Народные песни Владимира Высоцкого

                «Высоцкий искал варианты народности».
                (Писатель Вик. Ерофеев, «Известия», 24 октября 2018 г.) 

                «Поэзия В. Высоцкого тяготеет к общенародным
                средствам художественной образности».
                (А. Скобелев, С. Шаулов, «Наш Высоцкий» (2012))

    «Его песни были народными и сам он был народным артистом, и для доказательства этого ему не нужно было предъявлять удостоверение», – писал о Высоцком в 1980 году в статье «Он не вернулся из боя» для специального выпуска стенгазеты московского Клуба самодеятельной песни «Менестрель» Юрий Визбор, журналист, драматург, киноактер, художник, автор и исполнитель песен, к сожалению, ушедший из жизни также рано, как и Владимир Семенович.
    По сути, написано – верно. Ибо еще при жизни автора написанные им песни, особенно – ранние, стилизации на блатные темы, были так талантливо им «сделаны», что «ушли в народ», были этим народом, что называется, присвоены. Это ли не повод радоваться и гордиться своим творчеством?
    Более содержательно о народности поэта и его песенного творчества в том же выпуске «Менестреля» высказалась поэтесса, автор-исполнитель Новелла Матвеева: «Его сатирические песни проникали до тех слоев общества, которые, казалось, все еще не интересуются искусством, искусством вообще, а тем более таким – пока не до всех доходящим – как авторская песня в авторском исполнении. Я не видела, кажется, ни возраста, ни общественного слоя, равнодушного песням Высоцкого. Это ли не народный тип таланта?!
    Это народность, я бы сказала, не архаическая, не такого характера, как мы привыкли за народностью закреплять. Мы чего греха таить – все-таки привыкли  связывать народность  в  искусстве с кренделем, а вокруг этой народной плавности – чечетка, да присядка, да все это сверху пересыпается треньканьем, да повизгиванием, да глупыми прибаутками… Так вот: я считаю, что все это давно не относится ни к народности,  ни к настоящему патриотизму. Владимир Высоцкий создал как бы новый лубок, а лубок, как известно, часто бывает сатиричен редко умилял и умилялся, – чаще порицал и высмеивал. Владимир Высоцкий вдохнул в народное направление песни столько энергии, столько новизны, что мы, пожалуй, можем и не узнать народную  песню в столь разительно преображенном виде. Тем более, что песня эта – больше городская и притом  остросовременная. Да, и все-таки это песня народная, потому что она для всех слоев, потому что она пригодилась народу, который и сам ведь давно и неузнаваемо преобразился – образовался, осовременился». (Н. Матвеева, «Народный тип таланта», стенгазета московского Клуба самодеятельной песни «Менестрель», август-сентябрь 1980 г.)
    Матвеевой словно вторит писатель, поэт, автор-исполнитель Юз Алешковский: «Высоцкий был народным артистом. Высоцкий – народный артист. Высоцкий – поэт. Он народный не потому, что кино, звукозапись и такое мощнейшее средство массовой информации, как «самиздат», сделали его голос, его песни популярными во всем, без преувеличения, мире. Он народен, потому что он талантливейший выразитель реальной жизни своего народа. Он с такой сердечной болью чувствовал людскую одинокую судьбу, был так неравнодушен к судьбам времени, к судьбе России, что из его текстов можно почерпнуть не только собственно поэтическую, но и, простите за выражение, социальную информацию о жизни закрытого общества. Информации этой… в десятке его песен и баллад больше, чем в восьми с половиной тоннах макулатурного, бездушного и бездарного хлама соцреализма». (Л. Симакова, «Он написал портрет эпохи (К 55-летию со дня рождения Владимира Высоцкого)», «Подмосковные Известия», 23 января 1993 г.)
    Но еще при жизни поэта американский журналист и писатель Петр Вайль подметил: «Высоцкий – это по-настоящему народное искусство в том смысле, что оно идет из глубины национального самосознания, и все, что он творит, растворяется в стране как свое, родное, от сохи. В лучших песнях Высоцкого – подлинное гражданское отчаяние, глубина понимания песни и любви к ней». (П. Вайль, А. Генис, «Шампанское и политура», «Время и мы» (г. Тель-Авив, Израиль), № 36, 1978 г.)
    8 апреля 2021 года на YouТube-канале писателя, журналиста и телеведущего Максима Кравчинского «ProПесни» (а 13 апреля, в день рождения певца, – и на сайте kravchinsky.com) размещено видео «Михаил Шуфутинский. Интервью о Высоцком, Вертинском, Окуджаве, Анатолии Днепрове, Алеше Димитриевиче». В беседе с Максимом, записанной в 2013 году, Миша признался, что также уловил народность песенного творчества Владимира Семеновича: «Он (Окуджава. – А. С.) был великий человек, великий поэт. Он был где-то там – наверху, в небесах. Также, как и Высоцкий. Хотя Высоцкий был проще, я лучше знал его творчество. Я его встречал. Ну, мы не были «на короткой ноге», но я встречал. И… И для меня Высоцкий был попроще. Он был попроще как человек. Вот я его представляю, его творчество было для меня проще. Оно очень глубокое тоже, но оно более народное, что ли, так. Массовое, да, по сравнению с Окуджавой. Окуджава – его нужно думать. Его нужно слушать и думать».
    Океанолог, поэт, бард Александр Городницкий: «Высоцкий был истинно народным поэтом, свободно дышавшим всем многообразием российской словесности – от сказочного фольклора и высокого штиля до «мусорного» и сочного языка улицы. В его песенных стихах нет ни одной натужной строки. Все поется, как говорится, – легко и естественно. Развернутые диалоги персонажей с их ярким сленгом, изысканные дактилические и четырехсложные рифмы, свидетельствующие о высоком поэтическом мастерстве». (А. М. Городницкий, «Люди и песни», «Иерусалимская антология» (г. Иерусалим, Палестина), № 8, август 2001 г.)
    Композитор Владимир Дашкевич: «Я сознательно говорю о Высоцком. Поп-культура – это, в сущности, современный многослойный городской фольклор. Отсюда и агрессивный ритм, и урбанистическая интонация. Даже «Чуть помедленнее, кони!» – это крик души городского человека. Я думаю, что и американец Боб Дилан, и англичанин Маккартни, и наш Владимир Высоцкий стоят у истоков такого фольклора. Высоцкий просто объемнее и психологичнее, но это уже свойство русского искусства».
    Олег Митяев, поэт, бард, исполнитель: «Владимир Высоцкий – он для всех. Он и рокер, он и бард, он и народная песня. Он так же, как Пушкин, общенациональная радость и гордость». (Первый канал, «Доброе утро», из интервью ведущей Е. Стриженовой с О. Митяевым, эфир – 25 ноября 2011 г.)
    Рэпер Баста (настоящее имя – Василий Вакуленко): «Высоцкий – блюзмен и рок-н-ролльная звезда нескольких поколений. Многие считали его дворовым, слишком приблатненным, слишком народным. Я читал в книге, что Владимир Семенович очень сильно из-за этого переживал. На самом деле, это была его самая большая победа, он достучался до каждого сердца». (НТВ, «Герой эпохи: 80 лет со дня рождения Владимира Высоцкого», эфир – 25 января 2018 г.)
