Олег Оленев

Мистификатор Оленева

Меня зовут О. Оленев. Имя скандинавское, означает в переводе что-то типа «священный». Одного этого, конечно же, недостаточно, чтобы им быть. Но успешный задел на всю оставшуюся жизнь (и - будущую) был уже положен. Старт, как говорится, был задан. Родили меня родители. Папу звали Папой (как в племенах Полинезии), ну а маму, маму звали коротко и ясно – Мамой (как в племенах Меланезии). Родители были неплохие, но я почему-то думал, что меня родил именно Папа: сказано ведь – «родители». Им виднее, кто и когда – из них – кого рожал. Дедушку кликал дендукой, а бабушку, бабушку – бамбукой. Теперь-то я знаю, что дерево есть такое: видите, умнее стал. Извилины подвыросли и заокруглились... Но это сейчас; забегая вперед, скажу, что забегать вперед я больше твердо не намерен.

Итак, родился я 08.08.86 – и, при этом, совсем не на Итаке. Но тогда я об этом не знал, считать не умел, даже не знал, каким образом это вдруг может стать важным. Впрочем, и сейчас у меня такой уверенности нет... Папа встретил Маму на лавочке около подъезда, когда она внезапно для себя вдруг сломала ногу в бедре. Почему в бедре – тогда я этого не знал. Сейчас-то, вот, хотя бы знаю, что не знаю. В Днепропетровске это было, горожане – «Днепр» говорят. Коротко и ясно. Мама летала высоко в небе, прыгая с парашютом, а Папа возвращался почти каждый день к фирменному автобусу «Днепра», где, видимо, менял взмокшие после игры вещи. Уже тогда для меня было совершенно очевидным, что самое трудное – это добраться на игру. Отыграть – это так, дело плевое. Заметьте, что о сервисе отечественных маршруток я тогда ни нюхом не подозревал, ни слыхом.

Однажды Мама приказала мне вынести мусор на седьмом этаже из нашей квартиры, и, помню, весь день я был этим фактом весьма пренепреятно перешокирован до одури в коленках и темных синяков под голубыми, как сваренные яйца всмятку, глазами. От ящика вонь несусветная на всю ивановскую шла, как от тухлой рыбы, сележьих внутренностей или прокисшей дотла конcервной банки. Таким образом, ребенок оказался вполне приобщенным не только к угрожающему миру окружающей зловонной действительности нашего переболевшего свинкой социума, но и получил также амнезию органов апперцепции на всю оставшуюся жизнь. Также, и слуха. Ах да, забыл сказать о том, что в детстве я немало увлекался диофильмичной историей о чудодейственных похождениях сказочного богатыря Евпатия Коловрата, что может – несомненно – в будущем не мало посодействовать моим дорогим биографам. Ибо кто же будет изучать все эти дрянные – до одной – протухшие, загнившие еще на корню, биографии представителей моего поколения?

Итак, я продолжаю. Дальше было совсем плохо. «Родители» разливали клей «ПВА» на Озерке, штампуя многочисленные этикетки на плоские бока немногословных банок. Со мной практически не говорили, видимо, обидевшись на то, что я весь день, к примеру, а также ночь, и следующий день и т.д. мог сидеть на диване, что располагался в нашей главной зальной комнате как раз напротив телевизора (тогда я еще не знал о Пайке!), - все время без устали читая. Им тоже хотелось. Но они не могли. Нужно было работать, как волы, и при этом еще успевать заработать. Бедные.

Я тырил по кошелькам родителей мелочь на шоколадки для друзей, рискуя быть пойманным и, конечно же, немилосердно обруганным. Но я не боялся. Никогда не боялся. Забыл сказать. Я пошел в школу, а оттуда в седьмой, восьмой, одиннадцатый класс... Просто школа, как и любая образовательная система, устроена таким образом, что, чем больше времени она пытается заставить вас уделить себе, тем меньше ей это реальным образом удается [сделать]. Из класса в класс, помню, менялись только стулья (с надписями или без), ну и, само собой, порядок расположения на них. Количество и качество, так сказать, рассадки. Некоторые педагоги, помню как сейчас, даже этим гордились, полагая себя достойными выбивать несуществующую прибавку к мизерному, как они любили выражаться при нас, несмышленышах, жалованью...

Да и мне на этом месте так стало жалко всех их (а, может быть, всех нас), - что я вынужден отойти, чтобы в одиночестве спокойно прослезиться (или, может, посетить отхожее место, что ж – тоже нужно). Поэтому на этом месте внезапно вынужден закончить по физиологическому, так сказать, фактору, полному всяческого, от меня не зависящего никак (клянусь!), злосчастия... Не поднимайте меня на смех. Точка.

Написать личное сообщение    Добавить в список избранных