some poems

5.
День поминутно умирал
и не спасали свечи.
Был бледен мягкий твой овал
и хрупки плечи.
Свет лунный силился пройти
сквозь занавески,
тебя во тьме хотел найти
лучом нерезким.
И робко так укрылась ты
тем мягким пледом,
и в миг тот все мои мечты
казались бредом..
(1 марта 2002)
6.
Дом пуст – ты ушла безвозвратно,
присматриваясь к небесам,
я брёл по таким неопрятным
и таким осенним лесам.
И сквозь редкие птичьи крики,
сквозь призрачность тишины,
я увидел: они – безлики
и листвы погасшей полны.
Ничего наперёд не зная,
в плену у возникшей мечты,
я, наверно, приду к трамваю,
в котором проносишься ты…
(2 марта 2002)
7.
Мечтать о метели, беситься,
противоречить весне,
забиться тревожной птицей
в промёрзшем окне.
Бредить февральской вьюгой,
слякоть отбросить прочь —
пусть  ветер качает упруго
деревья всю ночь,
пусть редкие стынут лужи,
пусть снег идёт невпопад –
я ранней весной простужен
и этому очень рад…
(1 марта 2002)
8.
Льда тонкая кромка,
февральский мороз;
проломаны перепонки
от нахлынувших гроз.
Я в зиме и весне:
не могу разделиться;
ты рассказываешь небылицы
уставшему мне…
(28 февраля 2002)
9.
Сомнение – не повод для войны,
уверенность не есть
предлог для мира –
так среди дружеского пира
всегда есть кто-то, кто задумал месть…
Что друг? – он правды не выносит,
раб увлечений и страстей,
нет для меня страшней людей,
чем друг, которого ты бросил.
Враг по сравненью с ним – ребёнок:
ты для него вооружён
и знает слабости не он,
а тот, с кем вырос ты с пелёнок…
     (1994, из первых)
20.
Между этих мостов
словно меж двух равноценных безумств,
двух коней, потонувших по брюхо в реке –
оседлать их лишь может, реющий вдалеке,
такой безлюдный и мглистый, остров.
Два моста, --
две скобы, затянувшие рану реки.
Без креста
одинокая плачет часовня…
На Преображенском соборе кресты легки
и легка моя грусть, слетевшая с колокольни.
Два моста,
Чей мираж в тумане недостоверен…
Я устал.
В мир иной открываю я двери…
И фонари,
жгущие ночь беззастенчиво,
с темнотой заключили пари
и до самой зари
будет небо плакать как женщина…
И полный месяц на посту
заменит сто свечей…
И к разведённому мосту
Не подобрать ключей.
(2 марта 2002)
22.
О, утреннего солнца лучик милый!
Ты – часть той яростной вселенской силы,
того огня, что в нас самих живёт.
В часы вечерние раздумий и унынья,
как, светлый друг, тебя недостаёт!
О, если бы всегда тебя я смог нести
в руке как меч; и с чёрной сталью твёрдой
врагов бесчисленных с улыбкою скрестить
и, этой малою своей победой гордый,
победу Света с торжеством провозгласить!
(1994, первый стих)
24.
Зажигаю свечи
в комнате пустой.
Нависает вечер
чёрною тоской.

Мягко-скоротечны
эти капли воска
и недолговечны
ночи отголоски.

Ничего не мило,
никого не жаль.
Зло и торопливо
пришла печаль.