    Поэт и писатель русского Зарубежья, впоследствии политик Эдуард Лимонов о народности Владимира Семеновича и его творчества: «Высоцкий был народный – такой же пьяница, такой же забубенный. Что-то ему удалось уловить народное, поэтому его народ и любил». (Интернет-сайт издания «БИЗНЕС-ONLINE» business-gazeta.ru, 27 января 2018 г., «"Понимаете, важнейшая идея русского поэта – умереть вовремя". Опрос недели: Познер, Белковский, Шевченко, Лимонов и другие о том, кем для них был Владимир Высоцкий».)
    Кстати, принимавшие участие в этом же опросе также говорили о народности поэта.
    Виктор Дьячков, генеральный директор АО «ICL-КПО ВС»: «Для меня Высоцкий был символом искренности и гласом народа».
    Римзиль Валеев, татарский журналист, общественный деятель: «Когда я узнал, что Бобу Дилану дали Нобелевскую премию за то, что он исполнял американский фольклор и был популярен, я подумал о Высоцком. Он – высшее проявление такой народности, социальности».
    «Супружеская пара Ростропович–Вишневская – это такое же необъяснимое явление в нашей культуре, как, например, тот же Владимир Высоцкий. Их любит и знает народ, они по-настоящему народные», – совершенно точно писала в декабре 2011 года блогер Алла Гурьева. (Интернет-сайт «Стихи.ру» stihi.ru, 31 марта 2022 г., А. Сурепин, «Ростропович, Вишневская и Высоцкий».)
    Тамбовский музыкант Антон Шумилин: «Имя Высоцкого для меня равно с понятием «глас народа». В его творчестве есть все: надрыв, душа, вопрос, ответ, правда, сатира, лирика… Все, как у настоящего народного артиста и героя». («"Редкий Экземпляр". Официальный сайт Областной школы журналистики Тамбовской области» exemplaire.ru; 25 января 2018 г., «Нерв эпохи. В юбилей Высоцкого вспоминают поэты, актеры и музыканты Тамбовщины», «"Высоцкий – единственный исполнитель, которого невозможно повторить". Музыканты о Высоцком».)
    Прекрасный актер, сам замечательный поэт Валентин Гафт в телеинтервью признавался, говоря о том же: «Его песни – звук духа, совести, порядочности. Он поет песни народные». (Первый канал, «Сегодня вечером», «День Владимира Высоцкого», часть 1, эфир – 27 января 2018 г.)
    Другой не менее выдающийся актер, режиссер, поэт Ролан Быков, из дневниковых записей: «26. 07. 80 г. Суббота.
    Значение и значимость Володи я понимал давно… Володя будет энциклопедическим словарем нашего времени. Так сказать, краткий энциклопедический словарь.
    Володя народен, народен, народен!
    Высоцкий весь фольклорен – по сути, по смыслу, по факту. Если бы у фольклорных произведений был определенный осадок, который можно было бы «выпарить», вдруг оказалось бы, что 80 процентов содержания его песен выпало бы в этот осадок. А некоторые произведения оказались бы на поверку самородками фольклора. «Изо рта у него самородки падали!»
    Володя фольклорен не только в «Лукоморье» – тут он внешне пародиен. Но только внешне. Володя фольклорен в «хулиганском» цикле, в военном, в спортивном, в бытовом, в «дегенеративном». Герой, отсутствие официального ханжества, сюжет, язык, живость темы, подход – все демократично, все свято, все нужно людям…
    Надо собрать все, что написал Высоцкий, надо попытаться проанализировать то, что написано, как фольклор и как светская литература». (Р. А. Быков, «"Я побит – начну сначала!" Дневники» (2019).)
    В эссе о поэте «Народный артист» – читаем: «Высоцкий – это фольклор. Недаром же строки Высоцкого, высыпанные на бумагу, поражают своей беспринадлежностью. Так легко он берет любое клише, так естественно, на пользу и впрок его песням идет любая запетая интонация:

                На братских могилах не ставят крестов
                И вдовы на них не рыдают.
                К ним кто-то приносит букеты цветов
                И Вечный огонь зажигает.

    Кто мог сочинить такую песню? Никто. И нетрудно вообразить пометку фольклориста, сделанную лет через двести после нас: «Русская песня советского периода. Слова и музыка народные».
    Высоцкий еще и потому принадлежит устному, а не писанному творчеству, что соединил в себе два фольклорных извода нашего времени: финку, вынутую блатарем из кармана и, как фигу, поднесенную к самому лицу общества, и физиологически непреодолимое желание интеллигента высунуть этому обществу язык, задыхаясь в петле. Потому что, пока «положительный» народ безмолвствует, воры поют, а интеллигенты треплются – на глазах прорастает великая народная проза.
    Высоцкий создал и меньше и больше, чем индивидуальную лирику: он создал целый фольклор, особый народный репертуар, и был его единственным исполнителем».  (Интернет-сайт «TRIO-SCHOOL.COM» trio-school.com, Н. Рубинштейн, «Народный артист», август 1980 г., г. Тель-Авив (Израиль), из архива Г. Д. Брук.)
    Леонид Филатов, актер театра и кино, сценарист, драматург, поэт: «Концепция народа у Высоцкого была, прямо скажем, ближе к пушкинской…» (О. Кучкина, «Леонид Филатов: “Высоцкий не лежал. Он ходил, он кричал от боли!“»: интервью, «Комсомольская правда», 26 января 1999 г.)
    Актер театра и кино, театральный режиссер Армен Джигарханян: «Высоцкий был трудяга, его очень любили. Он принадлежал народу. Они так же ругались, так же курили, пили. Я озвучиваю свои чувства. Как зрителю, лично мне это не очень нравилось». (Интернет-сайт «Экспресс-газеты» eg.ru, 27 января 2018 г., «Джигарханян сравнил Высоцкого с Мэрилин Монро».)
    «Глубоко народный в своем творчестве», – пишет о поэте журналист Сергей Муханов в статье «Высоцкий и Ерофеев. Москва – Смоленск» («Смоленская газета», 22 января 2013 г.).
    Журналист Николай Андреев: «Высоцкий жил в своей стране. Не из вторых рук у него сведения. Говорил на концерте в Лыткарино: «У меня есть счастливая возможность рассказать о том, что меня скребет по нервам, прихватывает за горло, волнует и беспокоит…» Он был голосом народа. Он выражал идеи народа. А чьи же еще?» (Н. Андреев, «Уроки Владимира Высоцкого, ушедшего из жизни 40 лет назад», «Российская газета», 24 июля 2020 г., глава «Каким должно быть "видение мира"».)
    О народности песенного творчества Владимира Семеновича говорит и писатель Евгений Лесин: «Высоцкий и Ерофеев суть писатели совершенно народные и очень русские. И дело не только и не столько в пьянстве, хотя пьянство, конечно, тоже роднит их с народом. Дело в том, что они писали для и про друзей. Писали (а Высоцкий еще и пел, конечно), чтобы самым близким друзьям-приятелям понравилось, чтобы именно они смеялись и плакали. А их не обманешь». (Е. Лесин, «Благо, стены в Кремле толстые», «EXLIBRIS. Независимая газета», 24 ноября 2011 г.)
