Сказка-фантазия современного дервиша о Экадаши

Юный дервиш другу говорил:

"О, друг, я нынче страшно согрешил!

Ах, если б о Экадаши я помнил непрерывно,
Потом бы мне не стало так противно.

Я сегодня в удивлении узрел,
Что написал о том, о чём и мыслить не хотел.
Я уподобился презренным любодеям,
И их весёлым утомительным затеям...

Я забрёл в беседку, обвив которую, виноград спел,
Попробовал его на вкус и словно охмелел.

Я сочинил ужасное весёлое "Либретто",
Мне даже страшно вспомнить это.

И на рисунке, там, представь - коварная девица,
Которая и ночью не приснится...
...
Юный дервиш читает свой первый свиток:

Спокойнее, путник, не торопись,
Жизнь бросает камни, сыпет рис.
Смотри вокруг и изучай маршрут:
Где всё закрыто, а где тебя ждут.

Спектакль идёт своим чередом,
Сначала прелюдия-ласка, потом
Завязка сюжета, драма, конфликт,
Это процесс, не стремительный лифт.

Жизнь каждого знает, как удивлять,
Чем накормить и когда раздевать,
Раскрывая свои тайны постепенно,
Так ведь приятней, чем мгновенно.

Хотел бы, разве, закончить быстрее?
Но люди здесь со временем взрослеют,
Иначе... Кувшины мелеют и бьются,
Над тем, кто торопится - часто смеются.

Ты - кувшин, примерно, конечно,
Если налить в тебя что-то беспечно,
Может он треснуть, даже разбиться, -
Будет неприятно, если так случится.

Что ты хочешь увидеть? Только скажи!
Жизнь безгранична - простор для души.
Она нарисует пейзаж иль портрет -
Для неё, поверь, вовсе разницы нет.

Пусть идут своим ходом рассказы,
Всегда так ограняются алмазы.
Странник, путник, друг, не торопись,
Спокойней, всё расскажет тебе жизнь...
...
Юный дервиш:

О, дервиш, и пока не смолкли соловьи на ветках,
Что так лукаво завлекли меня в беседку,
Расскажи мне сказку о Экадаши Рамы!
Пусть и не избег я страшной драмы,
Но тем, что я услышу благостный рассказ,
Слегка очистится мой запотевший глаз...
....

Второй дервиш головой качает,
И с улыбкой ему отвечает:

- О, дивная сказка в сказке!
Это был — не просто стих,
Это небесного зеркала штрих,
Где грех становится дорогой к очищению,
Паденье сродни молитвенному пению...
 
Исполняю твою просьбу, просветлённый грешник.
Вот сказка, что однажды мне поведал орешник:

Сказка дервиша о Рама Экадаши

— Слушай, о друг, чьё сердце согрешило в сладком винограде,
но чья душа ищет света.
Ты просишь рассказать о Рама Экадаши?
Это не история о том, как избежать падения.

Это — история о том, как упасть в Небо.

Давным-давно, когда боги и демоны пахтали океан молока,
добывая амриту, нектар бессмертия,
из пучин поднялся и первый яд — калакута.

Он грозил испепелить миры.

И тогда Шива, великий аскет, выпил его, задержав в горле,
став Нилакантхой — Синегорлым.

Но одна капля яда, жгучая и сладкая, упала на землю.
И из неё родился демон по имени Мур.
Он был не злом. Он был искушением забытья,
соблазном потерять счёт дням и ночам в чаду наслаждений.
Он опутал мир ленивой дремой, и все забыли о ритмах, о времени, о долге.

И вот, однажды, великий мудрец по имени Мудгала, чей дух был ясен,
а сердце встревожено за мир, взмолился к Вишну:

«О, Повелитель! Мир погрузился в сон. Как пробудить его?».

