Во сне иль наяву!

Эта необыкновенная история, ещё даже не произошла. Хотя и началась она тысячу лет назад. «Как такое может быть?» Спросите вы. А вот послушайте.

В палатах княжьих, хладом веет,
Богатство где и блеск камней,
Душа у Инги леденеет
В тоске по родине своей.

Два года в тягостном изгнанье,
На чуждой, северной земле.
Отец обрёк её страданью,
Покорной быть чужой судьбе.

Князь Ярослав, он в ратном деле
Находит славу и почёт.
Она же в роскоши до селе.
Лишь горечь в сердце бережёт.

И сын его, Илья безусый,
Что в Новгороде держит власть,
Ей ненавистен, словно узы,
Как злая, пагубная страсть.

Ведь в чреве плод любви и муки,
Наследник, будущий герой,
Уже простёр бы к власти руки,
Но путь ему закрыт Ильёй.

Как кость в гортани, он мешает,
И мысль темна, как зимний мрак.
Она свой час лишь ожидает,
Чтоб нанести один удар.


                Песнь на пиру

Так, злые думы в сердце выпекая,
Она дошла до залы пирровой,
Где знать сидела, князя прославляя,
Что правил градом уж который год.

Гостей весёлых собралось немало
На годовщину княжеских трудов.
И вот, когда она в дверях предстала,
Придворный шут уж к песне был готов.

Увидев гостью, он ударил в струны,
И голос едкий, словно остриё,
Пропел слова, что были злы и юны,
Вонзаясь в самое её нутро.



                Песнь гусляра

За морем синим, за туманами,
Живут варяги с кошельками,
Плывут на Русь, где мёд рекой,
Нарушить наш святой покой.

Ой, ты, земля моя, родная,
От края стонешь и до края!
Чужой сапог тебя топтал,
А люд простой лишь голодал!

Князья пируют в светлых гриднях,
В шелках заморских, пьяны, сыты.
А мужику – и хлеба нет,
Лишь горечь бед да тяжесть лет.

Ой, ты, земля моя, родная,
От края стонешь и до края!
Чужой сапог тебя топтал,
А люд простой лишь голодал!

Глядят с укором образа,
На злата блеск, на бирюза.
Не в этом правда, не в мехах,
А в честных, праведных руках.
Звенит струна, летит по свету,
Доносит истину всем эту...

                Гонец на пиру

Княгиню, гости уже ждали,
И Ярослав, супругу встретив сам,
С любовью целовал, и всех к столам
Он жестом властным приглашал.

Пир шёл горой, и лился мёд рекою,
Казалось, здесь и места больше нет.
Но вдруг, нарушив сладостный обед
Внезапный гость ворвался к ним стрелою.

Взъерошен, в пыли, сбивчив его слог:
«Прости, мой князь, что прерываю пир!
Идёт молва, что враг, презревший мир,
Идет войною, дерзок и жесток,

Пока не лёг на землю белый снег,
На Новгород устроит свой набег!»
Князь Ярослав: «Слетается над Русью вороньё,
Дымят пожары тут и там.
Ступай, Илья, дитя моё,
Тебе свою дружину дам.

На третий день пойдёшь в поход,
На половцев, нет злей врага.
Пора тебе мужчиной стать,
Мне честь твоя так дорога».
Илья:
«Отец, готов я в смертный бой!
Исполню долг – святое дело.
За Русь я жертвую собой,
За веру нашу встану смело».

Обнял его великий князь,
Слеза мужская по щеке, Скатилась,
 «Я верил, сын, всегда в тебя!»
В глазах надежда засветилась.

А за колонной, в полутьме,
Не веря собственным ушам,
Стояла, Инга, думая о зле,
Что случай посылает сам.

Вот он, желанный, смертный час
Для пасынка, что волка злей.
Она, лишь жестом щуря глаз,
Зовёт того, кто предан ей..

И к Эймонду, склонив главу,
Вполголоса даёт приказ:
«Ты с ним пойдёшь. Но наяву
Исполни мой прямой указ.

Чтоб не вернулся он живым.
Исполнишь – щедро награжу».
И он, с поклоном вежливым:
«О, госпожа, я услужу».

Ликуя, встала у стола,
И голос звонко прозвучал:
«Чтоб вражью силу победить,
Я дам вам лучшего бойца!

Пусть рыцарь мой идёт в поход,
Пусть все увидят в этот час –
Мне дорог новгородский род,
И я в беде всегда за вас!»
  Все приветствовали её речь
 восторженными криками!
Третьего дня, как и было, назначено Ярославом,
 Дружина во главе князя Новгородского
 выдвинулась на встречу, ворогам половецким.   


