Письма Светлане части 4-5

Шли дни.
Телефон молчит.
Это вещь явственно паскудная.
Хочешь позвонить аль написать —
Так и начни.
Но нужно ждать.
Интересно, сколько ещё суток.

Шли дни.
Однажды утренним дождём,
Кой каплями будто 
Сводит в слова чернила:
"Мне непонятно, отчего так вышло".
Я посмотрел на улицу.
Голову подперев локтём.

Пока карниз гнулся под натиском дождя,
В комнате подле меня садился петрикор
И шепчет:
Была бы здесь — как пошутила бы она?
Вздохнув,
Я улыбнулся, лучей встречая взор.

Коли увидимся...
Что приготовить вместе?
Мысли снаружи бьют по листам берёзы.
Кто-то открыл подъезд.
Сижу в той же позе.
Постойте...
Что разум со мной делает?

В ладони взяв дневник, читаю рапорт.
Но я нахмурился.
В чём дело?
Слова -отчего, -скорей бы и -вероятно
Будто написаны...
Нет.
Так нельзя, нет.

Я было занёс руки у краёв страницы.
Хотя, возможно, это мне и нужно.
Это ведь выразительно и любви не чуждо,
Хоть и слагаю я ложную обитель.

Хотел закрыть.
Да что же это делается?
Нахмурившись,
Постукиваю пальцем по столу.
Так переписать или оставить?
Боже, чего тут думать?
Чёрт с ним.
Вырвал новые страниц семь.

Лоб рукой подпёр.
Что теперь писать?
Может оставить так?
На телефон взгляд кинул.
Позвольте,
Так можно и влюбиться, право.
Мне то негоже.
Захлопнув, в стольный ящик отложил.

Я решил выйти.
Дождь закончен.
Листья блестят,
Но будто слепят, честно.
По траве прошёл и промочил башмак.
-Потрясно.
Подняв, носок ботинка оглядел.

Выдохнув, заложил руки в карманы.
В жизни всякое может быть, не верно ль?
Вы ошибаетесь.
Завернув за угол,
Прищурился, нахмурился затем.
Егор и Света.
Что они тут делают?

Как часто
Гордость смеётся над любовью,
Других к себе, себе к другим.
За властью унижать, смех, полный боли,
Жаждущий совета,
Как любимым стать.

Они шли рядом, руками не касаясь.
Но его голос шутками в ухо пищит.
Он "молодец".
Он так старается.
Челюсти сжав,
Я понимаю, что лучше уйти.

-Арсений!
Конечно, он захочет утвердиться.
Света, смутившись, на меня взглянула.
-Егор.
Дольше чем полагалось, я на неё смотрел.
-Потерялся ли?
-Ищу в твоих прогулках юмор.

Егор наклонил голову вперёд.
-А, ещё помнишь то, значит-
-Не смей.
-Я не хотел, Сеня, но люди говорят-
Глаза ему вырвать в миг я был готов.

-"Говорят", благодаря тебе.
-Света, ты с Арсением знакома?
Она, не глянув ухмылку на его,
Молча смотрела на меня, трогав браслет.

-Ведь его папа-
Я сделал шаг вперёд.
-Ух ты,
Какой ты борзый.
Достал из карманов руки.
Размыто всё, кроме него.
Оторвавшись, глянул на Свету.
В сторону.

-Кретин.
Я потерял контроль.
Я повернулся уже, чтобы уйти.
-"Кретин"?
Но заместо этого, дал ему повод.
-У сына алкоголика больше шансов
Им быть.

Проехала машина.
Я сжал кулаки,
Там будто было его податливое горло.
Дышать.
Дышать!
Хочу вывернуть кисти.
Рвать сухожилия.
Слышать его рёв.

Прошло десять секунд.
Я повернулся медленно.
Света рукою закрыла рот.
Брови подняв, скучно глядит Егор.
Уставившись,
Я говорить не смел.

Моя щека около глаза дёрнулась.
Дышать.
Света сдвинула брови "домиком".
Но это ошибка не моя.
Кичись, будь наглым.
А дальше посмотрим.
Посмотрим, кому будет писать.

-Напишешь нам стихи, Сенюша?
Но я не слышал.
Забыл, что ботинки мокрые.
Я шёл по улице в другую сторону.
Открыл дверь-колокольчик.
Продукты оплатил.

Я поднимался по ступенькам эхом тихим.
Ключом медленно в замке поездил.
Зашёл.
Закрыл дверь затем.
Пакет поставил около обувницы.
Стою.
Из комнаты тикают часы мне.

Стою, в полу разглядывая линии.
Затем пальцы правой руки дёрнулись.
Стук в дверь, скоро её открыл.
Стоит соседка:
-У вас всё хорошо?

-Да, всё в порядке, просто упал.
-А.
Кивнула.
-Будьте аккуратнее.
Я улыбнулся.
-Благодарю, хорошо.
Дверь за собой закрыв,
Вернулся в комнату.

Куски и щепки дерева валялись,
Пока по комнате был разбросан стул.
Взглянул на руку.
Мазоли розово-красные,
Пульсируют, будто выпрыгнут.

Стекло на коврике.
Как это подмести?
Достав телефон, печатаю в экране.
Часы валяются настенные у дивана.
Застыл.
Его швырнул.
Застыл.
Дёрнулась губа.

Шли дни.
Света не понимала,
Как это мог сказать Егор?
Он пишет, чаще чем обычно:
"Света, в чём дело?",
"Почему не отвечаешь?",
"Я извинился перед ним".
Но после двух раз
Она на сообщения уже не смотрит.