Я сегодня в ссоре
с самим собой.
Притаилось горе
в комнате пустой…
(26 февраля 2002)
25.
Когда гонюсь за мыслию глубокой
как рифмы все беспомощны мои,
и если б не был я, наверно, одиноким,
об одиночестве я пел бы до зари.
И чередою встреч и расставаний
я от реальности постылой отделён
и миг неискренних, но сладостных, признаний
во мне живёт, как мой кошмарный сон.
Мои стихи – то кровь моя и плоть,
то так милы они, то просто гадки,
но чья рука влечёт меня полоть
безумства тихого заброшенные грядки?
Что заставляет выносить на обозренье
то муки сердца, то души покой?
Награда им лишь сытое презренье
и взгляд насмешливо-пустой.
И в редкие минуты истинного знанья
так приземлённы старые мечты,
так беспощадно искренне страданье –
то детище душевной пустоты…
(4 марта 2002)
26.
Я искал то ангелов то женщин,
но никого не встречал из них.
Был ветер то зол, истекая желчью,
то ласково кроток, то просто тих…
Прохожие шли…я заглядывал в лица,
заходил в храмы и кабаки,
чтобы, выпив, опохмелиться,
чтоб, помолившись, уйти от тоски…
А время шло…непоседливость стрелок
часов мешала забыться и жить;
дети в парке кормили белок
с руки, а дождь начинал уже лить.
Закрывшись зонтами, и, видя лишь землю,
люди спешили со скучными лицами,
от неба уже ничего не приемля,
и я знал – сегодня ничто не случится…
И я тоже не жил: от мира сего убегая,
я сам от себя убежать не посмел.
А мимо в дождь всё шли и шли трамваи
консервными банками туго набитых тел…
(4 марта 2002)
27.
Здесь небо – летящий ворон, --
чёрный, крикливый и злой…
Весь двор стал сегодня полон
разбухшей от света луной…
Здесь цель – уйти, оглянуться,
и пропасть в темноту…
Луны немытое блюдце –
словно окно в бреду.
Здесь миром правит бесцельность
и равнодушье теней.
Ветер сбивает прицелы
Устремлённых ветвей.

Захлебнуться
в колодце двора
темнотою,
прикоснуться
к горячему лбу,
умереть!
Жизнь –
это просто игра,
в которую
надо
играть
уметь…
(5 марта 2002)
28.
Я думал: «я – нечто!»,
и синие дали
с небом, конечно,
о том же шептали.
Я думал: «я – нечто
немаловажное,
умён бесконечно
и так отважен!»
Я думал: «я – нечто
божье, небесное,
долговечное,
всем интересное!»
Я думал: «я – нечто
никем не забытое,
не быстротечное,
как скала монолитное!»
Я думал: «я -- нечто»,
а был ничем…
Боже, зачем
живу я,
зачем?
(5 марта 2002)
29.
Город уснул. Полночь. Хрупкая тишь.
Ветер валяет опять дурака.
Римские щиты старых крыш.
И никто не знает наверняка
долго ль протянут ещё облака
на небе полночном. Только луна
силится превозмочь темноту
светом беспомощным от новолунья.
Чёрная птица, ночная колдунья,
проносится прочь, в пустоту.
Редкие окна замёрзших домов –
солнца иных миров, но уюта
ночи этой не прибавляют они,
лишь фонарей одиноких огни
радуют путника в эту минуту.
(6 марта 2002)
31.
Избалованный весны новизной,
разнообразной до боли сердечной,
я борюсь с непонятной тоской,
очень настойчивой, но всё же не вечной.
И как-то просто думать о былом,
примеривая прожитые жизни;
пред разведённым замерев мостом,
отдать поклон неласковой отчизне;
Припомнить сны, затёртые до дыр,
заштопать память, что уже слабеет
и облизнуться на немытый сыр 
луны, что так обманчиво желтеет.
Пройтись по улице не узнанным ни кем
и записать какие-то две строчки;
изнемогать от недостатка тем
и от судьбы не ожидать отсрочки –
отсрочки приговора. И уже,
до смерти замордованный разлукой,
присяду покурить на этаже
чужого дома и заплачу глухо…
(3 апреля 2002)
38.
Пусть таинство стиха
мне не подвластно, пусть! --
отрадна и легка
на сердце грусть.
Стихи несут меня
к иным пределам
и пламенем огня
сжигают тело,
ласкают душу и
привносят вечность
в те ночи душные,
что скоротечны.
Мгновенье хрупкое
стихоявленья
стирает губкою
печать забвенья.
Пусть не дают они
прибавки к счастью,
а лишь минутное
вкушенье власти
над бренным светом и
самим собой
и безответною
такой судьбой.
(17 апреля 2002)
40.
Преклоняю колена
пред Тобою одной,
избавленье из плена,
чудный рай неземной.
Многоликая Мати,
Дева Чистая ты;
сохрани от проклятья,
о, Венец Красоты!
Омофором святым
нас всегда покрывая,
исполняешь мечты,
отверзаешь дверь рая.
И в паденьях своих
не теряя надежды,
приношу Тебе стих,
поклоняюсь как прежде!
(22 октября 2002)
42.
Глядеться
в небо
вспоминать
чужое детство,
в котором не был;
и опять
куда-то деться
растёт желанье –
как мотив,
как оправданье
для пустоты,
которой ты
найдёшь названье…

Искать покой,
осенний лес,
скамейку – Гавань-Замок;
присесть с тобой,
и покормить ворон,
уставших от небес,
и молчаливых галок.

