Дед
что на мальчишке прикреплялась,
и он вертелся, как юла,
а ма панически боялась,
вдруг разобьётся, упадёт,
переломается, утонет…
И вот он сотый год идёт,
его уже никто не тронет.
Теперь он сам ко сну готов,
не маме гнать его к кровати
из тех загадочных кустов,
что возле речки или сзади
их дома, ждущего на дне
пропащей памяти убогой.
— Где папин плащ? — кричит он мне.
— Нигде…. а, может быть, у Бога….
Да что тобой сочинено?
Ты вырос с мамою, без папы.
Он умер, дед, давным давно…
Болезнь и случай…
— Помню слабо…
А где пелёнка, что меня
когда-то в детстве накрывала?
— Про это знаю, вот она,
осталась… вместо покрывала
нам служит.
— Радость-то, нашёл…
И успокоится и выйдет
на раздвигаемый простор,
под нескончаемые виды
небес, где и отец живой,
и мама снова молодая,
и позабудет, что седой,
что сам у гибельного края
стоит, устав и ослабев,
от боли вымученно бледен…
А пальцы помнят тот рельеф —
дореволюционный пледик.
12.07.2025
Свидетельство о публикации №125071303673