Когда-то в седьмом

               
  Годы, годы... Я нечасто бываю в своем родном городе.  Когда я иду по улице мимо большого одноэтажного  здания из   красного кирпича,  видимого издалека,  мне всегда хочется сказать:
 - Здравствуй, моя  любимая   школа!   Здравствуй, седьмой класс!
   Проходя,  невольно  смотрю на знакомое  окно,  за которым  я  сидел давным-давно, много лет  назад.  Сколько воды утекло! Сколько воспоминаний! Уже давно построили  новую, из трех этажей, а эту закрыли.  Милые мои учителя, помните ли меня?  Школы нет,  хотя   здание сохранилось.  Здание построено основательно,  прочно, в расчете на вечность. Оно и  впрямь может простоять  еще лет двести. Стены такой  толщины, бронебойным зарядом не прошибешь. Но теперь это уже не школа, это  какие-то склады  и магазины.
   Помню деревянную мою парту в углу, выкрашенную в  страшный  черный цвет,  с  наклонной доской,  с  ящиком под ней, куда я прятал свой замурзанный портфель. Ранцев   мы тогда не носили.
   Так получилось, что в седьмом классе я сидел  за партой один.   Девочка, с которой я сидел раньше  в шестом,  уехала с родителями куда-то  далеко на юг, и я   оказался на «камчатке»  в  печальном одиночестве.  Зато вся парта теперь моя! Можно на уроке передвигаться с одного места на место, слева направо и обратно.  Нарочно можно сесть так, что  учителю тебя  не было видно, достать книжку и читать. Это преимущество последнего ряда. Не раз учителя заставали меня за этим занятием. Я и не замечал, как Клавдия Ивановна  подходила ко мне.  Подойдет, посмотрит, а я ничего не вижу,  никого не  слышу.
- Что это, Коля, за книжка? Интересная?
- А.., - спохватываюсь я и быстро захлопываю ее.
- Дома дочитаешь, в сумку убери!  На уроке  учиться надо.

    Все знают, что я заядлый книгочей.  И школьный  библиотекарь  об этом знает.  Можно ее попросить, и  она тебе оставит книжку, если она у кого-то из ребят на руках. 
   Но я записан еще и в поселковой библиотеке. Там можно взять книги, которые читают взрослые.  «Даурия» Константина Седых, про Ромку Улыбина. Про любовь можно взять книжку.
   Книжки про любовь  интересные. Влюбляются парни. Про наших восьмиклассников говорят, у них любовь. Но как об этом парней спросишь,  на смех поднимут.
  Теперь я часто на уроках вспоминаю девочку, которая сидела рядом. Спросить некого, словом перемолвиться  не с кем. Рыжеволосая, в конопушках, Валя  была умницей. С ней было интересно,  и когда  она   пропускала  школу, я чувствовал себя одиноко.   Она сидела справа от меня. Я думал, может  и у меня  любовь,  не знаю, но сидя за партой  вспоминал в этот год  о Вале часто. 
        Помню, как она приносила в портфеле  конфеты и печенье   и угощала меня.  Ей это нравилось, и мне тоже. Помню и сейчас случай, когда я ей тетрадку чистую отдал, в линейку, а Валя   подписывала  обложку.  Она писала, а мне было хорошо как! Мне было приятно, что у нее моя тетрадка. Может, это и была любовь?!

     И вот я сижу один, ее нет. Ничего хорошего  сидеть одному. Я вспоминаю ее ленточки в косичках, коричневое  аккуратное  школьное платьице. Я одет плохо,  раньше я не обращал на это внимание, а теперь стыдно за замусоленные рукава, измятые штаны, сбитые ботинки. Мне жалко, что ко мне не сядет никто. Все сидят на своих местах. 
       Клавдия Ивановна иногда говорит: - Ребята, не балуйтесь, посажу на заднюю  парту. Но никого ко мне не пересаживают, я сижу один. А девчонкам  вообще замечаний не делают.
   