Прогнать печаль
когда
приходит Знанье,
когда не жаль
навеки
расставанья.

Писать стихи
когда совсем
нечем заняться,
когда легки
взмахи руки
Ветра-Паяца.

Придёт февраль
и будет жаль
леса багрянца,
быстрого танца
алой  листвы…
(24 октября 2002)
44.
Опять течёт, течёт моя река, --
река в моей неласковой отчизне;
по небу пробегают облака
и быстро истекает время жизни.
Опять спешу куда-то не успеть,
опять бегу, опутанный делами…
Когда закончится вся эта круговерть
останусь в тихом парке с голубями;
останусь в нём хотя б до темноты,
заката мыслей, сумерек видений,
нисколько не боясь ни пустоты,
ни всяких гениальных озарений…
Останусь. Буду ждать тебя,
тебя, мое вечернее наитье;
не ненавидя, но и не любя
связующие с этой жизнью нити…
Ногами шаркать, ворошить листву
и отметать её не глядя,
примеривая новую канву
последнего сегодня листопада;
и мыслить вслух и сочинять стихи,
деревьев и скамеек не стесняясь:
тогда шаги особенно легки
когда идёшь, назад не озираясь.
(29 октября 2002)
45.
Сажусь писать в преддверии зимы
когда листву ещё роняет ветер, --
так скоро упокоимся и мы
на том или на этом свете…
А, может, будет всё наоборот:
ноябрь покажет нам своё обличье,
и скривит саркастически свой рот
и снегом заметёт до неприличья.
Не будем же бояться умирать,
ложиться на заснеженное поле
когда ворон черноголовых рать
терзает нервы криками до боли.
(30 октября 2002)
46.
То было время неизбывных гроз,
когда повсюду слышатся раскаты
глухого грома…ширился и рос
мотив желанья убежать куда-то.
Сбежать постыдно в сумерки лесов
навстречу влажной зелени и счастью;
брести тропинкой и считать улов
обильного на тёплый дождь ненастья…
(1 ноября 2002)
48.
Печали чаша пролита
и сердце полнится истомой,
ведь зимней ночи долгота
и для моей души бездонна.
Какие думы ты, январь,
вынашиваешь, убеляя?
Ты повторяешь всё как встарь,
слова и чувства заметая…
Какая странная игра
снежинок падающих сонно –
то  гаснут в сумраке двора,
то снова оживают в онном.
Чрез приоткрытое окно
влетит таинственно свобода,
когда на глади небосвода
блистает звёздное руно.
(11 ноября 2002)
49.
В бокале сорванный цветок,
прельщая глаз, благоухает
как неосознанный итог
земного призрачного рая.
К небесной синеве бутона
ещё не прикоснулось тленье –
его ты не услышишь стона,
удел его – одно забвенье.
Предсмертной мукой тишина
не нарушается нисколько:
в бокала тонкого осколках
лишь отражается она.
(12 ноября 2002)
50.
1
Гаснет золото осеннее,
ночи уступив права.
Ветер, сумасбродства гений,
пожелтелая трава –
всё тебе как будто ново,
даже старые грехи;
в этот миг приходит слово –
так рождаются стихи.
И в плену у вечной грусти,
что так осени под стать,
мы с тобою не пропустим
ночь пришедшую как тать.
2
Это странное свеченье
заполночных фонарей
заражает настроенье
суетой минувших дней.
Как усталые пророки
зиму предсказать взялись
эти сумрачные строки
и теперь уносят ввысь.
3
Тогда нисходит благодать
на автора стихов незрелых,
и в руку, ставшую писать,
душа вселяется несмело.
Тогда – ни слова о любви:
она в твоих стихах незримо;
лови этот момент, лови –
не дай ему промчаться мимо…
(26 ноября 2002)
52.
Она пришла сюда незримо
и всё устроила сама,
позёмкой пролетая мимо –
та долгожданная зима.
Её мы с нетерпеньем ждали,
хоть чем-нибудь спугнуть боясь;
она вошла в подъезды зданий
и белый свой таращит глаз.
И осени безмолвный труп
уж попран вороньём крикливым –
декабрь поёт всем хором труб
и кличет к городским извивам.
Причуды первой той метели
небезызвестны нам с тобой;
грустят заснеженные ели,
а мне мерещится покой.
(2 декабря 2002)
53.
Подбери ключи к темноте и тайну её раскрой
и пространство поглотит тебя, за свою принимая.
Пусть листва шелестит за спиной у тебя как прибой –
это одно из свойств вездесущего мая.
Есть у ночи приятное свойство: тебя обнимать
и, стирая память о свете, дарить с темнотою
только связку из снов – ненадёжную ту благодать,
что граничит с твоей немотой и её правотою.
Этот город с угрюмой рекой мне уже надоел и, хотя
разменяв этот город на рискованную бесприютность,
ничего не теряешь: обласканная как дитя
в этот май возвращаешься, словно бы в вечную юность.
Эта готика елей, садов первозданный Эдем и тобой
сильно любимая, словно античная площадь –
всё смешалось в пейзаже: башни размеренный бой
и плакучие ивы, что ветви в реке той полощат.
Ты как тот мотылёк, постоянно летящий на свет:
к звёздам путь ты свой держишь, не ведая расстоянья.
Ты морочила голову мне в течении долгих тех лет
и сейчас ускользнёшь, ничего не сказав на прощанье.