                Песнь дружины

Туман седой встаёт с полей,
Запели птицы в роще.
Седлай, дружина, скакунов!
Пусть враг от страха ропщет!

Мечи булатные в руках,
И стяги в небе реют.
Мы чуждый сеем в душах страх,
Сердца отвага греет!

За Русь-державу, за народ,
За матерей и жён!
Восстал наш богатырский род,
Кто смел и кто силён!
Поднимем стяги к небесам,
И враг бежит, не зря!
Мы не оставим шанса псам,
Под стук копыт, звеня!

Горят на солнце купола
Бьёт звонница у храма.
Нас вера к подвигу звала,
Избавить Русь от срама.
Пусть половецкая орда
Узнает нашу силу!
Не ступит враг здесь никогда,
Найдёт себе могилу!

За Русь-державу, за народ,
За матерей и жён!
Восстал наш богатырский род,
Кто смел и кто силён!
Поднимем стяги к небесам,
И враг бежит, не зря!
Мы не оставим шанса псам,
Под стук копыт, звеня!

Пусть помнит враг на сотни лет
Удар меча крутого!
Мы принесём зарю, рассвет
Для дома дорогого!

Вперёд! За Русь! Вперёд! Ура!
Настала нам пора!
Вперёд! За Русь! Вперёд! Всегда!
Ура! Ура! Ура!

Недолго конница летела,
Степною пылью пеленясь.
Душа отмщением горела,
И в сердце гнев копил наш князь.

Но что открылось их очам?
Деревня — пепел да зала.
По разоренным очагам,
Лишь смерть холодная прошла.

Следы врага ещё дымятся,
Илья, нахмурив грозно бровь,
Кричит дружине: «К бою, братцы!
Прольём за слёзы вражью кровь!»

И вот, не минул даже час,
Как вражий настигли стан.
Внезапный яростный удар.
Решил тот скоротечный бой.

Забыв добычу, врассыпную,
Метнулся в страхе половец.
Но месть настигла не минуя,
Прервав разбойничий набег.

Илья с коня сошёл устало,
Верёвки пленным разрубил.
И солнце, будто ярче стало,
И ветер слёзы осушил.

И стон, и плач, и крики счастья
Слились в единый гул хвалы:
«Хвала дружине, что в ненастье
Нас сберегла от кабалы!»

Но средь толпы, где радость и смятенье,
Три юных девы, позабыв про страх,
Метнулись к лесу в странном исступленье,
Лишь ветер взвил подол в густых кустах.

Их звали, но напрасно раздавались
Призывы их, остановить.
Они в тени деревьев потерялись,
Оставив князя в мыслях: «Что за прыть?

От счастья ли бегут, иль от напасти?»
Дивился князь Илья, пожав плечом.
И, обратясь к народу, молвил властно,
Сверкнув своим решительным мечом:

«Идите все под Новгорода стены,
Там кров найдёте и покой, и хлеб.
А мы настигнем вражеское племя,
Чтоб ворог на Руси сломал хребет!

Чтоб не повадно было чужеземцам
Топтать поля и сёла наши жечь!»
И дал крестьянам воинов-умельцев,
Чтоб их в дороге от беды сберечь.

А сам с дружиной, верною и смелой,
По свежему помчался вновь по следу,
Чтоб довершить карающее дело
И одержать над недругом победу.


Спустился вечер, лес окутав мглою,
Привал устроен, вспыхнули костры.
Дружина пела, споря меж собою,
Кто храбр был и как мечи востры.

И мёд хмельной рекою в чаши лился
За Русь святую, за былую сечь.
И каждый витязь весел был, гордился,
Не чуя, как навис над ними меч.

Не меч, но яд — предательская плата.
Варяг Эдмунд, чей взгляд был пуст и сер,
Подсыпал в медовуху он отравы,
Исполнив волю злобной Инги Герд.

И пили все, не ведая обмана,
За славный бой, за будущий поход...
А ночь уже из чёрного тумана
Сплетала им смертельный хоровод.

...Рассвет забрезжил, алым разливаясь,
Лягушки хором славили зарю,
И птичий щебет, в ветках просыпаясь,
Дарил хвалу родившемуся дню.

Природа жизнь и радость источала,
Но смерть царила в стане у реки.
Десятки витязей заря встречала,
Что не проснулись жизни вопреки.

В лучах восхода, страшною картиной,
Лежали те, кто был отважен, смел...
Так пала в ночи храбрая дружина,
И пир победный, стал последним им.


