День рождения Курта Воннегута

Беседы с мудрецами Курт Воннегут

Сегодня, в день рождения замечательного американского писателя Курта Воннегута на очередном спиритическом сеансе наш медиум вызвал его дух  и вступил с ним в беседу, которую мы имеем честь здесь представить:

Справка:
Курт ВОННЕГУТ (Kurt VONNEGUT)(11.11.1922, Индианаполис — 11.04.2007, Нью-Йорк) — американский писатель-сатирик. Считается одним из наиболее значительных американских писателей XX века. Автор таких произведений, как «Сирены Титана» (1959), «Мать Тьма» (1961), «Колыбель для кошки» (1963), «Бойня номер пять, или Крестовый поход детей» (1969) и «Завтрак для чемпионов» (1973), сочетающих в себе элементы сатиры, чёрного юмора и научной фантастики. Был удостоен чести называться «Писателем штата Нью-Йорк» в 2001—2003.


М. – Уважаемый мистер Воннегут, Вы прожили долгую, интересную, насыщенную событиями жизнь, воевали, написали книги, которые и сегодня с наслаждением читают люди во всем мире, воспитали шестерых детей. На склоне лет Вы проявили себя как художник, рисуя чернилами на искусственном шелке. Ваши выступления в университетах проходили в переполненных аудиториях – Вам было что сказать молодежи. Как Вы думаете, Ваш ум, талант и трудолюбие оценены по достоинству?

К.В. – Моя жена думает, что я крутой парень. Она ошибается. Я не думаю, что я такой уж крутой. Я безмерно уважаю Джорджа Бернарда Шоу. Он был социалист, а еще умный и забавный драматург. Разменяв девятый десяток, он сказал, что его, конечно, считают умным, а он всегда жалел тех, кого считали глупыми. Он сказал, что, прожив такую долгую жизнь, может, как ему кажется, считать себя достаточно смышленым, чтобы успешно работать мальчиком на посылках. Я о себе того же мнения.

М. –  Тем не менее, сэр, Вы - почетный президент Американской ассоциации гуманистов. Что для Вас означает этот пост и каковы цели этой организации?

К.В. – Я никогда не был в штаб-квартире этой организации в Амхерсте, штат Нью-Йорк. Я сменил на этом бесполезном посту покойного доктора Айзека Азимова, писателя и биохимика. Нам нужна организация – заниматься ее делами жуткая скучища – лишь для того, чтобы другие знали, что нас много. Мы предпочли бы жить своей частной гуманистской жизнью и никому об этом не говорить и вспоминать об этом факте не чаще, чем мы вспоминаем, что пора сделать вдох.

М. – Кто такие, по-вашему, гуманисты?

К.В. – Гуманисты просто пытаются жить порядочной и достойной жизнью, не ожидая ни наказаний, ни наград в жизни загробной. Создатель Вселенной остается для нас неизвестным. Мы служим по мере наших сил не ему, а той величайшей абстракции, о которой мы хоть что-то знаем, – обществу, в котором мы живем.

М. – Значит ли это, что Вы категорически отвергаете религию?

К.В. – Являемся ли мы врагами адептов официальных культов? Нет. Мой старый фронтовой друг Бернард  О/ Хара, ныне покойный, потерял свою веру – он был католиком – во время Второй мировой войны. Мне это не понравилось. Я считаю, что потерять веру – значит потерять слишком много.

М. – Но ведь Вы сами обходитесь без веры.

К.В. – У меня никогда не было такой веры, потому что меня воспитывали порядочные и интересные люди, которые, несмотря на это, были очень скептически настроены по отношению к тому, что говорили в проповедях священники. Но я знаю, что Берни потерял что-то важное и достойное.

М. – То есть другим людям лучше придерживаться религии?

К.В. – Вчера я получил письмо от человека, …который долгое время был пленником наших бесподобных исправительных заведений. Вскоре его выпустят в мир, где у него нет ни родственников, ни друзей. И вот я, почетный президент Американской ассоциации гуманистов, написал ему сегодня ответ. Я посоветовал ему: «Вступите в лоно церкви». Я посоветовал это потому, что такому взрослому беспризорнику больше всего нужно что-нибудь вроде семьи.