    Роман Абрамцов, исполнитель бардовских песен (г. Краснодар): «Само по себе творчество Высоцкого здесь – как некий символ открытости и популярности. Потому, что у нас, кроме Есенина, наверно один Высоцкий может занять эту нишу народного поэта. Через сам символ вот этой народной любви и личности, харизмы этого человека, его в какой-то степени многогранности – и кино, и песни, и театр, можно провести некую параллель с тем, что творческий человек – он всегда более-менее многогранен». (YouТube-канал «Кубань Информ», 25 января 2023 г., «Высоцкий и Кубань. Два юбилея», «Сразу два юбилея празднуют поклонники творчества В. Высоцкого в Краснодарском крае».)               
    Театральный критик Наталья Крымова на страницах журнала «Аврора» (№ 8, август 1981 г., «Наша профессия – пламень страшный…») размышляла: «…Жизнь потому так сильно, так массово откликнулась Высоцкому, что в его творчество входила такой, какая есть… Для людей естественно видеть рядом с собой правду – Высоцкий не умел лгать. Такое объяснение (оно первое и главное) кому-то может показаться слишком простым, но тут ничего не поделаешь».
    Актриса, сценарист, вторая жена Владимира Семеновича Людмила Абрамова в статье «Скоморох-гусляр. Фольклорная традиция в творчестве Высоцкого» писала: «Песни Высоцкого богаты фольклорными образами, в его сказках и балладах всяка нечисть бродит тучей, являются в город ведьмы, лешие и вурдалаки, воюет Иван-дурак с Кащеем, Дикий Вепрь ошивается возле самого Дворца…
    Не ограничивая понятие фольклора Древней Русью, заметим, что первый вклад Высоцкого в современную поэзию – это тоже фольклор, блатные песни – городской, тюремный, лагерный фольклор. Язык не поворачивается обозвать песни Высоцкого подражанием, стилизацией и тем более пародией на блатной фольклор – настолько они подлинны и языком, и сюжетами, и образным строем. Они народны.
    ‹…› народный русский фольклор (да и не только русский, конечно же) – это не только героические былины, но и «озорные» сказки и анекдоты – раскройте сборники русских сказок, собранных Афанасьевым. Высоцкий – раскрывал. И не только сказки, но и знаменитый труд Афанасьева «Поэтические воззрения славян на природу». Оттуда и подробное знание быта лесной нечисти, и меню леших и упырей, и многое другое –  например, умение свои мысли облекать в лаконизм народных пословиц и поговорок.
    ‹…› общие фольклорные истоки роднят творчество Высоцкого с очень дорогими нашему сердцу именами – с Крыловым с его неисчислимым зверинцем и кунсткамерой; с Некрасовым, чьи стихи так тесно срослись с народными песнями, что и подпись стерлась; с грибоедовскими крылатыми строками-поговорками; с ершовским «Коньком-Горбунком»; со всеми народными «тройками» и «колокольчиками»; и с блоковским «Полем Куликовым» и вещей птицей Гамаюн; и с Есениным (тут и доказательства ни к чему); и с цветаевской «Федрой», где так органично заговорили античные мифологические герои на русском сказочно-песенном языке; и с цветаевским же «Плачем цыганки по графу Зубову», а заодно и со всеми семиструнными цыганскими вариациями русской поэзии от Аполлона Григорьева, Полонского, Апухтина до Блока, Ахматовой, Кузьмина, Вертинского…
    Существуя в противоестественной атмосфере дряхлеющегогосударственного мифа, Высоцкий взрывает миф изнутри, выворачивает его наизнанку…» (Л. В. Абрамова, «Высоцкий в контексте русской культуры» (1990).)
    Литературный критик Абрам Абрамов: «В неприятии Высоцкого серьезными литературными кругами (об исключениях не говорю), во взгляде на него сверху вниз в этих кругах, в явной недооценке, даже при благожелательном, «спокойном» отношении к его песням сказался и архаичный взгляд на народность – серьезную категорию художественного творчества. Народность мы в восьмидесяти, а, может, и девяноста случаях из ста видим только в таком художественном явлении, которое явно связано с крестьянским началом или прямо уходит корнями в рабочую среду, Но сейчас такой подход, такая ориентация в обнаружении народности явно недостаточна. Такой подход давал осечку и раньше (в случае, скажем, с Ахматовой, с Булгаковым). Сейчас же он явно мешает делу.
    Народность и никогда не связывалась серьезными эстетиками только с рабоче-крестьянским происхождением художника или с ориентацией его произведений на пролетарскую среду. Пролеткультовцы, поступавшие так, оказались фактически сектантами, Тем более это справедливо в наше время. Народность расширилась. И такой, казалось бы, далекий от Твардовского или Смелякова, Павла Васильева или Бориса Ручьева Высоцкий, конечно же, явление народное в нашей художественной культуре. Сугубо городские, молодежные, уличные (недоброжелатели говорят, «деклассированные», «блатные») приметы его произведений (лексика, интонации, ритмика, иногда резко подчеркнутые и потому как бы оказывающиеся в кавычках и ориентированные на уличную «музыку») – часть того явления народности, которая представлена всей целостностью Владимира Высоцкого. Понятно, в данном случае («сугубо городские, молодежные, уличные…») имеются в виду не все его произведения, а лишь некоторые. Кстати, их поэтика очень близка ряду произведений Маяковского («Маруся отравилась» и т. д.), а еще чаще вкраплениям в них, иногда весьма значительным. В целом у Маяковского такого рода стихотворения иные, не только открыто серьезные, но даже и программные для поэта («Домой», «Во весь голос» и т. д.). У Маяковского такие куски – «чужое слово» («Засадила садик мило дочка, дачка, водь и гладь, Сама садик я садила, сама буду поливать»… «Нет на прорву карантина, мандалинят из-под стен: «Тара-тина, тара-тина, т-э-н-н…»), даже в рамках одного произведения они входят в другую стилевую стихию. У Высоцкого такой «рамкой», такой «другой» стилевой системой, пожалуй, оказывается весь корпус его творчества». (Интернет-сайт «Владимир Семенович Высоцкий» vysotskiy-lit.ru, А. Абрамов, «Уроки судьбы Владимира Высоцкого».)
    Эта «народность» песен доставила их автору и немало хлопот. А иногда Владимиру Семеновичу приходилось даже доказывать авторство своих произведений!
    Но обо всем – по порядку.
    Уникальное документальное свидетельство народности песни Владимира Высоцкого, попавшей в спектакль, – от театроведа и критика Эллы Михалевой. В замечательной книге об истории Театра на Таганке «В поисках красного квадрата» (2007) она пишет: «Тепло принимали «Микрорайон» – спектакль, основанный на узнаваемой фактуре современной городской окраины («микрорайона»). Зритель нашел в инсценировке по повести Лазаря Карелина и занимательный сюжет, и лирическую историю, связанную с девушкой Ниной Лагутиной, – за нее боролись герой и антигерой спектакля. Режиссура Петра Фоменко удачно довершила дело: спектакль избегал театральщины и стремился к достоверности житейской точности. На сцене лихо дрались и бацали на гитаре:

                Со мною – нож, решил я: что ж,
                Меня так просто не возьмешь, – 
                Держитесь, гады! Держитесь, гады! –

пел безнадежно отрицательный персонаж – «спекулянт и стяжатель» Князев.
    Это была песня Высоцкого «Про того, кто раньше с нею был». Высоцкий оказался на сцене Таганки сначала в «песенном» виде. Текст в спектакле безнадежно переврали, а об авторстве и вовсе не имели ни малейшего представления. Актер Л. Буслаев услышал песню в подмосковном Ногинске. Ее «дворовый вариант» распевала под гитару компания местных ребят. Артист кое-как запомнил текст, который и воспроизвели потом в спектакле. Алексей Эйбоженко, игравший Князева, пел темпераментно, проходя через всю сцену, из кулисы в кулису, под аккомпанемент Ю. Смирнова».