                Лесное колдовство

Но вдруг из чащи, где туман клубил,
Три белых тени вышли, чуть дыша.
Их лёгкий шаг над травами скользил,
Как будто бы не тело, а душа.

То были девы, что недавно скрылись,
Покинув стана суетливый крик.
Они в безмолвном танце расходились,
Взирая в каждый бездыханный лик.

Искали жизнь в объятиях прохлады,
Где смерть раскинула свой страшный пир.
Вдруг крик пронзил лесов прохлады:
«Нашла! Он дышит, не покинул мир!»

И две другие тут же подлетели,
Склонились к юноше, что был без сил.
А то Илья лежал в своей постели
Из трав, что хладный сон ему дарил.

«Скорей к старушке в Избу, в глушь лесную!»
«Но как поднять? Он тяжестью свинца!»
«Забыла ты про силу колдовскую?» —
Шепнула третья с хитростью лица.

И, взявшись за руки, сомкнули тесный круг,
Запели шёпотом старинный свой напев.
И лес ответил им, и всё вокруг
Застыло, голосом волшебных нимф.

И чудо чудное свершилось! Словно сон,
Поднялся князь, с закрытыми глазами,
И сам пошёл за девичьим венком,
Что вился в танце дивном пред очами.

Они кружили, увлекая в тень,
Где вечный сумрак, лиходейства пир.
Так начинался новый, странный день
Для князя, что покинул этот мир.


                Княжеский сон

Шли долго ль, коротко— не ведомой тропою,
Что скрылась лесом на не ведомых дорожках
К избушке ветхой, вся поросшей мхою,
Что на пеньках стояла, как на курьих ножках.

У той избы сидела, сгорбив плечи,
Старуха с взглядом пасмурным, седым.
И девы к ней помчались, недолечи:
«О, бабушка! Мы с чудом неземным!

Мы князя привели! Он жив остался!
Он нас от половского плена спас!
Он с ядом лютым в поле повстречался,
Ты помоги ему на этот раз!»

Ворча, старуха встала неохотно:
«Ах, окаянные! Ну что мне делать с вами?
У вас заботы вечно без заботно!
Тащите в хату, не стоять столбами!»

Илью на лавку бережно кладут,
И старая ведунья, что-то бормоча,
Дала отвар ему, как дивный изумруд,
И сон объял его, как саваном влача.

И сколько спал он, ведал только Бог,
Но жизнь в него упрямо возвращалась.
И в дрёме той, за сказочный порог,
Душа его невольно увлекалась.

Ему всё грезился один и тот же сон:
Прекрасной девы лик, что ярче дня.
Он был её красою покорён,
Какой не видел прежде никогда.

И пела дева голосом звенящим,
Как будто ручеёк в лесной тиши,
И песни те, над парнем спящим,
Всё отзывались в глубине души.


                Сквозь зеркало времён

Не мог понять он дивных сновидений,
И, мукою сердечною томим,
Решился князь развеять груз сомнений,
Спросив старуху, что сидела с ним.

«Скажи, ведунья, мудрая моя,
Что за виденье мучает меня?
Я ночью каждой, лёжа в дрёме сладкой,
Встречаю деву с тайною загадкой.
Кто есть она? И где её искать?»

«Ну, ладно», — бабка молвила, — «так знать,
Поворожу на сон твой беспокойный».
К котлу подходит, поступью не стройной,
Травы щепотку бросила в котёл,

Вода вскипела, пеной помутнела,
Но вот прозрачной стала, как стекло,
И в глади той, как будто бы прозрело,
Виденье девы дивной пролегло.

«Она!» — воскликнул вдруг Илья в волненье, —
«Скажи, где дом её, и где её селенье?»
«Ишь, прыткий ты какой!» старуха проворчала,
«Её судьба ещё и не настала!

Она родится через тыщу лет!
Ты видел, князь, грядущего рассвет!»

«Чей?» —спросил Илья, печали полный.
«Неведомо. Быть может, всей земли.
А может, твой...» И князь, тоской безмолвной
Сражён, промолвил: «Мы навек вдали...»

«Есть способ», — хитро ведьма отвечала,
«Тебя отправить в те края, к ней в дом».
«Есть способ?!» — в нём надежда зазвучала,
«Не мучь, старуха, говори о нём!»

«Но помни, князь, — сказала та сурово, —
Назад дороги может и не быть!»
«Да что мне здесь? Ни ласкового слова
От мачехи. Отец успел забыть.

Неволя-дом! Отправь меня скорее!
Хочу взглянуть на свет очей моих!»
«Ну, ладно, встань пред зеркалом быстрее.
Илья воспрянул и на миг затих..