На кровати лёжа, она звонила Насте:
-Конечно, он мне плед не предлагал,
По-честному, он вообще пропал.
-Но это, да...
-Не знаю, что тогда нашло на Егора.

-Зачем он это при тебе сказал?
-Возможно, он пытался отомстить?
-Ну и придурок.
-Ещё пишет вчера:
"Света, я извинился перед ним".

-Ну-ну.
-Я ему не верю.
Да и вообще, чувство такое странное.
Света закинула руки за голову на кровати.
-С ним как-то нудно что-ли.
Писклявый он вообще.

Настя смеётся.
-Только сейчас заметила?
-Да нет, но как-то...
"Света, привет",
"Света, как дела?",
"Света, давай туда-то сходим",
"Чего не отвечаешь?".
У телефона аллергия на него теперь.

-Так видно, что ему-то стыдно.
-Кому бы не было.
-Часто бывает:
Он пишет,
А что мы?
Разве у нас не могут быть дела?
-Да, подумал о себе.
-А что со вторым?

Света молчит, глядя в потолок.
Вздохнула.
И тут, поднявшись, на кровати села.
-Насть, погоди,
Что он подумает об этом?
-Точняк!
-Ведь я ж, по сути, тогда шла с Егором?

-Погоди, не торопись и не волнуйся.
Плохо, конечно...
Всё это, да.
Света ладонью по шее провела.
-А что остаётся?
-Не напишет, думаешь?

5.

Открылась дверца под раковиной.
Кухня.
Скрипнув, кинул в мусор бумажные комки.
Воды плеснул в стакан,
Журчя, вбежал что по стеклу.
-Они расходятся,
Скоро.
Она не даст ему рядом быть.

Подхватив стакан,
Я подошёл к окну, взяв его в две руки.
Присев на подоконник,
Гляжу я на антенны.
Пока горлом контактов поёт холодильник,
Я несколько прищурился.
Кивнул пару раз чуть видно:
-Дело сделано.

Я почесал у носа двумя пальцами.
-Не этого значительно я ожидал.
Закончив пить,
Стакан на гранит поставил.
Открою дверь в комнату.
На столе тетрадь.

За занавесками закатных чаек пение —
Скрипка природы об оранжевой мечте,
Мечте, что время ещё будет вдалеке.
Я выдохнул.
О чём мечтать теперь?

На стол облокотившись, ей я обольщён.
И наклонивши голову, я закрыл глаза.
Невольно вернусь к мысли,
Как Света войдёт,
Как улыбнётся,
Как...

Я раскрыл глаза, проморгал усиленно.
-Что я наделал?
Невольно выдал шёпот.
-У всех есть, разумеется, своя граница.
Но...
Боже,
Я что, в неё влюблён?

Одной рукой лицо закрыв,
Я простоял так секунд пятнадцать.
Я слышал и чаек крики, и грузовик,
И своё дыхание,
Но ощущение, будто в темнице тишины.

-Что я наделал...
Какая глупость, однако.
Какая глупость.
Боже, зачем.
Присев на стул,
Не знаю, смеяться или плакать.
-За что меня так подводит сердце?

Я не хотел любить.
Не думал привязаться.
Но каждым словом
Полощу я нервы,
Полощу бензином,
Венозным осознанием.
А потому, что обратимо
Верю.

Я не хотел любить.
В этом нет смысла.
Любовь была вопросом выдержки
И методологии.
Зачем любить?
Чтоб быть любимым только.
Но не могу сосудов расширение
Я уговорить.

Схватив дневник, швыряет его в стену.
Но чувства дрянные не подобны воздуху.
Он опадает, листая страницы.
-Горе мне.
Упал на стул.
Как я поддаться смог?

Прогладив лоб пальцами руки,
Резко ей стукнул по столу,
Прихлопнув гордость.
-Я что так много думал о ней?
Да что ж это со мной?!
Сердце стучит,
Толкая яд,
Загоняя в муки.

Затем, жар слов жаром кулака
Прикрывая уставился на те же антенны,
Провода
И крыши.
-Всё верно
Я усмехнулся.
-Глупость какая.
Не двигаясь, сижу.
Подует ветер.

Как мог влюбиться?
Твою налево, как же глупо!
Но чести от чего, конечно, я не потерял.
Я человек, а людям любить свойственно,
Увы,
Даже в наших реалиях.

Я бы хотел всё это отбросить.
На коже испаряется ревниво
Могущество и страсть
На смену ему стучит,
Стыд сталкивая и боязнь.
Зачем люди вообще любить могут?

-Я не хочу осечек.
Помехи да и только.
Наверное,
Это услышав,
Света бы разрыдалась.
Вспомнил её ланиты,
Вспомнил...
Отца.
И проморгав,
Свой взгляд за чайками вернул,
На волю.

Что будет там, в горящих грёзах?
Мне совестно о том, в принципе, писать.
Но я влюблён.
Я допустил осечку.
Но не надолго.
Что делать?
Боже, думать нужно начинать.

Стул отодвинув, к дневнику нагнулся.
-Тебе пора в помойку.
За страницу по;днял.
Скрипнув на пороге,
Я безустанно думал:
-Такое могло быть.
Мне нужно отдыхать.

Другие девушки,
Общение,
Но не одиночество.
Всё же, они — в жизни не центральное.
Скрипнула дверца.
Шум пакета.
Её закроб снова.
-Вот так.
Но тут слышу я в прихожей голос звонка.