    Вот рассказ самого режиссера телевидения Леонида Буслаева (Глейха) («Студенческий меридиан», № 8, август 1988 г.): «Идея – вставить песню в спектакль – безусловно принадлежала Петру Наумовичу. Мы говорили на предварительных обсуждениях, что эта песня подошла бы к «Микрорайону». Я думаю, что еще до начала репетиций Фоменко уже планировал ее присутствие.
    Песню, о которой идет речь, действительно в театр принес я. В Ногинске-то я ее впервые и услышал от молодого артиста, тоже, кстати, как и я, щукинца – Димы Андрианова (он, к сожалению, сейчас уже не живет). Мы не знали автора. Тогда было время песен, и мы еще не особенно разбирали – кто есть кто: Визбора путали с Окуджавой, того, в свою очередь, – с Городницким. Это лишь через какое-то время стали выяснять авторство. И вот – Высоцкий. Тогда эта фамилия мелькнула для меня чуть ли не впервые. Это было в 1962 году или даже раньше – в 1961-м. Хотя в последнем я не уверен, но то, что до 1963 года, – это точно, поскольку в самом начале его я по конкурсу поступил в Театр драмы и комедии и работал уже в Москве, а песню услышал в Ногинске значительно раньше. И, кстати, она была сильно искажена: пара куплетов пропущена, зато присутствовал куплет, которого сам Высоцкий, как позже выяснилось, не знал.
    В спектакле было довольно странное несоответствие, из которого мы долго выпутывались, и, по-моему, так до конца и не выпутались. Я сам был в глупейшем положении, потому что я длиннее Леши Эйбоженко на голову, а он должен играть хулигана, который как-то со мной справляется. Мне необходимо было его бояться. Одной из попыток выправить это несоответствие было построение моей роли в несколько ироничной форме. И конечно же – песня…
    Эйбоженко пел ее прекрасно. У него, по-моему, каждый выход сопровождался этой песней: то он скороговоркой произносил пару строк, то исполнял ее на гитаре, то кто-то из персонажей пропевал куплет при его выходе. Все это ложилось в контекст и очень сильно работало на идею».
    О появлении песни Высоцкого в спектакле рассказывал и режиссер спектакля Петр Фоменко 2 апреля 1988 года в интервью Борису Акимову, данному специально для документальной повести Б. Акимова и О. Терентьева «Владимир Высоцкий. Эпизоды творческой судьбы», интернет-сайт libking.ru): «Эта песня с самого начала предполагалась в спектакле. Я услышал ее даже не на пленке, в исполнении Высоцкого, а в очень искаженном виде. Она тогда уже звучала во дворах и на улице. Спел ее мне Леня Буслаев, который был в то время артистом Театра драмы и комедии.
    Песня эта, не ведая того, что Таганка станет потом театром Высоцкого, где легенда и реальность переплетутся, – она как-то предварила все это. И даже определила характер спектакля. Я говорю это не потому, что теперь это хорошо говорить, а потому, что она действительно помогла выстроить спектакль, придала ему необходимую интонацию. В ней одновременно присутствовал и криминал, и тема жестокости, и своя лирика, и благородство. И мне кажется, что та яростная нежность, которая была уже в ранних песнях Высоцкого, – во многом определила тональность роли, которую прекрасно для того времени – подчеркиваю – играл Алексей Эйбоженко. «Там был громадный проход, целиком построенный на этой песне: герой пьесы Князев шел с букетом цветов к девушке. Его сопровождал один из подручных – паренек по имени Витя, который подыгрывал ему на гитаре – Витю играл Ю. Смирнов. И Князев шел, точнее даже сказать, «выступал», по всему микрорайону, который «принадлежал» ему, И пел эту песню:

                А тот, кто раньше с нею был, –
                Он мне хамил, он мне грубил.
                А я все помню, – я был не пьяный,
                Как только стал я уходить,
                Она сказала: «Подожди!»
                Она сказала: «Подожди, еще ведь рано…»

    Причем все это именно так, перевирая слова (мы же песню из третьих рук получили), совершенно не зная не то что Володиных авторских интонаций, но точного мотива. Словом, она была искажена и в текстовом отношении, и в мелодическом. Тем не менее мы решили вставить ее в спектакль. И песня там работала, несла большую нагрузку, – чего сам Высоцкий всегда добивался от своих песен. Так что тут мы угадали.
    Нам она нравилась безумно. И даже когда мы собирались после спектакля, мы ее обязательно пели.
    С этого, можно сказать, началось и этим же закончилось песенное влияние Высоцкого на меня, в смысле театральной практики».
    В беседе с высоцковедом Марком Цыбульским, размещенной в 2009 году на сайте «Владимир Высоцкий. Каталоги и статьи» v-vysotsky.com, режиссер поведал следующее:
    «М. Ц.: Еще до того, как в Театр на Таганке пришел Юрий Любимов, Вы ставили там спектакль «Микрорайон», в который включили песню Высоцкого «В тот вечер я не пил, не пел…» Причем тогда Вы с Высоцким знакомы не были, и то, что он – автор этой песни, не знали тоже. А вот когда Вы узнали, кто автор, появилось ли его имя на афише?
    П. Ф.: Мне кажется, что это потом указывалось в афише. Хотя точно я не помню… После того, как на Таганку пришел Юрий Петрович Любимов, этот спектакль еще шел некоторое время, но недолго, поэтому я точно не могу ответить на Ваш вопрос. Тем более что в те времена Володя был еще совершенно неизвестен. Он только что окончил Школу-студию МХАТ. Кажется, когда Володя пришел на Таганку, то этот спектакль уже не шел, поэтому он его не видел. Потом он узнал, конечно, что песня его была использована. Я думаю, что это был вообще первый спектакль, где звучала его песня».
    Любимая женщина поэта Ирина Шалаева (их интимные отношения длились шесть лет с 1960 по 65 год) ничего не знала об истории с песней, попавшей в спектакль. В этом она призналась в одном из интервью:
    «ЛЧ: Дело в том, что в этом «Макраёне» (верно – «Микрорайоне». – А. С.) была его песня, и он сам об этом не знал. Взяли песню как народную и включили в спектакль.
    ИШ: Да? Я это не знаю». (Интернет-сайт «Высоцкий: время, наследие, судьба» otblesk.com, «Ирину Яковлевну Шалаеву опрашивает Лев Черняк (компиляция бесед 2004–10 гг.)».)
    Действительно, до поры до времени оставался в неведении и сам автор композиции!
    Из интервью с Никифором, младшим сыном поэта:
    «– Никита, Высоцкого же не только не печатали, долгое время его мало кто знал в лицо, многие его песни считались… народными!
    – Да, это точно, долгое время его песни действительно считались народными. Отец рассказывал: когда в 1964 году он пришел в Театр на Таганке показываться новому режиссеру Юрию Любимову, то первое, что услышал, – свою песню «В тот вечер я не пил, не пел, я на нее вовсю глядел…», которую исполнял на сцене актер Алексей Эйбоженко. В тот момент там как раз шла репетиция спектакля Петра Фоменко «Микрорайон», который он ставил тогда в Театре на Таганке. Представляете удивление отца?! На этом, впрочем, оно не закончилось. Отец буквально остолбенел, когда купил программку к этому спектаклю, где черным по белому было написано, что во втором акте звучит песня «В тот вечер я не пил, не пел, я на нее вовсю глядел…», слова и музыка которой, указывалось в программке, – народные.