Смахнув покров, явилось отраженье,
И стала колдовать, махнув рукой.
И в зеркале явилось вдруг движенье:
Там зал огромный, люд стоит толпой.

Одежды вроде наши, но чудные,
И звуки странные со всех сторон...
«Иди!» — толкнула бабка вековая.
Как запоёт петух, вернись домой!,

Приди, на место, где сейчас окажешься,
Иль сгинешь там, оставшись навсегда!»
И князь шагнул, и с миром тем связался,
Где ждёт его неведома судьба.

Избушка скрылась. Шум, смятенье, крики,
Как будто ад все звуки породил.
Стоял он, вкопанный, теряя лики,
Но постепенно к шуму попривык.

Гремел весёлый новогодний вечер,
И музыка чудная шла рекой.
На сцене пел какой-то скоморох.
А дева Инга тешилась с толпой.

Любава, в платье княжеском нарядна,
Стояла скромно, глядя на народ.
И тут варяг, одетый так парадно,
К ней подошёл, прервав событий ход.

«Привет, пошли со мной кружиться!»
«Прости, я не танцую, , нет».
«Да что ломаться! — начал он сердиться,
Мне не давала ни одна ответ

Такой обидный!» — и схватив за руку,
Повлёк её, не слушая мольбы.
Она пыталась вырваться, но муку
Терпела от его стальной руки.

В тот самый миг, из зеркала явившись,
Илья осматривал диковинный тот зал.
И вдруг узрел, от гнева распалившись,
Как воин девицу его терзал!

Он тут же бросился, как сокол ясный,
Схватил варяга за руку тотчас.
«Доколе будете вы, род опасный,
Чинить разбой на землях вы у нас?!

Пусти девицу!»
 Эдик изумился,
Глаза расширив: «Ты есть кто таков?»
«Он парень мой!» — вдруг голос изменился,
Любава молвила, не зная других слов.

 «Так у тебя есть парень?» — тот спросил.
«Ну, что ж... А мы с тобой, — сказал он злее, —
Ещё сочтёмся!» И простыл и след.

«Как величать тебя, душа-девица?» —
Спросил Илья, взглянув в её глаза.
«Любавой звать», — смутилась, как синица.
«Любавушка!» Какая красота!

Любовь и нежность, только лишь сейчас
Она вгляделась в лик его знакомый,
Что снился ей уже не в первый раз,
И сладкой окатило вдруг истомой.

«Кто ты? И как тебя зовут?
Я не встречала здесь тебя ни разу.
«Я князь Илья». Он был, конечно крут!
И растерявшись Люба молвила не сразу.

«Какая шутка!» И мотив старинный,
Но звуки танца их позвали  вдруг.
«Пойдём со мной, мой гость былинный,
Я научу тебя», пожалуй в круг

И в танце, медленном и нежном,
Она влюбилась в князя своего,
В потоке чувств, безбрежном и безгрешном,
Не зная больше в мире ничего.


                Прощание у зеркала

Так ночь прошла, как будто сновиденье,
В тумане музыки и сладких слов.
И вдруг в мозгу, как грозное знаменье,
Возник старухи предвещавший зов:

«Коль до рассвета не вернёшься в сени,
Останешься навек в краю чужом!»
И встал пред ним, как призрак, выбор тени:
Здесь — та, что стала сердца божеством,
А там — отчизна, дом, где он рождён.

«Мне нужно возвратиться», — молвил он,
Любавы руку стиснув добела.
Она взглянула, словно видя сон,
Понять пыталась, так и не смогла.

«Но почему? Останься здесь со мной!» —
В её словах мольба и страх звучали.
Он отвечал, наполненный тоской,
И ноты боли голос разрывали:

«Поверь, хотел бы больше я  всего!
Но я из века прошлого, иного.
Моя судьба — иное бытиё,
И нет пути для нас с тобой другого».

Слеза скатилась по её щеке,
И голос задрожал, моля остаться.
А сердце князя билось в кулаке,
Меж долгом и любовью разорваться.

Он слёзы стёр небрежною рукой
И прошептал ей тихо, как молитву:
«Любовь пребудет между мной с тобой.
Но я иду назад, на поле битвы.

Зажмурилась Любава на мгновенье,
Открыла очи — рядом нет его.
Лишь эхо донесло, как дуновенье:
«Я возвращусь!» — и больше ничего.

Бежал народ встречать зарю и солнце,
А Люба, онемевшая, одна,
Стояла, глядя в мёртвое оконце
С Ильёй, на век разлучена.

Вот такая удивительная история произошла с нашими героями. А может это не финал, может всё ещё только начинается?

Автор Виктор Осинцев 2025г.