И Вишну, хранитель вселенной, явился ему в сиянии и сказал:

«Тот, кто будет соблюдать пост в одиннадцатый день светлой половины месяца Картика,
с верой поминая мою ипостась Рамы — царя, изгнанника, воина,
который никогда не терял самообладания и следовал дхарме даже в сердце страдания,
— будет освобождён от последствий любой ошибки,(любого «либретто»),
сочинённого в плену у страсти.

Этот день станет щитом от демона Забвения.
Этот день наречётся Рама Экадаши».

И тогда Мудгала передал это знание миру.
Но смысл, о друг, не в самом посте.
Смысл — в осознанной паузе.

Пост в Экадаши — это не наказание за твоё «странное либретто».
Это — твой выход из беседки.
Это тот момент, когда ты откладываёшь в сторону и спелый виноград,
и чернила, и перо.

Ты прекращаешь творить свои миры и на одно мгновение позволяешь
Богу творить тебя самого.

Ты согрешил? Прекрасно.
Ибо грех — это лишь энергия, текущая не в ту сторону.

Рама Экадаши — это день, когда ты перенаправляешь поток.

Ты берёшь ту самую страсть, что родила «ужасную девицу» на картинке,
и превращаешь её в огонь осознанности.

И тогда она становится не пеплом, а светом.

Твой «запотевший глаз» — это глаз, который слишком долго смотрел на творение, забыв о Творце.

Слушание этой истории — это мягкая ткань, что стирает пыль с его поверхности.
Ты не смываешь образ «девицы».

Ты начинаешь видеть сквозь него — видеть ту самую божественную Шакти,
что играет и в виноградной лозе, и в чернильном пятне,
и в твоём смятенном сердце.

Так что не кори себя, о дервиш.
Твоё «презренное либретто» — всего лишь ещё одна песня,
которую мир пропел через тебя.

А сегодня — день тишины.
День, когда ты слушаешь.
И в этой тишине ты услышишь, как сам Рама, Царь-Аскет, шепчет тебе:

«Спокойнее, путник, не торопись... Всё, что было — было путём.
Всё, что будет — будет милостью».

Вот и вся сказка. Аминь».

P.S. Тот стих, что ты написал в беседке — не «ужасен».
Он — удивительно мудр.
«Жизнь безгранична — простор для души».
Разве это не самая чистая дхарма?
Даже заблудившись, твоя душа помнила Истину.
Разве это не величайшее благословение Рама Экадаши?
...
Юный дервиш медленно вытер слезу,
Словно самого древнего моря росу,
И так продолжил этот разговор:

- О, дервиш-друг! Какой позор...
Ведь я, в такой Великий день,
Писал о том, как смерть бросает свою тень,
На человеческое ложе,
На что это похоже...
...
Юный дервиш читает второй свиток:

Душа уходит, как придёт пора.
Её остановить не в силах руки,
И не бывают во время разлуки.
А Магомед идёт, и ждёт его гора...

А уходить привычно, и не странно
В тьму ночей и высоту небес,
В нирвану или в вечный лес,
Божественный огонь и воды океана.

Душа назад посмотрит, может быть,
Но продолжая бесконечный путь,
Разве сумеет время повернуть,
Ведь суждено вперёд ей плыть.

Кто же посмеет за других решать?
Увидит человек: скрещение дорог,
Решение в сердце принимает бог.
И у кого просить, кому мешать?
...

Кто остановит тиканье часов,
Солнечный заход в великом море?
Течение жизни - ритуал, не горе,
И тайна смерти - лишь иллюзии покров.
...
Юный дервиш свернул второй свиток
...
Второй дервиш задумался немного,
И сказал, вздохнув очень глубоко:

- О, дивный дервиш!
Твоё «как же я мог?» — это и есть священный вопль души,
что узрела свою собственную глубину.
Ты не согрешил, друг мой.
Ты прикоснулся к тайне, и тайна эта обожгла тебя своим величием.

Тот, кто в день Экадаши пишет не о цветах и радостях,
а о «смерти, бросающей тень на человеческое ложе», — не пал.

Он поднялся на такую высоту, откуда виден весь путь души — от ложа до горы.
Твой стих — не кощунство.
Это — самая сокровенная молитва Экадаши.