    То есть ни Петр Фоменко, никто из актеров и не догадывался, кто действительно был автором той песни, которую, к слову, отец написал за полтора года до своего появления на Таганке, о котором я рассказал». (Интернет-сайт журнала «7 дней» 7days.ru, 8 августа 2023 г., С. Кухианидзе, «О Владимире Высоцком вспоминает сын: "Согласен с Любимовым: Высоцкий не прожил бы долгую и счастливую жизнь"»: интервью с Н. Высоцким.)
    Украинский писатель-высоцковед Юрий Сушко в книжке «Владимир Высоцкий. По-над пропастью» (2010) приводит свою, художественную версию появления песни Владимира Семеновича в таганковской постановке: «Со съемок фильма «На завтрашней улице» (1962 год) Владимир Высоцкий в одном из писем писал своей второй жене Людмиле Абрамовой: «…Вся киногруппа, независимо от возраста, вероисповедания и национальности, – распевает «Сивку-бурку», «Большой Каретный» и целую серию песен о «шалавах». А Севка Абдулов получил письмо от геологов из Сибири: они просят тексты песен и говорят, что геологи в радиусе 500 км от них будут их распевать. Так что все в порядке, и скоро меня посадят как политического хулигана…»
    А вскоре один знакомый рассказал поэту, затеяв с ним такой разговор:
    – …Старик, ты уже стал знаменит, как… Лебедев-Кумач. Или Михаил Исаковский. Поздравляю…
    – ?
    – Твои песни уже в спектаклях поют.
    – Правда? И где же?
    – Ну, пока не во МХАТе, но все же… Есть такой театр драмы и комедии.
    – Это который на Таганке?
    – Ну да. У них там главным был Плотников. А сейчас туда назначили Юрия Любимова, слышал?
    – Конечно. Даже видел его студенческий спектакль по Брехту. С Люсей ходили…
    – Там сейчас происходят интересные вещи. Любимов привел в театр своих выпускников из Щукинского, набирает молодых актеров, сменил репертуар. Из старых спектаклей оставил «Микрорайон». Вот там и поют твою «В тот вечер я не пил, не пел…»
    – Шутишь?
    – Какие уж тут могут быть шутки? Сходи, послушай… 
    <…>
    Из любопытства Владимир посмотрел «Микрорайон». Вполне добротная постановка. Дождался сцены, во время которой симпатичный парень – главный герой Князев – непринужденно стал напевать «Но тот, кто раньше с нею был…» Пел парень спокойно, с насмешечкой, слова, правда, перевирал. После спектакля подошел к певцу, познакомились.
    – Леша, один вопрос. Ты вот песню поешь, откуда она взялась?
    – Черт ее знает. Фоменко бросил клич: нужна какая-нибудь уличная песенка, и все что-то стали предлагать. Выбрали ту, что Леня Буслаев напел.
    – А это кто?
    – Наш актер. Хочешь, познакомлю?
    На Буслаева Высоцкий сходу насел: что да как, почему слова другие?
    – А откуда ты взял, что другие?
    – Да потому что эту песню я написал!
    – А-а, тогда другое дело. Да я ее слышал в Ногинске, там так пели. А что ты вообще расстраиваешься? Чудак человек. Народ поет, прибавляет-убавляет, подумаешь? Ничего страшного. Значит, считает песню своей. Ты песню для кого писал? Для людей, чтобы они пели?..
    – Чтобы слушали…»
   Как бы там ни было, представление и песню – заметили! 24 января 2018 года, в канун 80-летнего юбилея поэта, газета «Вечерняя Москва» публикует статью Марии Раевской «От кого «Вечерка» защищала Высоцкого». В ней есть любопытный абзац, касательный «народной» песни Владимира Семеновича, использованной в спектакле: «18 ноября 1963 года Высоцкий во второй раз «засветился» в «Вечерней Москве». И снова – анонимно. Только тут дело было не во внимательности журналиста.
    Газета поместила рецензию Н. Путинцева на спектакль «Микрорайон». Она была озаглавлена «Автор спектакля – молодой режиссер». Действительно, постановщику было 29 лет. Это был Петр Фоменко – да-да, тот самый. Один из героев спектакля – бывший вор Евгений Князев. «…Хрипло звучит его любимая блатная песня – лейтмотив, проходящий через весь спектакль», – пишет критик. – В постановке была использована песня Высоцкого «Тот, кто раньше с нею был» – без указания авторства, как народная».
    Людмила Абрамова в документальном фильме о поэте «Владимир Высоцкий. "Вот и сбывается все, что пророчится…"» (а/с Р. Трещев, реж. Н. Гулуева), показанном в начале декабря 2011 года на Первом канале, несколько иначе рассказала о случае с «народной» песней Высоцкого, использованной в постановке Театра на Таганке: «Володя еще не служил в театре Любимова. А у них шла пьеса какая-то неважнецкая, что-то советское, производственное – какой-то спектакль про коммунистические бригады. И там Алексей Эйбоженко пел песню «Тот, кто раньше с нею был». Там по сюжету надо было использовать такую песню, что-нибудь приблатненное.
    Когда Володя пришел устраиваться к Любимову в театр, он сказал ему, что это его песня. А Любимов спросил: «Вы еще можете исполнить свои другие песни, какие там у вас еще есть?» И Высоцкий пел у него в кабинете – много и долго. Собрались послушать все, кто был рядом: костюмеры, гримеры, актеры и так далее…» 
    Актриса Таисия Додина в интервью журналисту В. Перевозчикову, опубликованном в сборнике «Живая жизнь: штрихи к биографии Владимира Высоцкого» (1992), вспоминала: «Я начала работать в старом Театре драмы и комедии на Таганке. Главным режиссером тогда был Плотников. Старый театр, старые актеры, старые спектакли… Но шла одна пьеса на современную тему – «Микрорайон» Карелина. Ставил ее Петр Фоменко. Кстати, в этой пьесе звучала песня Высоцкого «В тот вечер я не пил, не пел…» Помню, что Володя обижался – его фамилии не было на афише.
    В 1964 году в театр пришел Любимов, а у Володи как раз были сложности с работой… Договорились о времени показа… Но Юрий Петрович Любимов – человек проницательный: "Это вы пишете эти самые песни? Вы сами? Ну хорошо…"» 
    Существует и другой, более подробный рассказ Таисии. Вот что она рассказала тучиноведу В. Тучину: «Летом 1963 года мы начали репетировать спектакль «Микрорайон» по пьесе Л. Карелина в Театре драмы и комедии, где главным режиссером в ту пору был А. К. Плотников. Ставил спектакль П. Н. Фоменко. В спектакле должна была присутствовать песня. Петр Наумович выбрал ту, что, по его мнению, наиболее подходила для постановки – песню Высоцкого «Тот, кто раньше с нею был». Откуда ее взял Фоменко, я не знаю, но могу предположить, что он мог ее где-то услышать, поскольку к этому времени Володины песни были уже достаточно широко известны в Москве. Их пели повсеместно. А Петр Наумович – человек очень музыкальный, и просто по характеру Князева (одного из главных героев спектакля), по характеру окружения и среды этого персонажа он нашел именно ту песню, которая наиболее отвечала его замыслу.
