верлибр

Перейти на верлибры, как на другое время,
на зимнее с летнего - просто перевести часы,
понимая, что ничего не изменится, только с утра
будет немного светлей или темней - и всё.
Жизнь остаётся той же, неожиданно скоротечной,
те же предметы вокруг, те же лица на фото,
тот же красный трамвай дребезжа заменяет будильник.
Это царство вещей, где под слоем растресканной краски
чуть новее предметы и люди моложе слегка.
Посмотри - это я нерифмованный, я читающий сказки.
Это ты на снегу, это снег - он белей молока.
Посмотри - это мама и папа без четверостиший
потому, что живые. Диван и сервант, и слоны -
чистый мрамор. Потише, пожалуйста, тише -
там стихи не разбужены, дни ещё не сочтены.

Всё рифмуется позже под патиной времени сизой,
под пылью в подвале, где время всегда одно и то же
и тикает с одесским говором и еврейским акцентом,
создавая иллюзию вечности - голубь надменный,
шебутной воробей дополняют дворовый пейзаж,
наблюдаются кошкой, крадущейся из подворотни.
Чёрный пековый лак укрепляет надёжность ворот
и промокшие варежки вяло висят на резинках,
уводя нас в подвальную сырость, где примус кричит,
надрываясь под весом кастрюль, чугунков, сковородок.
А потом переезд. Мы, худые, в одежде на вырост,
пионеры окраин, бродяги, хозяева новых квартир,
из убитого центра ушли "по дороге на Скирос",
оставляя в снегу двухполосный тяжелый пунктир.
Всё знакомо тебе, дорогая, конечно, отчасти,
были те же акации, домики, марки машин.
Были праздники те же, такое же детское счастье,
и такая же юность, упрятанная в крепдешин

перешитого платья, колечко из первой получки.
У тебя - институт или, кажется, был универ.
У меня после армии - тот же обшарпанный центр
и рисунки, и новые книги - тогда я читал
всё взахлёб, иллюстрируя "Мастера и Маргариту",
"Человека, который смеётся" и многих других.
Тот же красный трамвай увозил меня к морю бывало.
Только реже я видел друзей и стихи не любил.
Постарели предметы - посуда царя Мельхиора,
сковородки в жиру и трёхногий хромой табурет.
А вот книг стало больше, прочел их, мне кажется, горы,
переплётным сознанием был увлечен и согрет.
И уже не один, что-то новое - время и опыт
и надежд, и потерь, временами бросающий в пот.
А по лестнице нашей железной волнующий топот,
перестук двух сердец, без каких-то забот и хлопот.

Долгострои, коробки бетонные, хлорка и синька,
перемена времён, перемены в заученной лжи,
переходы на новые деньги, на новое время
с невозможностью выжить, себя и родных прокормить.
Вот последний автобус увозит людей в неизвестность,
вырывая из города или же - город из них.
Пахнет морем и йодом, друзья провожают друзей,
будто умерших в некую, им неизвестную землю.
Повторяя чужие слова, обещают звонить в никуда,
проверяя блокноты ко времени - номер и адрес.
Ты не знаешь такого. Сказав - на чужое не зарюсь,
говоришь мне - отъезд стал причиной рифмованных строк.
Может быть, может быть. Ведь случайностей нет априори.
Да и начал уже под полтинник - тогда перевёл
не часы, а судьбу на ещё незнакомое горе -
на стихи ни о чем. И не спал, и работал как вол.
Не как раб на галерах, не надо искать подоплёку
в "Письмах римскому другу", я тоже чужого не брал.
Десять лет пролетело, рифмую привычно и ловко,
чтоб звучала строка, будто утренний птичий хорал.
Мой намоленный стих от безбожника просится в схиму,
но затворником быть ни к чему - лицедействовать грех.
Просто время другое, пора привыкать к псевдониму,
отвыкать заодно рифмопары искать во дворе

и в квартире, и даже в сети - надоело, не верю
ни во что, потому и брожу неприкаянным тут,
в этом городе сказочном, словно дурак улыбаюсь,
привечаю знакомых собак, провожая трамваи.
Здесь они не такие, как были когда-то, другие совсем.
Дорогая, здесь время другое и небо другое, и возраст,
здесь другая зима и не выпросить снега зимой
у какого-то бога, придуманного человеком.
В этом времени мы не нужны ни ему, ни себе,
ни любимым, которые нас так легко покидают,
уходя в никуда или просто забыв адреса,
номера телефонов и то, что нас делало кем-то.
Нас разводят стихи, не подумай, что я пошутил -
зарифмуешь минуту - и всё, и не жди послаблений.
Будут снова просить - зарифмуй, но по ходу светил
ты и ноги собьёшь, и от лени сломаешь колени,
вот такой парадокс - на часах только час, а в уме
пролетела неделя и месяц, и год, и эпоха.
Я теперь верлибрoм хотел бы... Ho попробуй, сумей.
Если опыта нет, то стихи получаются плохо
и ответной любви никакой, ни судьбы, ни примера
обращений земных к обитателям высших стихий.
Это просто верлибр, дорогая, не время, а просто химера,
это несовпадение. Так же, как эти стихи.