     Как я попал на заднюю парту, не знаю.  Я   был тихим мальчиком, не был ни задирой, ни шалуном, да и учился хорошо, только на  физкультуре был всегда последним.  Но не  расстраивался,   надо же кому-то и  последним быть. Я не кузнечик, выше всех прыгать!

    Учиться мне нравилось. Часто   учебники читал наперед,  но были написаны  они   неинтересно, так мне тогда казалось.  Кроме русского.  когда нужно было переписывать предложения, и можете улыбаться, мне это нравилось.  Можно легко   вообразить, что Чехов или  Лев Толстой - это я. Можно  видеть, как из-под моего  перышка  появляются мысли Пушкина или  Ивана  Сергеевича Тургенева. Это и мои мысли. Вот что было здорово! После того, как я  переписал из учебника  упражнение - разговор ребятишек,  когда они жгли костер, отправившись в ночное, - я полюбил Тургенева и взялся всерьез за классику.
   Мне  всегда хотелось сказать своим учителям, надо учить так, чтобы было как в  кино. Но я  сдерживал себя, мне не хотелось вступать с ними в спор.  Спорить я начал с ними только в десятом классе. Только тогда,когда  мне показалось, что я  поднабрался ума. А сейчас только седьмой класс.
    Учителей слушать  и впрямь  интересно. Они рассказывают так, что ни за что не догадаешься, что об этом они в учебнике прочитали. И я старался отвечать обстоятельно, с примерами. Вникать в суть особенно трудно было на математике. Учительница  всегда говорила: нужно строгое доказательство. С ремнем, что ли, чтобы все строго было?
      
      Клавдия Ивановна ведет у нас русский язык и  литературу, Клавдия Сергеевна – немецкий,  Клавдия Николаевна, директор школы – химию и  биологию.  Кроме того, у  нас  была еще одна Клавдия Михайловна, в начальных классах,  но тогда она года два уже   не работала. Мужчин в  школе нет,  даже физкультуру ведет молодая девчонка, пришедшая к нам после  физкультурного техникума.   Мне кажется, что так по всей стране – учитель  профессия женская.  В школе было спокойно, как дома.

     Но скоро я не выдержал и спросил классную руководительницу, куда уехала Валя. Мне захотелось узнать ее адрес и написать ей письмо. Тогда не было мобильных телефонов, и  если люди расставались, то  навсегда,  я понимал это.   Клавдия Ивановна  обещала  узнать, где Валина  семья  поселилась,  и на следующий день подала мне листок с адресом.  Поселок, улица, дом.  Я едва дождался конца уроков,  я бежал домой, не чуя ног под собой. Знал, что напишу  длинное письмо и буду ждать ответ. Обратно ответ придет не раньше, чем  через полмесяца.

      Я бежал, сломя голову.   Буду писать, стучало в голове,  все остальное вылетело напрочь.  Надо на почту, купить конверт с маркой, или даже два, вдруг с адресом  ошибусь. Бумажка с адресом  лежала в кармане, я был счастлив, как никто на земле. 

     Как начать?   Дорогая Валя, милая Валя, здравствуй, дорогая  Валя... как?
     Валя стояла перед глазами, с конопушками на лице, рыжая как лиса. И улыбалась. Она всегда много смеялась и нечасто глядела на меня. Я мог ее  толкнуть и за косу дернуть, дурак.  Рядом было мое счастье, а я этого не понимал. 
    Я никогда не говорил с ней о своих проблемах, но, мне кажется, она-то меня понимала. Мне вдруг стало стыдно за себя, что я такой слабак, физкультурой не занимаюсь. Буду делать дома по утрам зарядку. В доме у нас тогда уже появился радиоприемник АРЗ, арзамасского радиозавода, и впервые можно было слушать  музыку и радиопостановки. Гимнастику можно делать до школы, по утрам.
    Валя уехала в Краснодарский край, значит, проехала через Москву, видела Каму, Волгу, Мне всегда хотелось увидеть   краешком глаза  Красную площадь и Кремль.  Мне ехать некуда, у меня нигде  родственников нет, и денег на билет тоже. Да кому я в Москве  нужен? Единственное, что оставалось, посылать  Вале письма.