Но, пора, уходи за багровый закат к небесам
в недоступную здесь к нам с тобой благосклонную вечность,
восстанавливая мгновенья как перпендикуляры к углам,
к тем углам, где живёт, дорогая, твоя человечность.
(12 декабря 2002)
56.
Сегодня всё останется как есть.
Октябрь, как талантливый художник,
немыслимо раскрашивает лес;
грустит,  чернея, кровельная жесть,
в своей печали призывая дождь, но
не вымолить ей милости небес.

Не выполнить последнего желанья:
свалиться в кресло от тоски
и закурить дешёвую сигару.
…Чем ярче души, тем короче расстоянье
меж ними обретается…Ни зги
не видно от осеннего пожара.

А, всё же, начинает накрапать –
пора и мне убраться с той террасы
поглубже  в дом, но ожидать не стану
ту ненадёжную как воздух благодать
и, наблюдая за движеньем трассы,
подумаю: «ещё чертовски рано».

Коль нет сигар, сойдут и сигареты.
А, может, ещё кофе мне налить,
ну, а потом убраться восвояси
или пойти читать, но – мало света;
и я вообще теряю мыслей нить…
Как телеграфный столб
в окно мне смотрит ясень…
(11 декабря 2002)
57.
Окно иконы
– бездонно! –
влечёт
к себе людей;
идёт
вереница дней
поступью
полусонной…
Эта краска доски –
незримая грань
меж землёю и небом.
Кем бы ты ни был
Исцелит от тоски
Всевышнего длань
и от боли греха
уврачует…устало
грусть, как воздух легка,
мне на сердце упала…
(19 декабря 2002)
58.
Агония зимы и таянье снегов;
несносная капель и бездорожье;
камыш пожухлый возле берегов,
которые покинуть невозможно.
За зиму отдохнувшая река
по ветру, что её любя утюжит,
соскучилась. Несутся облака
и от весны закладывает уши.
Но эту реку мне не переплыть
и многие дороги не изведать:
мне остаётся только просто жить,
надеясь на нескорые победы.
(19 -24 декабря 2002)
59.
То было не предчувствие – мотив:
мотив в ночи, сожжённой фонарями,
мою печаль на миг опередив,
он промелькнул поспешно между нами.
И ты задумалась, не зная ни того
что будет ни того что было,
а я желал лишь только одного –
чтоб чувство ночи нас заполонило.
Ты прошептала: «это не конец – не раз
мы будет возвращаться в этот вечер».
Не слушая тебя, прищурив глаз,
я про себя промолвил: «это ветер».
(23 декабря 2002)
60.
Здесь ветер, неусыпный нетопырь,
деревьям, что построились в каре,
грозится тем, что превратит в пустырь
всю рощу – так бывает в ноябре.
Но всё же достоверно не известно
от холода дрожит листва, от ветра ль.
Вдвойне благословенно это место:
вечерний луч его вниманием отметил.
На озере, что поодаль лежит,
собрались утки всей флотилией своей;
к нему тропинка змейкою бежит
с насмешкою над прямотой аллей.
Тебя прошу я, в этот вечер спрячь
свою печаль в том озере глубоком.
Здесь фрак носить устав свой грач
в ветвях еловых дремлет одиноко.
Ты растворись в лесу, стань деревом простым,
