старое вино относится к разряду лекарств, а не к пище. Молодое же вино вредно для печени ввиду того, что оно пучит живот, действует как слабительное и приводит к смещению печени. Знай, что лучшим считается вино умеренной выдержки, прозрачное, с красноватой окраской, приятным запахом и умеренным вкусом, не кислое и не сладкое… Знай, что разбавленное вино расслабляет и увлажняет желудок, и ввиду того, что вода проникает в тело, такое вино быстро утоляет жажду. Вместе с тем оно очищает кожу и укрепляет душевные силы. Постоянное пьянство вредно, оно портит натуру печени и мозга, ослабляет нервы, вызывает заболевание нервов, сакту и внезапную смерть. Питье вина детьми похоже на добавление огня к огню от горящих мелких дров. Старику можно давать столько, сколько он сможет вынести, а по отношению к молодым людям надо придерживаться умеренности. Лучше всего пить молодым людям старое вино, разбавленное гранатовым соком и холодной водой, чтобы избегнуть вреда и чтобы их натура не возгорелась…

Текст Сергея Белозерова
Фото Анны Батюченко

Другие статьи в литературном дневнике:

• 22.08.2009. Бракосочетание в пустой харчевне