Игорь Снежневский
Происхождение моё туманно, поскольку надёжных документов о времени и месте моего рождения не существует, и все, что как-то проливает свет на эти обстоятельства, получено из случайных разговоров с обитателями окраины захолустного черноморского городка - людьми малообразованными и безответственными. Собеседники мои с трудом вспоминали подзабытое прошлое, путались в словах, ссылались на то, что не представлялось возможным проверить, и для убедительности чаще пользовались жестами, чем аргументами. К счастью, вино подогревало интерес к беседе, развязывало языки, и мне, в конце концов, удалось сложить воедино многие, нередко противоречивые глухие сведения и выяснить, что я - сын рыбака, мечтавшего найти кувшин с золотом, и цветочницы, верившей в чудеса.
Отец мой однажды не вернулся из моря, его баркас попал в жестокий шторм, треснул под ударом бортовой волны, рассыпался и сгинул в кипящей пучине; на берег не выбросило ни тел рыбаков, ни обломков - погибла вся команда. Мать моя, бывшая беременной, сошла с ума от горя. Спасалась она тем, что уходила за город и собирала свои любимые маки, причём, самый крупный из найденных цветов получал имя отца. После одной из таких прогулок мать бесследно исчезла, как будто её вообще не было в нашем мире.Что случилось на маковом поле, узнать так и не удалось. Но дворовая собака, всегда сопровождавшая мать, принесла в зубах обмотанного пуповиной посиневшего младенца, в стиснутом кулачке которого нашли принадлежавшее матери колечко с бирюзой, - это был я.
Удивительно, но беспощадный к слабости, простой и довольно жестокий мир городка, а точнее, его наименее приличной части - слободки, деловито принял меня как свою родню. Возможно, потому что обитателям дна общества свойственно мистическое почитание юродивых, каким я, по сути, и был: полуживым, нежизнеспособным, не издававшим ни единого звука младенцем, неизвестно как родившимся и не получившем от матери ни грудного молока, ни хотя бы имени. Мать исчезла, её даже не искали. Моей семьёй стала вдова, скончавшегося в тюрьме легендарного картёжника по кличке Риголетто. Портрета после него не осталось, как и его настоящего имени; для всех он был Риголетто. Помню, что в чулане стояли его огромные кожаные сапоги и висела кобура от маузера, в которой всегда сидели тараканы. Ещё в доме стоял неизвестного происхождения старинный кованный сундук набитый великолепными книгами; они-то и стали почвой моего развития и спасительным прибежищем души, страдавшей от простоты нравов и ужасной грубости окружения...
Отец мой однажды не вернулся из моря, его баркас попал в жестокий шторм, треснул под ударом бортовой волны, рассыпался и сгинул в кипящей пучине; на берег не выбросило ни тел рыбаков, ни обломков - погибла вся команда. Мать моя, бывшая беременной, сошла с ума от горя. Спасалась она тем, что уходила за город и собирала свои любимые маки, причём, самый крупный из найденных цветов получал имя отца. После одной из таких прогулок мать бесследно исчезла, как будто её вообще не было в нашем мире.Что случилось на маковом поле, узнать так и не удалось. Но дворовая собака, всегда сопровождавшая мать, принесла в зубах обмотанного пуповиной посиневшего младенца, в стиснутом кулачке которого нашли принадлежавшее матери колечко с бирюзой, - это был я.
Удивительно, но беспощадный к слабости, простой и довольно жестокий мир городка, а точнее, его наименее приличной части - слободки, деловито принял меня как свою родню. Возможно, потому что обитателям дна общества свойственно мистическое почитание юродивых, каким я, по сути, и был: полуживым, нежизнеспособным, не издававшим ни единого звука младенцем, неизвестно как родившимся и не получившем от матери ни грудного молока, ни хотя бы имени. Мать исчезла, её даже не искали. Моей семьёй стала вдова, скончавшегося в тюрьме легендарного картёжника по кличке Риголетто. Портрета после него не осталось, как и его настоящего имени; для всех он был Риголетто. Помню, что в чулане стояли его огромные кожаные сапоги и висела кобура от маузера, в которой всегда сидели тараканы. Ещё в доме стоял неизвестного происхождения старинный кованный сундук набитый великолепными книгами; они-то и стали почвой моего развития и спасительным прибежищем души, страдавшей от простоты нравов и ужасной грубости окружения...
Произведений: 429
Получено рецензий: 108
Написано рецензий: 71
Читателей: 25180
Произведения
- Портрет в интерьере - городская лирика, 23.09.2013 14:50
- Портрет в интерьере - городская лирика, 22.09.2013 23:00