День 52-й. А воз и ныне там.

Наташа Лебедева: литературный дневник

Вот и лето прошло, словно и не бывало (С). Надежды на то, что всё может закончится до холодов, окончательно растворились. Позавчера пролежала сутки с температурой почти 40. Здесь северней Донецка и климат холодней, несколько последних вечеров были совсем холодными. Моя самая теплая вещь- это коротенькая джинсовая куртка без подкладки, а жира нет совсем- весу во мне осталось всего 52 кг., поэтому очень перемерзла и простыла. Ночь лежала пластом в полусознательном состоянии, а на утро... На утро нам из Донецка передали теплые вещи. Родители изыскали возможность. В который раз убеждаюсь, что Господь нас слышит. Только, наверное, не исполняет все просьбы, чтобы мы держали булки в тонусе.
До последних дней Донецк сильно бомбили. Пострадало очень много жилых домов. Я уже молчу об инфраструктуре. На той неделе снаряд попал в дом моей бабушки. В угол дома. В это время она как раз сидела на скамейке возле своего подъезда. Бог миловал, отделалась только ударом по голове, когда в разные стороны летели куски кирпичной кладки. Теперь сидит без телевидения и газа. Напротив дома бабушки дом культуры. В детстве я ходила туда на рисование и танцы. Дом культуры тоже разбомбили, от него остались только стены. Еще в детстве, начиная лет с трех, наверное, одним из самых любимых занятий на выходных у меня был поход с родителями в краеведческий музей. Позже, лет через 20, мы ходили туда с Владом лизать соляную скульптуру человека... Музея больше нет- пал под снарядами. А Влад вот уже как полтора месяца ушел на войну в самое пекло- сначала Снежное, затем Иловайск. Звонит и пишет редко, но после каждого сообщения от него становится немного легче дышать. Он один из тех немногих людей, чье место в моей жизни заменить будет никем невозможно. И даже думать об этом нельзя. Он просто обязан вернуться, потому что обещал никогда меня не бросить. Он мой единственный настоящий друг и никогда меня не обманывал.
А между тем в нашем городке для беженцев настала осень и людей стало гораздо меньше. Как говорится, беженцев по осени считают. Остались только те, кому действительно некуда возвращаться. Две недели назад я стала в очередь на гуманитарную помощь. До сих пор мне не дали ничего совсем. Вызвали единственный раз в пункт выдачи и... обругали. За то, что вне очереди и не по адресу задала вопрос и неправильно заполнила анкету. Туда ходить я зареклась, даже если буду подыхать, больше никогда не пойду на подобное унижение. Даже не представляю, где и при каких обстоятельствах можно было утратить всё человеческое, чтобы так относиться к людям, приходящим туда за помощью. А ведь там помимо таких, как я, кому есть где жить и от кого получить помощь, есть и те, кто лишился всего, вместе с родными и всем имуществом. А чего стоит мой поход в Лавру, когда женщина, принимающая листочки с именами на литургию, начала с остервенением вычеркивать моего ребенка только потому, что мы еще не успели его покрестить. Получается, церковь молится только о здравии своих "законных" прихожан. Такое обращение с людьми, находящимися сейчас здесь, равносильно убийству. Теперь я понимаю, почему здесь периодически кто-то или топится, или вешается.
Позавчера дети беженцев пошли в школу, была торжественная линейка. За несколько дней до этого родителей пригласили получить в качестве гуманитарки школьную форму и под нее... вышиванку. Убедительно рекомендовали надеть ее на линейку, потому как будет центральное телевидение. Дети беженцев из разрушеных армией городов стояли в вышиванках. Цинично ли это? Пожалуй, каждый сам должен ответить себе на этот вопрос. На следующий день, когда уехало телевидение, все пункты выдачи гуманитарной помощи закрылись. Людей из детских лагерей и санаториев начали выселять. Куда они вернутся не знает никто, думаю, даже они сами. Благотворительный спектакль имени "Единой Украины" благополучно завершился. Участники и зрители могут расходиться. В принудительном порядке.
Пару дней назад сидела и думала, чего мне будет действительно жаль, если мой дом не уцелеет в результате бомбежки. В итоге попросила маму забрать к себе альбом с моими детскими фотографиями. Еще раньше договорились, что если будут сильно бомбить, родители заберут к себе Умку. За ней сейчас приехать мы не можем. Милиционеров загоняют с обеих сторон. Тех, кто остался с Украиной, мордуют бесконечными допросами и проверками на полиграфе. Зарплату при этом, конечно, не платят. Уволиться из органов невозможно, можно только сдать служебное удостоверение, а взамен не получить ни трудовой книжки, ни послужного списка. Ничего. А через некоторое время узнать, что твоего рапорта на увольнение никогда не существовало, поэтому ты уволен по статье. Любому милиционеру, хоть действующему, хоть бывшему, возвращаться в Донецк опасно. На блокпостах ДНРовцы всех проверяют по каким-то спискам. По слухам в них более 300-т фамилий, и добрая половина из них- представители МВД, юстиции и СБУ. Их снимают с автобусов или личного транспорта, приглашают на разговор. Многие потом возвращаются в здравии, кто-то не возвращается совсем. Кто-то подолгу сидит в застенках с мешком на голове. Мой знакомый, бывший военный ныне предприниматель, провел 42 дня в застенках. Отпустили только по протекции какого-то влиятельного человека, и то с условием, чтобы город не покидал и забыл о том, что на момент задержания он являлся владельцем автомобиля, стоимостью 36 тысяч американских денег. Мой знакомый прислал свое фото... В этом худом, бородатом человеке неопределенного возраста теперь невозможно узнать того самого успешного и упитанного бизнесмена. С учетом всех этих факторов я просто не знаю, как нам можно будет даже ненадолго приехать домой. Страшно за ребенка. Ему не посчастливилось родиться в семье, которая сейчас несет ему потенциальную опасность.
Дни стали однообразнми и радует только то, что время идет очень быстро. Мой муж, который всегда отличался стойким, флегматичным характером, начал впадать в уныние, хотя всё еще пытается держать марку и не показывать этого. Но каждую субботу напивается практически в хлам, чтобы хоть немного разгрузить голову. В воскресенье его накрывает похмельная хандра и тоска по дому, которая вынуждена постепенно отступить к утру рабочего понедельника. И потом заход на новый круг. Скажу откровенно, что если бы я не кормила грудью ребенка, то в этих условиях, наверное, каждый мой день был бы субботой. Поэтому муж еще относительно неплохо держится.
В остальном... А что в остальном? Дикая, нечеловеческая усталость. Наши друзья уже не единожды пожалели о том, что приютили нас. Теперь же даже не особо это скрывают. Но попросить нас съехать не позволяет воспитание и память о хороших отношениях в мирное время. Я их не осуждаю и прекрасно понимаю, что людям без детей очень сложно понять и принять ритм жизни семьи с грудным ребенком. Тем более, что Ванька тот еще фрукт.
А еще мне часто снится один и тот же сон: я просто смотрю в окно своей кухни на реку, а на улице идет дождь. Перед домом растет какое-то странное дерево, всё усыпанное огромными желтыми грушами. И всё вокруг блеклое и черно-белое, и одни эти груши настолько цветные, что от них рябит в глазах. Не знаю, что это значит. Наверное, ничего.




Другие статьи в литературном дневнике: