Земную ль имеет подошву Из лучших

Он словно расплавил асфальт -
прошёл и асфальт задымился.
А может быть ангел упал
и в сизый дымок превратился.
Подрезали крылья ему
иль сердце от скорби застыло,
устал созерцать смуту, тьму,
лишился внезапно он тыла?
А тыл этот кто, лучший друг
иль бог это, иль ангелица,
чей жизни замкнулся вдруг круг,
но может она возродится?
Найти её сможет ли он
среди завершивших полёты -
в том мире бесправен смартфон,
инет там совсем не в почёте.

Захлопнули книгу судьбы -
в ней жизнь от рождения до смерти,
и можно вставать на дыбы,
шагами страдания мерить,
но место её обитания
останется тайной. Надолго ль?
Ему предстоят испытания,
искания там, где лишь холод?

Погиб и не спросишь о чём-то,
опять опоздали с вопросом,
как это явление знакомо,
его изменить так непросто.
То занятость, то наслаждения,
то чуткость сменила окраску,
то нет ни на что настроения,
то время заузило рамку.

Летает ли он невидимкой
теперь, когда тела лишился,
иль в виде заметной чуть дымки,
любуясь пространственной ширью.
В каком пребывает он ранге,
дают ли ему поручения,
ответит ли он бумерангом
тому, кто нанёс оскорбление.

Дымиться асфальт продолжает,
а может в том лишь прозаичность?
А рядом становится жарко,
и чудится вдруг мозаичность
и в воздухе не подконтрольном,
в движениях усталых прохожих,
в дороге, что кажется полой,
в без солнца отбеленной коже.

А тот, кто прошёл перед дымом,
земную ль имеет подошву,
а может пришёл он из Рима,
с огромной трагедии ношей.
Пока добирался веками
подошвы его раскалились,
сорит теперь всюду дымами,
в них памяти мощная сила.

В дыму столько сгубленных жизней,
в нём прошлое с бездной из скорби,
соседствуют с ним пир и тризны,
он нищенства символ и торбы.
Ещё символ он очищения
от моря ошибок, пороков;
так часто всех учит горение,
ведь глухи к словам мы пророков.
Мы словно бы жаждем пожаров,
мы дразним всесильное пламя...
Врывается огненной КАРОЙ,
неся очищения знамя.