    В театре у нас Володя тогда не появлялся, вероятнее всего, он даже не знал, что его песня взята в спектакль. И (я забегаю вперед) когда – позже – он пришел работать в наш театр, то был даже в некоторой обиде на то, что, дескать, его песню используют, а при этом его фамилии в афише нет. Но, конечно, Петр Наумович ни в коем случае не хотел Володю обидеть. Просто песня была ему нужна, а установить ее автора по тем временам представлялось, видимо, делом ДОВОЛЬНО затруднительным и необязательным». (В. Тучин, Из интервью с Т. В. Додиной, Москва, 2 апреля 1988 г., для документальной повести Б. Акимова и О. Терентьева «Владимир Высоцкий: Эпизоды творческой судьбы», глава «Год 1963», интернет-сайт libking.ru.)
    Друг и коллега Владимира Семеновича Валерий Золотухин в интервью газете «Труд» от 25 января 2003 года рассказал: «Я хорошо запомнил, как впервые встретился с его творчеством. В то время (начало 1964 г. – А. С.) я работал в Театре имени Моссовета, но уже знал, что скоро мы с женой (Ниной Шацкой) будем играть на Таганке. Тогда я пришел посмотреть один из старых спектаклей долюбимовского театра – «Микрорайон» в постановке Петра Фоменко. На сцену вышел очень симпатичный актер и под гитару запел:

                В тот вечер я не пил, не пел,
                Я на нее вовсю глядел,
                Как смотрят дети, как смотрят дети,
                А тот, кто раньше с нею был
                Сказал мне, чтоб я уходил,
                Сказал мне, чтоб я уходил,
                Что мне не светит…

    И дальше: «Ударил первым я тогда, так было надо». Для меня это был настоящий шок. В то время, когда все играли советские пьесы, где одни положительные герои боролись с другими положительными героями, я вдруг услышал такой «обалденный» текст. Как выяснилось потом, исполнителем песни был Алексей Эйбоженко, а ее автором Высоцкий».
    Вот так песня «Тот, кто раньше с нею был», написанная Владимиром Высоцким в начале 1962 года, всего через полтора года стала народной! Талант, помноженный на магнитофонную культуру! И размноженный, благодаря появлению и массовому распространению этой культуры!
    Что же касается Юрия Петровича Любимова, упомянутого Додиной в интервью, то режиссер Таганки так вспоминал о первой встрече с Владимиром Высоцким: «Каким он пришел? Смешным. Таким же хриплым… С гитарой… Пришел очень просто одетый парень, очень крепкий… Сыграл чего-то, какую-то сценку. Ну, так сыграл, не поймешь, собственно, брать – не брать… <…> А потом я говорю: «У Вас гитара?» – «Гитара». – «А Вы хотите, значит, что-то исполнить?» – «Хочу». Я говорю: «Ну, пожалуйста, исполните». Он спел… Я говорю: «И что же Вы исполняете?» – «Ну, – говорит, – свое». – «Свое?!» Я его сразу взял…»  (Цит. по стенограмме Вечера памяти Высоцкого в ДК ЗИЛ, Москва, 1 ноября 1982 г.)
    Повторимся: описанные выше события относятся к началу-середине 1964-го. Поэт еще не был принят в труппу Театра на Таганке! Настоящая слава – и певческая, и актерская – ждала певца и актера впереди… 
    1967 год. Высоцкий считает, что от «народности» в песенном творчестве уходит. Актер Вениамин Смехов (Гедройц), также партнер поэта по Театру на Таганке, рассказывал: «Это происходило где-то по дороге в Измаил на съемки фильма «Служили два товарища» (приехать на них меня силой и матом уговорили). Володя повез меня в Одессу, чтобы показать город, о котором я мечтал, и по пути мы разбирали его песни. Он говорил, что ушел от фольклорности, от народности, начал придумывать новые циклы. Высоцкий все время искал то, что только он один и мог бы сказать (я за него не смею).
    Как-то мы с вечера до утра сидели у гениального Николая Робертовича Эрдмана. Он просил Любимова позвать нас к нему, ему было очень важно, что на Таганке есть люди, которые сами что-то сочиняют. Я читал свои рассказы, Володя пел песни, и Эрдман был первым из писателей, который Высоцкого воспринял как ровню. Для Высоцкого было самым кайфом, когда корифей сказал: "Это что, вы сами сочинили? А так похоже на народную песню"». («Бульвар Гордона» (г. Киев, Украина), № 34, 24 августа 2004 г.)
    О народности песен Владимира Семеновича, прежде всего – их текстов, говорил и рок-певец Градский. Вот отрывок из интервью Александра Борисовича журналу «Мир Звезд» (2002 г.):    
    «Мир Звезд: Можно ли сказать, что ваши частушки стали продолжением частушек Высоцкого?
    Градский: Владимир все-таки был ближе к людям, его язык им более понятен. Мой язык более сложный, более интеллигентский что ли… Мои тексты сродни галичевской манере, нежели манере Высоцкого. Нет у меня той народности, которая была у него. Этого очень сложно достичь».
    Марина Влади в книге «Владимир, или Прерванный полет» (советское издание, 1989) писала: «Некоторые из твоих песен, написанные в пятидесятые-шестидесятые годы, составляют часть лагерного фольклора, и старики говорят, что помнят эти песни, что они написаны задолго до революции».
    Так и есть!
    Еще одно интереснейшее и важное свидетельство о «народности» ранних песен поэта. 17 марта 2016 года Закарпатский информационно-деловой портал «UZHGOROD.in» размещает уникальный, буквально сенсационный для исследователей творчества барда материал – статью Максима Мельника «Владимир Высоцкий: неизвестный концерт в Ужгороде». Большая ее часть представляет из себя запись беседы украинского журналиста с Иваном Грицаком, ныне – чрезвычайным и полномочным консулом Украины в Польше, а летом 1974 года – простым студентом и одним из организаторов камерного концерта Высоцкого «для своих», состоявшегося в номере отеля для интуристов «Ужгород» в дни съемок в городе эпизодов совместной советско-югославской картины о войне «Единственная дорога» (реж. В. Павлович). Не будем вдаваться в подробности рассказа г-на Грицюка, а приведем лишь интересующий нас в данном контексте отрывок из него: «До университета (конец 1960-х гг. – А. С.) я служил в армии на севере России. В те времена на севере было очень много лагерей, а в советских лагерях сидели далеко не глупые люди… Тогда в зоне песни Высоцкого были на уровне молитвы. Когда мне приходилось ехать из Воркуты до Североморска, я встречался с разными людьми. Помню, как-то я ехал в поезде Воркута-Москва, кажется, это была весна. У многих людей тогда закончились сроки пребывания в лагере. Вот тогда в поезде я действительно наслушался Высоцкого. Их пели всю дорогу от Воркуты до Москвы. На севере песни были уже народными…»
    Очень яркое, важное и интересное свидетельство!
    К этому же времени – середине-концу 1960-х годов – относятся воспоминания приятеля юности Владимира Высоцкого, сценариста и писателя Артура Макарова. В интервью журналисту Валерию Перевозчикову (сборник «Живая жизнь: штрихи к биографии Владимира Высоцкого» (1992)) он рассказал:
    «В. П.: Первые отзвуки популярности Высоцкого, который приходили из «внешнего» мира?