М. – Почему же Вы не посоветовали ему примкнуть к семье гуманистов?

К.В. – Я не могу посоветовать такому человеку стать гуманистом. Я не посоветую стать гуманистами подавляющему большинству населения планеты.

М. – Но почему?

К.В. – Гуманисты, в массе своей образованные, уверенные в себе представители среднего класса, жизнь которых не проходит даром – вот вроде меня,– находят радость в знании, не зависящем от религии, и в обычной человеческой надежде. Большинство людей так не может.

М. – Вы действительно считаете, что быть гуманистом – привилегия человека среднего класса?

К.В. – Французский писатель Вольтер, автор «Кандида» – для гуманистов он, что Авраам для евреев,– скрывал свое презрение к Римской Католической Церкви от своих менее образованных, простых и перепуганных слуг, поскольку знал, что жизненным стержнем для них является только и исключительно религия.

М. – Это вполне разумно. Впрочем, он же говорил, что «торжество разума заключается в том, чтобы уживаться с людьми, его не имеющими». С другой стороны, люди не виноваты, что они родились не в том месте и не в то время, что им не дали хорошего образования и воспитания, и жизнь их тяжела и убога. Ведь наше рождение – дело случая.

К.В. – Мне ужасно повезло, что я родился здесь, а не где-нибудь еще, что я родился белым, что я родился в семье среднего американца, что я родился в доме, полном книг и картин, и, наконец, что я родился в большой семье с кучей родственников.

М. – Вы гордитесь своим происхождением и социальным положением?

К.В. – Этим летом я слышал лекцию поэта Роберта Пинского, в которой он извинялся за то, что его жизнь была намного лучше, чем у многих. Он говорил таким тоном, будто хотел всем преподать пример. Ну что ж, я тоже, пожалуй, извинюсь.

М. – Это достойный ответ. К сожалению, сегодня в нашей стране некоторые люди, достигнув разными способами довольно высокого положения, начинают им кичиться и презирать окружающих. Впрочем, во все времена внезапно разбогатевшие люди быстро теряют представление о мире вокруг и нормальных человеческих отношениях. Вы согласны?

К.В. – Сейчас среди нас живут бесчестные держатели капитала, мультимиллионеры и мультимиллиардеры, которым интереснее бросать деньги на ветер, чем тратить их на создание рабочих мест, на обучение людей, которые могли бы работать на этих местах, на воспитание молодежи и заботу о стариках, на то, чтобы все чувствовали себя удобно и в безопасности.

М. – А зачем им тратить свои деньги на чужие проблемы?

К.В. – Зачем тратить деньги на решение проблем? Затем, что деньги для этого придуманы.

М. – Эти люди так не считают. Пока они распоряжаются всеми ресурсами страны, остальные зависят от их доброй или недоброй воли. Какой вывод?

К.В. – Надо ли перераспределить заново богатство нации? Оно каждую секунду заново перераспределяется между очень небольшим числом людей, причем самым бесполезным образом.

М. – Возможно, следует изменить общественный строй на более справедливый. Что Вы думаете о коммунистической идее? В нашей стране она считается скомпрометированной и устаревшей.

К.В. – Я, конечно, понимаю, что широко распространенное по сию пору и, возможно, пребудущее во веки веков отвращение к слову коммунизм является здравой реакцией на жестокости и идиотизм советских диктаторов, которые называли себя – как-как? – коммунистами, видимо, по примеру Гитлера, который называл себя – как-как? – христианином.

М. – Вы не разделяете это мнение?

К.В. – Мне, как и всем тем, чье детство пришлось на Великую депрессию, все еще кажется очень несправедливым объявлять это слово неприличным только из-за того, что те, кто называл себя коммунистами, были кровавыми преступниками. Для нас это слово означало только лишь возможный достойный ответ на зверства людей с Уолл-стрит.

 М. – О зверствах людей с  Уолл-стрит пожалуйста поподробней: моим соотечественникам полезно послушать.

К.В. – Великая депрессия была временем, пригодным для обсуждения всех вариантов альтернативы зверствам людей с Уолл-стрит. Они неожиданно разорили массу фирм, в том числе банки. Крах Уолл-стрит оставил миллионы и миллионы американцев без денег. Им не на что было есть, не на что купить одежду, нечем заплатить за ночлег.

