Адажио

Он с малых лет на стулке, хочешь, верь,
а хочешь, нет - на вид ему за триста.
И сколько рук толкали эту дверь,
входя в пещеру графа Монте-Кристо,
считать не нужно, толку ни на грош -
на вид он старше графа, что неправда.
Но к этой тайне ключ не подберёшь -
ничем не выделяется из ряда
в кварталах на окраине судьбы.
Он помнит всё - мы памятью болеем.
Вот если бы - он мямлит - да кабы,
и пахнет за версту сапожным клеем,
и время замедляется зимой,
работы - тьма, и взрослых пар, и детских.
А он бормочет - дети, боже мой...
Жизнь - кожа, измеряемая в децах.
И он совсем не граф, он Лазарь, он,
хранящий синий номер на предплечье,
немного страшен, чуточку смешон,
ведь будка от погоста недалече,
а там они... Ещё найти бы сил
в сознании хранить родные лица,
Творца не клясть за то, что воскресил,
и за невоскрешённых помолиться.

***

Всё кончилось, остался силуэт,
и снова началось, и он всё там же
играет из давно прошедших лет
морозное февральское адажио.
Всё медленно, куда спешить ему,
тем более, что пальцы мёрзнут сильно,
и ветер так вписался в полутьму,
что трескается скрипки древесина,
и струны виснут - звук уже не тот,
и сад стоит, заслушиваясь, голый,
дрожащий от невиданных частот,
привитых скрипачу нездешней школой.
А музыка тиха, но такова,
что меркнет силуэт в пальтишке старом,
и движутся пустые рукава
над садом, снегом, домом, тротуаром.
Адажио, и в душу звук проник,
и жарко так, что хочется раздеться.
А снег летит, летит за воротник,
к резинке с парой варежек из детства.
 
***

Грибов сушёных связка, рядом с ней
сидишь зимой на кухне, засыпая,
и кажется - в лесу, и всё сильней
тоска тебя съедает, шалопая.
Сейчас бы в лето, в детство, в лес, а там
искать, найти, потом сушить для супа.
Там птицы доверяются кустам,
отпев закат размеренно и скупо.
А тут зима не детская отнюдь,
по-взрослому засыпало, не в шутку.
И можно только время потянуть,
себе не признаваясь в том, что жутко
хотелось бы туда - искать грибы,
срезать, оставив целыми грибницы.
До леса только пять минут ходьбы,
хотя там всё могло перемениться
с тех давних пор - я слышал, что взяла
война деревья в огненные руки,
что леса нет, что там одна зола,
и что грибов не сыщешь в той округе.
Что надо ждать годами, а потом,
возможно всё вернётся, возродится,
и снова защебечет под кустом,
отпев закат, взъерошенная птица.
Всё будет снова - детство и любовь,
закат и лето, травы по колено.
А в кухне - связка высохших грибов -
до горечи, до пороха, до тлена.