Гонево

Нет, придётся всё рассказать сначала, и число, и гербовая печать;
видит Бог, я очень давно молчала, но теперь не могу молчать –
этот мальчик в горле сидит как спица, раскалённая докрасна; либо
вымереть, либо спиться, либо грёбаная весна.

Первый начал, заговорил и замер, я еще Вас увижу здесь? И с
тех пор я бледный безумный спамер, рифмоплётствующая взвесь,
одержимый заяц, любой эпитет про лисицу и виноград – и теперь
он да, меня часто видит и, по правде, уже не рад.

Нет, нигде мне так не бывает сладко, так спокойно, так горячо – я
большой измученный кит-касатка, лбом упавший ему в плечо. Я
большой и жадный осиный улей, и, наверно, дни мои сочтены, так
как в мире нет ничего сутулей и прекрасней его спины за высокой
стойкой, ребром бокала, перед монитором белее льда. Лучше б я,
конечно, не привыкала, но уже не денешься никуда.

Всё, поставь на паузу, Мефистофель. Пусть вот так и будет в моём
мирке. Этот старый джаз, ироничный профиль, сигарета в одной
руке.

Нету касс, а то продала бы душу за такого юношу, до гроша. Но
я грустный двоечник, пью и трушу, немила, несносна, нехороша.
Сколько было жутких стихийных бедствий, вот таких, ехидных и
молодых, ну а этот, ясно – щелбан небесный, просто божий удар
поддых.

Милый друг, – улыбчивый, нетверёзый и чудесный, не в этом суть
– о тебе никак не выходит прозой.
Так что, братец, не обессудь.

9 апреля 2007 года