Друг мой, здравствуй. Сегодня эфир не загружен

Друг мой, здравствуй. Сегодня эфир не загружен, –
так бывает во время разгула ветров, –
и я слышу тебя без помех, лишь простужен,
извини, сам немного, и что-то из слов

моих может казаться порой искажённым,
но я верю в твоё пониманье меж строк  –
как и прежде; хотя, в отдаленьи свободном
искушение, верно, великое толк

иметь скомканный – даже о шепоте палой
давней осенью (в месте забытом) листве, –
тем больней оттого, что когда-то шептала
она правду на общем для нас языке, –

внепространственном – стало ж, в отсутствие горла,
кое может язык этот рьяно хранить!..
Вот, я вновь горячусь, одурев от безмолвья
в казематах немого невежества – ведь

безголосие не уживается в сердце
с неустанно искомою им тишиной,
и плескаются мысли бессмысленно в герцах,
схоронённые тайной своей частотой.

У нас всё потихоньку, по-старому – тройка
мчится вдаль удалая – по маслу холста,
и щедрится душа во все стороны, только
съели мишки все шишки в поникших лесах.

Год холерный прошёл. Правда, многие дрищут
по сей день – по привычке, а кое-кто и
с величавым апломбом, а, значит, отыщет
и на чай, и на плюшки за страсти свои.

Слышно, в двери стучится чумная година, –
знать, к огню заскучавших Ростральных колонн
на бездушье гранитное неисцелимых
будут волоком, за ноги стаскивать вон

от экранов, из кухонь, с провисших диванов
без оглядки – немых, гуттаперчевых иль
оловянных солдатиков – всех; покрывалом
крематорного пепла покроется шпиль

двух апостолов храма – апостолов веры,
что игрушкой у нехристей стала в веках, –
забавляются ей без стыда и без меры,
без любви – повелось так уж в хилых сердцах.

Мы – венеция, северная, бл**ь, пальмира!
Каждый камень здесь пОтом и кровью полит
бесфамильных холопов, что мазаны миром
всё ж единым с мучителем – сей алгоритм

бытия всем предельно понятен и принят,
и холоп, скинув лапти, однажды смогёт
обобрать кровопийцу – да так, чтоб до нитки! –
и фамилию купит, былое ж запьёт

из хрустальной посуды большими глотками
(и не по херу ль – водку иль Дом Периньон!)
и дорожку вдоль дома прикажет камнями
уложить, аж до рвоты откушав хамон.

Меня вновь понесло, извини. Интересно,
что за грабли раскиданы в вашем дворе.
Может быть, обменяемся ими? – коль пресна
жизнь без грабель совсем, коль уж длиться игре

вечной смыслов с абсурдом – везде, без разбору –
так хоть опыт у нас станет чуточку схож,
и, быть может, друг другу понятнее скоро
станем мы – хоть и шансы паршивы, но всё ж…

Ты хрипишь… Ты совсем пропадаешь… Как видно,
запретил кто-то снова сезонным ветрам.
Ничего. Переждём. Мы как прежде повинны
и невинным во всём, что доступно сердцам.