    А. М.: Сейчас скажу… Я поехал в какую-то деловую поездку, и черт меня занес в Ялту. И в Ялте, в компании (тогда вообще много пели блатных песен), я услышал, как один человек пел Володину песню… Но клялся и божился, что это лагерная песня, и что ей уже лет 10-15. Я тогда захохотал».
    Музыковед Ольга Шилина в исследовании «Владимир Высоцкий и музыка: "Я изучил все ноты от и до…"» (2005) справедливо замечает и приводит очередной пример «народности» песен молодого поэта: «Ранние произведения Высоцкого носили вполне литературный характер, его изначальные установки (протест «против официоза, против серости и однообразия на эстраде»), используемые им художественные средства, заимствованные во многом из поэтики блатного фольклора, форма бытования, близкая к фольклорной, теперь уже использующая достижения современной техники, большое количество эпигонов, их произведения нелитературного характера, нередко приписываемые Высоцкому, – все это придавало творчеству поэта ярко выраженный неофициальный характер и в значительной степени способствовало его восприятию как городского фольклора.
    В этом отношении показателен следующий случай. Леонид Елисеев, альпинист, участвовавший в съемках кинофильма «Вертикаль» в качестве консультанта, еще до знакомства с Высоцким слышал его ранние песни, но считал их народными. Когда же они встретились на съемочной площадке и радист «врубил» их по радиотрансляции, между Елисеевым и Высоцким произошел следующий диалог:
    «– Ну надо же! И здесь мои песни, – сказал он (Высоцкий. – О. Ш.).
    – Как так? – не понял я.
    – Это мои песни. Я их написал.
    – Во-первых, это не твои песни, а народные. А во-вторых, кто поет?
    – Я пою, – говорит он.
    – Да нет! Это Рыбников поет.
    – Ничего подобного! Это не Рыбников, это я пою. И песни это мои.
    – А ты что, сидел, что ли? – спрашиваю.
    – Нет.
    – Знаешь, Володя, я с блатными в детстве и юности много дела имел. Эти песни мог написать только тот, кто очень хорошо знает лагерную и тюремную жизнь.
    – Ну, а я не сидел.
    В тот раз я ему все же как-то не до конца поверил. И только позже, когда сам увидел, как он писал альпинистские песни, всякие сомнения у меня отпали».
    Песни Владимира Семеновича в авторском исполнении, благодаря распространению магнитофонов, обретали молниеносную популярность – и не только на родине. Вспоминает польский актер Даниэль Ольбрыхский: «Я познакомился с ним (Высоцким. – А. П.) в 1969 году. Был тогда в первый раз на кинофестивале в Москве. К тому времени уже слышал о Высоцком. Мы в Польше знали несколько его песен, иногда пели их с друзьями, вот так, за столом, под рюмку, часто не ведая, кто автор». (Газета «Союзное Вече», № 29, 5-11 июля 2019 г.)
    Прошу заметить: Польша, середина 60-х, песни Владимира Семеновича поют в компаниях!
    Песни поэта часто исполняют за рубежом. И нередко там они тоже считаются русскими народными. Такое случалось даже при жизни их автора! 2 сентября 1982 года иркутская областная газета «Восточно-Сибирская правда» публикует воспоминания о встречах и общении с Владимиром Высоцким «Не играл – жил» его приятеля, писателя Леонида Мончинского. В частности, в мемуарах есть такой пассаж: «Сам он (Высоцкий. – А. С.) никогда не скупился, тысячи песен! Некоторые из них ушли от нас навсегда, большинство продолжает жить с нами. Одну из них, уже забытую, Володя нашел в ресторанчике на окраине Парижа. Песню исполняли цыгане, ужасно коверкая русские слова, да и те, кто слушал, говорили не лучшим образом, – ушел от них родной язык вместе с родиной.
    – Откуда вы взяли эту песню? – спросил Володя.
    Старый цыган крутил вислый ус:
    – От верблюда! Народная песня, русский ведь, должен знать…
    – Перед тобой – автор, Владимир Высоцкий.
    – О, дайте барду гитару!
    Он пел ее вместе с цыганским ансамблем и через несколько дней песня разлетелась по свету, обрела вторую жизнь».
    Какую из песен Владимира Семеновича пел в кабаке хор парижских цыган достоверно выяснить не удалось. Вполне может быть, что ромалы исполняли романс «Камнем грусть висит на мне…», написанный Высоцким в 1968 году для фильма режиссера Г. Юнгвальда-Хилькевича «Опасные гастроли», вышедшего на экраны годом позже. В картине романс исполнили цыганский дуэт Николая и Рады Волшаниновых. Иди – «В сон мне – желтые огни…» («Вариации на цыганские темы»).
    Любопытной представляется также история, рассказанная обозревателем газеты «Правда» Анатолием Юсиным (сборник «Вспоминая Высоцкого» (1989)): «В 1982 году в Непале после покорения советскими альпинистами Эвереста мы были в гостях вместе с заслуженным мастером спорта Е. Ильинским у школьников Катманду. Они приветствовали нас «Песней о друге» Владимира Высоцкого: «Как на себя самого положись на него». Пели на русском языке. Учительница объяснила: «Вы слушали русскую народную песню…» Мы переглянулись и не стали возражать: песня-то и впрямь народная…»   
    Весьма красноречивая и показательная история, не правда ли?
    Еще при жизни поэта и автора-исполнителя поклонник песенного творчества Владимира Семеновича писал Высоцкому: «<…> Я не – «вед», но переоценить Вашу роль в становлении современной «песни в народе», по-моему, нельзя. Что у нас было до Высоцкого? (официоз – я уважаю, не о нем речь) – Белогвардейщина, нэп, довоенные наивные песенки и сладкие романсы, «классика ЗК», древняя, как сама Сибирь. Кто был у нас в 50-е годы? – Конечно, П. Лещенко (полумифическая личность), Сокольский, В. Козин. Кто был в 60-е годы? – Чуть-чуть пикнули Б. Окуджава, Ю. Визбор, попытал себя М. Ножкин (не люблю Ножкина), глубок и темен А. Галич. Есть еще Б. Рубашкин, Бикель, А. Гусевич… Но Высоцкий – это колосс, титан, Эверест! Я бы приблизил к Вам только, пожалуй, Ю. Бриннера, но он поет чужое, хотя и очень эффектно. <…>
    Бабенко Б., Брест,
    6. 10. 74». (Интернет-сайт «Владимир Семенович Высоцкий» vysotskiy-lit.ru, «Письма Высоцкому (от поклонников и не только) "Здравствуйте, Владимир Высоцкий!"»)
    Завершить эту небольшую, но важную главу просто необходимо отрывком из повести писательницы и сценаристки Виктории Самойловны Токаревой «Неромантичный человек», написанной в начале 70-х годов. Действие в ней происходит в одной из деревень «Калининской области, средней полосы, в колхозе "Краснополец"» и рассказывается о жизни и любви местной жительницы Таньки Канарейкиной: 15-летняя жительница села Берсеневка впервые влюбляется. Объектом ее воздыханий становится приезжий – молоденький пилот вертолета Ка-26 Комаров. Он летает над колхозными полями, распыляя химикаты, и к тому же красиво играет на трубе. В то же время своих чувств к Тане не скрывает 17-летний тракторист Миша Синицын, который живет по соседству, но слишком уж прозаически смотрит на жизнь и совершенно лишен романтики…
    Но нам произведение Токаревой интересно вовсе не этим. А упоминанием имени Высоцкого в повести (опубликована в журнале «Знамя», ноябрь, № 11, 1978 г.) и описанием того, как в небольшой деревне ее жительница, бабушка Маланья, пожилая старушка, поет шуточную песню Владимира Высоцкого «Диалог у телевизора» – абсолютно не ведая о годе ее написания и авторе – считая песню народной и старинной!