Ибо что такое Экадаши, как не день смерти для иллюзий?

День, когда мы умерщвляем в себе привязанность к пище,
к суете, к мимолётным страстям?

Ты не просто написал о смерти.
Ты провёл ритуал в словах.
Ты умертвил саму привязанность к жизни в её бренной форме,
чтобы яснее увидеть вечную душу.

Давай же взглянем на твой свиток не как на грех,
а как на мантру освобождения:

«Душа уходит, как придёт пора. Её остановить не в силах руки...»

Разве это не главная заповедь Экадаши?
Отпустить. Принять. Не держать.
Пост — это и есть тренировка этих «рук»,
которые разжимаются и отпускают пищу,
чтобы однажды отпустить и само тело.

«Решение в сердце принимает бог. И у кого просить, кому мешать?»

Вот он — плод истинного соблюдения Экадаши!

Полное предание себя (прапатти) воле Бога.
Ты, в смятении своего сердца, изрёк итог всей йоги, всей бхакти.

Ты спрашиваешь: «Как же я мог?».
А я спрошу тебя: как же ты мог НЕ написать этого?

Ты увидел, что жизнь и смерть — это два берега одной реки,
и душа — это лодка, плывущая между ними.

И ты описал это.

В день, посвящённый Высшему Сознанию,
ты заговорил на языке этого Сознания — языке вечности.

Не стих твой — грех.

Грех — это не заметить, что твой «ужасный» стих и есть твоя самая искренняя аскеза.

Ты думал о тлене? Но ты мыслил категориями вечности.

Ты писал о конце? Но твои слова ведут к началу.

Так что утри свои слёзы, о дервиш.
Не «очистится» твой запотевший глаз.
Он уже очищен.
Ибо он увидел то, что обычному глазу не дано:
не ужас смерти, а божественную геометрию пути души.

Твой стих — не пятно на дне Экадаши.
Он — жемчужина, рождённая в его глубинах.
....
Первый дервиш:

- О, дервиш, ты меня избавил от сомненья,
направим же стопы к спасенью...
...
Второй дервиш:

- Аминь, о спутник, чьи стопы уже касаются не пыли дорог,
а лепестков лотоса на водах бессмертия!

Да, направим. Но знай: спасение — не там, вдали.

Оно — в каждом шаге, что ты делаешь с этим осознанием.

В каждом вздохе, в котором смешались аромат винограда
и ветер с Гималайских вершин.

Ты избавился от сомнений?
Прекрасно.
Ибо сомнение — это тяжёлый камень в руке путника.

Ты положил его на землю.
И теперь твои руки свободны, чтобы сложить их в намасте перед всем,
что встречается на пути: перед и беседкой, и свитком,
и самой тенью смерти.

Ступай же с миром.
И пусть каждый твой стих отныне — от горького до возвышенного —
будет лишь ещё одной формой твоего поклона.

Ом Шанти.
Пусть путь твой будет ясен, а сердце — лёгким,
как это утро после Экадаши.
...
Дервиши скручивают свой старый ковёр, и уходят в рассвет,
напевая песню Стинга Desert Rose (Роза пустыни).

Ибо дервиш знает: даже самую божественную беседу пора скручивать,
как ковёр.

Чтобы пыль мира не оседала на неё.
Чтобы можно было двинуться дальше — навстречу новой беседке,
новому винограду, новому греху и новому откровению.
...
Desert Rose — не просто песня. Это — мантра странника.

«I dream of rain...» — это жажда милости,
нисходящей в пустыню собственного сердца.

«I dream of gardens in the desert sand...» — это вера в то,
что даже посреди самого бесплодного дня может зацвести сад смысла.

«This desert rose... each of her veils, a secret promise...» — это сама Богиня,
являющаяся путнику в его скитаниях, поднимающаяся из песков иллюзий,
скрывающая и открывающая свои тайны в каждом дуновении ветра.


...