    Я переписывал  письмо несколько раз.  Мне хотелось написать красиво, но как?  Ни одна книжка тут не  поможет. Я переписывал вновь и вновь, и опять рвал. Я и в классе думал только об этом. Мне хотелось написать что-то особенное, чтобы у нее появилась радость.  Я принимался писать не один раз, и  был недоволен результатом. Чувства обуревали меня, но я не решался доверить их  бумаге. Все выходило не по-настоящему.
     И вот один из черновиков я оставил по недогляду внутри парты. Класс остался убирать в тот день Саня Захаров. Надо было выгрести мусор из каждой парты, подмести и вымыть пол.  Я с Сашей дружил, да и вообще в классе все ребята были друзья. И письмо попало дежурному, Сане в руки.
    - А Колька с девчонками  переписывается! - заорал он. Второй парнишка дежурный тоже стал читать.   Жаль, меня не было с ними. Если бы я  был тогда с ними, я подрался бы со всеми, хотя едва бы я двоих победил.
    И на следующий день новость стала известна всем в школе. Я не знал, у кого письмо. Я глаз не поднимал. Да и  как теперь кулаками махать! И вдруг ко мне подошла Валя Новоселова и подала мне злополучный листок.
 -  Как ты красиво написал, - сказала она. -  Жаль, что это   не мне, я ведь тоже Валя.
 -  Вале Соколовой, - смущенно  пробормотал я. Я не мог знать, куда деться от смущения.
    И вдруг на уроке  Клавдия Ивановна сказала:
 -  Ребята, Коля написал письмо  Вале Соколовой, она от нас уехала.  Молодец какой!  Он ее не забыл. Мы ведь все ее не забыли. Давайте всем классом ей письмо напишем. Правильно, Коля?

     Все заорали, а я вдруг почувствовал глубокую обиду. Я был готов страдать за Валю, мне  было приятно, я защищал свою дружбу с ней, а теперь вдруг я перестал себя ощущать ее защитником. - Пусть пишут, подумал я, - а я напишу отдельно от всех.
   Я взял черновик, и начал его перечитывать. Оно вдруг показалось чужим, хотя было моей рукой написано. Вроде кто-то чужой, будто рассказ из книжки. Неужто я так коряво написал?
    Надо еще кое-что добавить. Про свою скучную жизнь. Я буду писать, я поверил в свои силы.
   С тех пор Клавдия Ивановна каждый раз на уроках читала  мои сочинения. Она читала не только мои. Класс как будто подменили. Каждый старался изо  всех сил. Кто-то даже стихи  сочинять начал.

    Пришло письмо от Вали. Она рассказывала о своей школе, о новых товарищах. Она сидела за партой с замечательным мальчиком, знатоком математики. Она так хорошо написала, так хорошо, что я сильно обиделся. Ни одного слова в мой адрес, будто меня нет и не было никогда, будто я не переживаю, что ее нет рядом.
    Я понял,  что это ревность. Но разве может быть ревность без любви?  Я  стал уже понимать, что есть настолько прочные связи, что их не могут  порвать никакая  разлука, никакие беды, настолько они  должны быть прочны.  Вот так  я почувствовал себя взрослым. Передо мной распахнулся взрослый мир.
    Это происшествие осталось глубокой раной надолго.  я продолжал  думать о ней. Неужели она  была мне просто другом, как Сашка Ястребков, Колька Захаров?  В восьмом классе возле меня сидела Валя Новоселова, прекрасная девчонка, но в душе боль осталась.   Я часто думал о том, как хорошо было бы поехать в Краснодарский  край, к рыжику Вале Соколовой.  Как там складываются  у нее взаимоотношения с новым приятелем? Осталось ли   в душе  у нее чувство ко мне?  Нет, когда я буду взрослым женатым  человеком, между мной и ею не встанет никто третий. Я этого не допущу.