Как шаман по прозвищу Жёлтое Ухо написал своё перв

Как шаман по прозвищу Жёлтое Ухо написал своё первое стихотворение


Звуки в горах – совсем другие. Повторяющие движения губ, но и рождающие свою, неповторимую мелодию. Поэтому ветер, дующий в горах, не похож на равнинный. Он несётся по тёмному ущелью со скоростью кабарги, преследуемой снежным барсом. Он сворачивает много раз, меняя высоту своего положения. И, будучи поддержан эхом, становится многоголосьем. Среди каменных стен, расписанных дождями, ветер становится пастухом, поющим свои песни охотнику, снежному барсу и дикому коту манулу.

Шаман Эркемен, прозванный людьми Жёлтым Ухом, совершал обряд очищения в горах. Стояли осенние простудные дни, и берёзовые дрова в охотничьей избушке, пустовавшей ещё с лета, горели с раннего утра.  Печка гудела своим брюхом, сложенным из камней. И отбрасывала через открытую дверцу причудливые тени.

Жёлтое Ухо – будем в дальнейшем звать его так – совершал в избушке охотника обряд, который у монгольских буддистов зовётся ретритом. Монголия, дружественная Алтаю страна, располагалась за горным хребтом, и общение с ней позволяло перенимать её привычки. В конце концов, важен результат, а не кем ты зовёшься. Шаманом, буддистом или христианином!

Обряд, который в Монголии зовут ретритом, длится неделю и приносит человеку, совершающему его, и пользу, и удовольствие. Благодаря ему всё вокруг оживает. Стена, сложенная из брёвен лиственницы, вёдра с водой, грубо сколоченная лавка и лошадиное седло, висящее на гвозде при входе в избушку, начинают заявлять о себе, как полноправные жители земли. А труба воет так, словно желает что-то сообщить. О копоти, накопившейся внутри, об одиночестве, когда избушка охотника пустует до весны, о приближающейся старости, наконец. Что ни говори, а забот хватает и у трубы, помогающей согревать избушку охотника!

В один из дней ретрита ветер разыгрался не на шутку. И труба выла как русская баба, потерявшая своего сына на войне. Выла ещё днём, а с наступлением темноты обрела какое-то новое звучание. «Мы-ы-вы» – неслось из трубы, заставляя вспомнить немого человека, когда тот пытается говорить. И Жёлтое Ухо, совершая свой ретрит, стал невольным участником этого события.

В какой-то момент наш герой отложил в сторону листы с буддийскими текстами. И поймал себя на том, что сострадает трубе. «Пусть она оживёт», – решил Жёлтое Ухо. И видя главную беду, омрачавшую жизнь трубы, улыбнулся. Да, он может ей помочь!

Жёлтое Ухо прервал свой ретрит и голосом, которым обычно разговаривают с ребёнком, сообщил:

– Госпожа труба, вам не стоит ни о чём беспокоиться. Я с вами в этот осенний вечер, и я вас люблю. А это значит, что вы можете воспользоваться моими голосовыми связками. Пожалуйста, говорите. Я запишу на бумаге всё, о чём вы хотите сообщить!

Достав из походной сумы тетрадку и карандаш, Жёлтое Ухо прислушался к звукам, доносившимся из трубы. И стал писать круглым, немного детским почерком:


Пустая, чёрная внутри,

зато снаружи я чиста!

Я тоже делаю ретрит

безъязыковой трубкой рта.

Стремлюсь я к свету и добру,

дарю тепло осенним днём

в холодном сумрачном бору,

средь листьев, крытых серебром.


Закончив свой ретрит, Жёлтое Ухо попрощался с печной трубой как с близким ему человеком. И спускаясь в долину, всё время думал о ней. При этом запах копоти, щекотавший ему ноздри, казался ему и сладким, и приятным.

Прошли суровые месяцы зимы. Утекли за обычными занятиями, как утекает сквозь пальцы вода. Настала поздняя весна, а Жёлтое Ухо не уставал вспоминать о встрече с трубой. С обычной печной трубой, сделанной безымянным мастером из железа с помощью ножниц и молотка!

Прежде стихов Жёлтое Ухо не писал, шаманил только. Зарабатывал себе на жизнь и помогал другим избавиться от напастей. А тут такой подарок судьбы, пахнущий столичной жизнью! Далёким Петербургом и Москвой. Пахнущий балами у русского царя, духами и шампанским! И всё в такие минуты мешалось у нашего героя в голове: балы, труба и буддийские мантры, звучавшие в избушке охотника.

Стихи, продиктованные трубой, или лучше сказать, вдохновлённые ею, лежали в дорожной суме и были при нём всегда, как нож или паспорт. И если случалось выпить с приятелем арачку, закусив её бараниной, Жёлтое Ухо всегда вспоминал о трубе. Заводил речь о литературе и прочих житейских пустяках, далёких от алтайской жизни. И надо было видеть, как светилось при этом его лицо! Жёлтое Ухо доставал листок, на котором было написано стихотворение, и читал его нараспев, как буддийскую мантру, ведущую человека к просветлению.