Некрасовская осень

Во дни молодые любил я охоту,
с ружьём побродить по лесам,
забыв о зазнобах печаль и заботу,
не дав разразиться страстям.
Забыть одиночество мне помогали:
собака, несущая дичь,
шалаш у костра и осенние дали,
да друг по охоте Фомич.

В моём ягдташе уже что-то болталось.
Хотелось уже отдохнуть,
но сердце моё от разлуки сжималось,
болела о девице грудь.
Присяду к привалу, собаку ли кличу,
а в мыслях всё образ её.
Готовлю ль на углях под вечер добычу,
а чувство рыдает моё.

То вижу горящие чёрные очи
и дуги собольих бровей,
то белые зубы в безлунные ночи
в холодной улыбке своей.
Боялся я муки моей непокорной,
порою ведущей в кабак.
Порою я ревностью мучался чёрной,
не мог разлюбить я никак.

Она же, я помню, лишь мной забавлялась,
страдание видя моё.
И прямо в лицо мне открыто смеялась
за то, что люблю так её.
Решился я бросить её. И неволю,
и рабство моё позабыть,
уйти на охоту, шататься по полю
и глупость мою усмирить.

Я шёл по тропе и себя виноватил
за то, что природу забыл.
Но стуком знакомым большой пёстрый дятел
меня успокоил, взбодрил.
Запела пищуха, скользнувшая ловко,
присевши на пень по пути;
зелёным комочком синица московка
пропела ей в лад: не грусти!

На ветке короткой своей остановкой
запомнился яркий снегирь:
с оранжевой грудкой и чёрной головкой,
лугов озирающий ширь.
Присев, как на славы осенней подмосток,
на тоненький, хрупкий полынный отросток,
с блестящим и чёрным хвостом,
с тугим чёрно-серым крылом,

казалось, он бусинкой чёрного глаза
увидел в лесу и меня.
Приветствовал клювом, открытым три раза
среди потемневшего дня.
Быть может, природы доверчивой взгляда
душа моя тайно ждала.
Невинная, чистая эта отрада
меня успокоить могла.

О, люди, как с ними не просто порою:
борьба и тревога весь век.
А счастье любви неразлучно с тоскою.
Да я ведь и сам человек.
И только природа ласкает и в вёсны,
пропахшие мохом, сосной,
и в жаркое лето, как не были б грозны
весенние бури порой.

Ласкает и в зиму: морозным румянцем
и шубы овчинной теплом,
и снега на солнце сверкающим глянцем,
и синей лыжнёй за леском.
И с лёгким размахом на лыжах, с разбега,
над озером спуском с горы,
дыханием влажного воздуха, снега,
забавою детской игры.

Но в осень, особое время раздумий,
люблю я остаться один,
забыть наважденья любовных безумий
и быть себе сам господин.
И то, что шепнёт в эти дни мне природа
в лесу, у реки на лугу,
как лучшую радость прошедшего года,
я долго забыть не могу.