ещё одним в их воинстве несметном,
но превращенье за неверием своим
мне предоставишь совершить – поэту.
И лучше времени, наверно, не найти
бродить средь этих сумрачных пределов,
но путник, подустав в конце пути,
их красоту оценит неумело.
И ты сама, не веруя тому,
что этот вечер сможет повториться,
на помощь призовёшь лесную тьму
и ветер запоёт тогда как птица…
(25-26 декабря 2002)
62.
Предамся молчанью
и сердце щемящей боли.
Сегодня необычайно
ветер гуляет в поле.
Как и я он смутьян
и виновник напасти.
От растравленных ран
умаляется счастье.
Ветер, печаль развей
по весям и сёлам:
нет тебя удалей,
хоть ты и невесёлый.
Ну а кто я такой? –
жил мечтою о чуде
не Спартак, не герой,
не Нерон, ни Иуда –
просто истый поэт
с верой в сердце убогом
и за столько-то лет
не в обиде на Бога.
И величье Его
строки те прославляли,
что меня одного
от безумья спасали.
(9 января 2003)
63.
Смеркается. Плакучих ив
трепещут косы,
и ветер, что порой игрив,
сейчас несносен.

Январь, молю я: убели
мою ты душу,
снегов печальных корабли
тебе послушны.

И твой ли голос то скрипит
в снегу хрипящем,
предав забвенью малахит
весенней чащи?

Как музыкален ты, январь,
-- спасибо вьюге! –
ты начинаешь календарь
мечтой о юге.

А Рождество уже прошло,
прибавив лада
нелёгкой жизни, – нам тепло
другое надо ль?

В саду где снегири снуют
довольно снега –
как недоступен здесь уют,
желанна нега.

Нет сил устало вспоминать
года и вехи.
Январь вам дарит благодать, --
вам, человеки!

И этот белый рай, поверь,
не повторится,
лишь тонкая печаль потерь
взлетит как птица.
(день рождения, 10 января 2003)
64.
Откуда ты взялась,
рассеянно и нежно
улыбку подарив? –
как в самый первый раз
был шумен и безбрежен
любви-реки разлив…

И лишними признанья
и вздохи и объятья
казались нам тогда –
лишь скрытое желанье
и ситцевое платье
смешались навсегда.

И вот, явилось вновь:
всё тот же старый парк,
тобою увлеченье,
твоя младая кровь,
решимость Жанны Д’Арк,
и дум твоих горенье.

Уже леса желтели
и падала на плечи
-- легка! – паучья нить,
звучали птичьи трели
и начинался вечер
и так хотелось жить…
(22 января 2003)
32.
Печали чаша пролита
и сердце полнится истомой,
ведь зимней ночи долгота
и для моей души бездонна.
Какие думы ты, январь,
вынашиваешь, убеляя?
Ты повторяешь всё как встарь,
слова и чувства заметая…
Какая странная игра
снежинок падающих сонно –
то гаснут в сумраке двора,
то снова оживают в оном.
..........................
…И всё-таки в руках зимы
изменчивое наше счастье
пока не научились мы
ловить снежинки безучастно,
влюбляться трепетно и страстно
под сенью леденящей тьмы…
.........................
Чрез приоткрытое окно
влетит таинственно свобода,
когда на глади небосвода
блистает звёздное руно...
(2002, 10 февраля 2013)