М. – Ужасно!

К.В. – И что с того? Это было почти сто лет назад. Следствие окончено, забудьте! Почти все, кто был тогда жив, сейчас мертвее дохлой кошки. Счастливого социализма в раю!

М. – К несчастью, все повторяется, и сегодня, уже в ХХI веке, мы снова встали на те же грабли. Финансовый кризис потряс почти все страны мира, и конца ему пока не видно. Однако когда в 1945 году Советская армия освободила Вас вместе с тысячами других людей из лагеря военнопленных, Вы верили во все хорошее?

К.В. – Мы ожидали, что СССР постарается стать похожим на США, со свободой печати и вероисповедания, праведными судами и честными выборами, и так далее. А США, в свою очередь, постараются воплотить то, что воплощено – так говорили – в СССР, именно распределение благ по справедливости. «От каждого – по способностям, каждому – по потребностям». Вроде того.

М. – Уважаемый сэр, не совсем так. Это принцип коммунистического распределения. В СССР действовал в какой-то мере принцип социализма: «От каждого – по способностям, каждому – по труду». Но это тоже неплохо – в этом есть справедливость. С тех пор Вы не изменили свои взгляды?

К.В. – Мне до сих пор нравится то, что мы … ответили немецким солдатам после нашего освобождения: что Америка станет более социалистической, будет стараться дать всем работу, обеспечить наших детей, чтобы по крайней мере они не мерзли, не голодали, умели читать и писать и не были перепуганы до смерти. Раскатали губу.

М. – Тогда Вы глядели в будущее с оптимизмом. Ваши чаяния не оправдались?

К.В. – Оптимизм, которым пропитано большинство наших произведений, основан на нашей вере, что после Великой Хартии Вольностей, Декларации независимости, Билля о правах и девятнадцатой поправки к Конституции, которая в 1920 году дала женщинам право голоса, мы просто обязаны создать некую систему экономической справедливости. Это было бы вполне логичным следующим шагом. И сегодня… я в своих выступлениях предлагаю следующие поправки к Конституции.
    Поправка XXVIII: Каждый новорожденный должен быть желанным и о нем следует заботиться до его совершеннолетия.
    Поправка ХХIХ: Каждому совершеннолетнему, если он нуждается в этом, будет предоставлена интересная работа с доходом не меньше прожиточного минимума.

М. – Ваши пожелания услышаны? Что-то изменилось к лучшему?

К.В. – Вместо этого мы – покупатели, наемные рабочие, инвесторы – создали такие горы ценной бумаги, что горстка людей, за них отвечающая, может класть миллионы в собственный карман так, что никто этого не заметит.

М. – Значит, оптимизма поубавилось?

К.В. – Мое поколение в большинстве своем разочаровано.

М. – Разочарование присуще только Вашему поколению или вообще большинству людей, чья молодость осталась позади?

К.В. – Мне кажется, что самые высокоразвитые создания на Земле находят жизнь обременительной, если не сказать хуже.

М. – Неужели! Очень многие люди весьма довольны своей жизнью. Кого Вы имеете в виду?

К.В. – Две женщины, сыгравшие важнейшую роль в моей судьбе, моя мать и сестра Алиса – обе давно на небесах – ненавидели жизнь и не скрывали этого. Самый веселый американец своего времени, Марк Твен, считал свою жизнь, да и жизнь всех остальных людей, такой ужасной штукой, что, разменяв восьмой десяток – а я, заметьте, тоже разменял восьмой десяток, – написал: «С тех пор, как я стал взрослым, мне ни разу не захотелось, чтобы кто-нибудь из моих покойных друзей возвратился к жизни». Это цитата из эссе, написанного спустя несколько дней после неожиданной смерти его дочери Джин. Среди тех, кого он не хотел вернуть к жизни, были и Джин, и другая его дочь, Сюзи, и его любимая жена, и его лучший друг Генри Роджерс. Вот какие чувства были у Марка Твена, а ведь он не видел Первой мировой войны – не дожил.

М. – Действительно, иногда до таких катастроф лучше не дожить. Но не всегда же случаются войны, революции и природные катаклизмы. Бывают вполне спокойные времена.