    Как пишет переписатель В. Новиков в предисловии «"В Союзе писателей не состоял…" (фрагменты творческой биографии)» к сборнику стихов и песен «Владимир Высоцкий» (2003), выпущенному в серии «Антология сатиры и юмора России ХХ века»: «Там деревенская бабка Маланья в качестве «народного творчества» запевает: " А у тебя, ну правда, Вань…"»
    «…Бабка Маланья сидела в своем дворе под вишней и пела на мотив «страданий»:

                А у тебя, ну правда, Вань,
                Твои друзья такая пьянь,
                Такая пьянь, такая рвань,
                Ну правда, Вань…

    Председатель колхоза Мещеряков и «золотоискатель» по фамилии Чиж стояли посреди двора и слушали Маланьино народное творчество.
    Во двор вошел Мишка, присоединился к слушателям.
    – Бабушка, – деликатно перебил Чиж, – а теперь что-нибудь старинное спойте, пожалуйста. То, что ваша мама пела или бабушка, например.
    – Так это и есть старинное, – возразила Маланья. – Это мой дед еще пел…
    – Нет, бабушка. Это современное. Это слова Высоцкого.
    – Так, может, мой дед его и знал…»
    Вопрос, возникающий после ознакомления с отрывком из произведения, – один: сколько же тогда лет должно быть бабке Маланье и «старинной» песне «Диалог у телевизора» (написанной, кстати, Владимиром Семеновичем в начале 1973 года), чтобы ее еще Маланьин дед (!) исполнял?
    По всей видимости, Виктория Самойловна придуманную историю с пением бабки поместила в повествование в качестве шутливого, веселого эпизода. Или, если такой факт действительно имел место и где-то был подсмотрен и подслушан самой писательницей, то тогда моментально и навсегда отпадают вопросы, касающиеся психического здоровья бабки Маланьи.
    2 сентября 1979 года на экраны Советского Союза вышел фильм режиссера Владимира Грамматикова «Шла собака по роялю», снятый по сценарию Токаревой, в котором звучит отрывок из той самой «старинной народной» песни Высоцкого (в исполнении бабки Маланьи – ее роль в картине сыграла актерка Кира Петровна Смирнова).
    В фильме, как и в повести, иронически обыграно такое социальное явление, как вытеснение фольклора массовой культурой. Когда приехавший в Берсеневку фольклорист Чиж просит местную жительницу Маланью спеть какие-нибудь народные песни, «которые пели ее предки», она, аккомпанируя себе на балалайке, исполняет сначала арию из оперы «Князь Игорь», а затем фрагмент «Диалога у телевизора» Владимира Высоцкого, утверждая, что эта песня народная, а с автором ее дед был знаком лично.
    Наверняка, поклонникам творчества Владимира Семеновича и слушателям его песен приятно, что они давно уже, еще при жизни их автора, становятся и считаются в России «своими», народными! Значит, Высоцкий сумел выразить в них чувства и мысли, душу народа! А это – дано не каждому и очень дорогого стоит!
    Это – здорово, право!
    ***
    «Умер народный артист Советского Союза. В самом истинном смысле этого слова. Потому что его знали все, его многие любили…» («Слово прощания», «Выступление Н. С. Михалкова на гражданской панихиде в московском Театре драмы и комедии на Таганке 28 июля 1980 года», специальный выпуск стенгазеты московского Клуба самодеятельной песни «Менестрель», август-сентябрь 1980 г., машинописная копия из архива автора.)
    Некто Александр Бурьяк в критической статье о жизни и творчестве поэта «Владимир Высоцкий как гений песенного ширпотреба, сгоревший в творчестве ради излишеств», размещенной в 2015 году/на интернет-сайте samlib.ru, цитирует отрывки из статьи ленинградского поэта Юрия Колкера «Высоцкий без гитары». Его выводы для поклонников народного творчества Владимира Семеновича – не веселые: «Высоцкий и был конформистом в этом, сугубо демократическом, народном смысле. Он был вещателем общих дум. Но конформиста затруднительно считать поэтом, безотносительно к тому, приспосабливается ли он к власти или к народу. Дело здесь не в том, что поэт непременно должен протестовать, идти всем наперекор, – дело в том, что он в силу своей внутренней организации не может быть с большинством, даже если искренне хочет этого; он – самой природы меньшевик…
    Высоцкий был и остается большим социальным явлением, но поэтом он не был, если только не условиться считать поэтом всякого, кто пишет в рифму. Весьма характерно, что и в своем обращении со словом он был в первую очередь конформистом: чутко отслеживал социальный заказ на словесную акробатику, норовил удивить, а не восхитить, – то есть эксплуатировал самое низкое из чувств, участвующих в эстетическом восприятии…
    В начале 1990-х, сразу после открытия границы, один видный правозащитник-шестидесятник, некогда высланный из России большевиками, человек большого мужества, побывал в Москве – и вывез оттуда, среди прочего, величайшее недоумение, которое выразил в печати вопросом: «Где Высоцкий?! Нет Высоцкого!» Этот незаурядный человек думал, что Высоцкий – навсегда, что он если не солнце, то, во всяком случае, звезда русской поэзии или, по крайней мере, русской народной песни. Между тем судьба конформистов – устаревать первыми. То, что находит широчайший отклик, принадлежит своему времени – и только ему. Каждому поколению кажется, что открывшаяся ему истина – последняя. При этом поколение как целое, как народная волна, видит свою истину отнюдь не в вершинных завоеваниях своего времени, а в чем-то расхожем и усредненном.
    Такой усредненной, расхожей истиной 1960-70-х и был Высоцкий. Годы 1980-е и 1990-е привели на смену ему других, тоже расхожих выразителей другого времени, новых 'вещателей общих дум', которые тоже сойдут и уже сошли со сцены вместе со специфическими чертами своего времени, с его пряностями и ароматами, эскападами моды и ритмической окраской. Высоцкий был талантливее предперестроечных и послеперестроечных кумиров толпы, но и его тексты вянут на глазах, всё более освобождаются от его голоса и гитары, когда же освободятся вовсе, – когда те, кому сейчас за пятьдесят, сойдут со сцены, – вовсе утратят всякую жизнь. Через пятьдесят лет их не вспомнят – или вспомнят как один из курьезов советской поры».
    «Владимир Высоцкий – советский феномен конца СССР. Не блестящий актер и поэт, никакой музыкант. Называть его бардом – оскорбительно, поскольку неповторимая магия голоса и надрывная страсть поставили его на особое место в советской культуре, куда там бардам «оттепели»! Если уж пытаться как-то прописать его самого в иконостасе русских традиций, то ближе всего он к «деревенским дурачкам», скоморохам, шутам. И если быть откровенным до конца – то самый любимый придворный шут уходящей империи, пожалуй что так. Любимый шут эпохи застоя». («Философ Сергей Роганов – о том, может ли современная Россия воспринимать Владимира Высоцкого», «Известия», 25 января 2013 г.)