К.В. – Жизнь – сущий кошмар, если послушать слова Иисуса из Нагорной проповеди. Вот они: «блаженны нищие духом», «блаженны плачущие», «блаженны алчущие и жаждущие правды». Генри Дэвид Торо сказал еще лучше: «Для большинства людей слова «жизнь» и «отчаяние» значат одно и то же, только они об этом никому не рассказывают».

М. – Это звучит как-то безнадежно. Но ведь Вы сами прожили интересную и яркую жизнь. Наверняка, Вы знаете еще людей, которые могут сказать, что, в общем, жизнь удалась.

К.В. – Этим летом я спросил у писателя Уильяма Стайрона, у скольких людей на всей планете есть то, что есть у нас, именно жизнь, которую стоит жить. Между нами говоря, мы сошлись на семнадцати процентах. На следующий день я отправился на прогулку вместе со своим давним другом, врачом, который лечит всяких разных наркоманов в больнице Бельвю. Многие его пациенты – бездомные, у многих – СПИД. Я рассказал ему о наших со Стайроном семнадцати процентах. Он с нами согласился.

М. – Наверное,  замечательный человек этот врач!

К.В. – Как я писал где-то в другом месте, это святой человек. Я считаю святым любого, кто ведет себя порядочно, живя в непорядочном обществе.

М. – Это справедливо. Но вернемся к нашим баранам: возможно, у остальных 83% не столь высокие запросы, и они готовы жить как угодно, лишь бы жить.

К.В. – Я спросил его – почему половина из его пациентов не покончила с собой. Он сказал, что сам задавал себе этот вопрос. Иногда он их спрашивал, хотя это не относилось к обычной медицинской практике при лечении наркоманов, нет ли у них мысли о самоубийстве. Он сказал, что почти все –  исключений было ничтожно мало – были удивлены и оскорблены этим вопросом. Идея совершить ТАКОЕ никогда не приходила им в голову.

М. – Значит, большинство людей остаются оптимистами, несмотря ни на что. Возможно, они просто умеют радоваться пустякам, и это придает им силы.

К.В. – Мой дядя Алекс Воннегут, страховой агент с гарвардским образованием, научил меня кое-чему важному. Он сказал, что мы должны обязательно научиться замечать, когда наши дела идут по-настоящему хорошо. Он говорил о простых вещах, не о каких-то там свершениях: вот ты пьешь лимонад в тени в жаркий полдень, или учуял запах хлеба из соседней булочной, или ловишь рыбу, и тебе не важно, поймаешь ты что-нибудь или нет, или когда слышишь, как за соседней дверью кто-то хорошо играет на пианино. Дядя Алекс убеждал меня, что в такие моменты – их еще называют откровениями – надо говорить: «Если это не прекрасно, то что же?»

М. – Видимо, Ваш дядя очень помог Вам стать тем, кем Вы стали.

К.В. – Я бесконечно благодарен ему, а также – опосредованно – тому, чем был когда-то Гарвард, за то, что я умею находить в хороших книгах, иной раз очень смешных, что-то, что придает жизни смысл, несмотря ни на что.

М. – Кстати, в чем Вы видите смысл жизни?

К.В. – Смысл и ценность в мою жизнь приносили только святые, которых я встречал.

М. – Вам приходилось встречать святых? Кто же они?

К.В. – Святые – это люди, которые приносят пользу и поступают бескорыстно. Я встречал их в самых неожиданных местах.

М. – Вот как. Я полагал, что здесь, на земле, все мы в большей или меньшей степени грешники.

К.В. – Я верю в первородный грех. А еще я верю в первородную добродетель. Оглянитесь вокруг себя!

М. – Оглядываясь вокруг, чего только не увидишь! Впрочем, христианство нас учит, что на том свете всем воздадут по заслугам. Так что когда-то нам придется за все держать ответ.

К.В. – Смягчающее обстоятельство, которое мы огласим на Страшном суде: мы не просили, чтобы нас произвели на свет.

М. –  Спасибо, дорогой мистер Воннегут, за интересную беседу. Что Вы скажете Вашим читателям на прощание?

К.В. – Ради Бога, давайте поможем нашим перепуганным до смерти собратьям пройти через это, что бы это ни было.
 
Продолжение следует…