Польский круиз

Удалившись от железнодорожной насыпи с охранявшими её автоматчиками, Афанасий Михайлович стал размышлять, каким образом ему наладить питание боевого подразделения, состоящего из одной единицы,  которое выполняло боевое задание – соединиться с основными силами КА – находясь при этом в глубоком тылу противника.
Вариантов было не много: подножный корм, речные обитатели, степные обитатели, чем Бог пошлёт, да неистребимая казачья выдержка, способность переносить голод как повседневную данность. Так он и действовал. Когда сытый, когда – голодный, а чаще на грани обморочного состояния. Когда он смог удалиться на такое расстояние от места побега, где поиски беглецов уже были маловероятны, он впервые решился использовать для добычи средств пропитания местное население. Но было это уже на подходе к границе Советской Украины.

  Нужно сказать, что много военнопленных так или иначе сумевших вырваться на свободу совершали роковую ошибку, высматривая и пытаясь использовать добротные, ухоженные хозяйства, полагая, что здесь разжиться будет проще а в случае самовольной экспроприации какого-то провианта, владелец вряд ли станет поднимать гвалт из-за какой-то мелочи.
На деле же они становились жертвами собственных иллюзий и, в конце концов, пополняли ряды пленных солдат, угоняемых в концлагеря.

 Афанасий Михайлович знал все тонкости поведения с местным населением на генетическом уровне. Сколько веков его предки ходили в глубокие рейды по тылам противника, так и счёту тем векам никто не знает. Оттого выбирал он в таких случаях домик на отшибе, не шибко выделяющийся своим богатством. Как правило, такой двор принадлежал одинокой женщине, которой не помешал бы бесплатный помощник, способный наколоть впрок дров, поправить ограду, да мало ли каких  дел требуют употребления мужских рук.

  Долго присматривался Афанасий Михайлович к одному такому дому, проследил для верности, кто выходит из дома, кто возвращается, не приходят ли частые гости, и только к вечеру решился постучать в дверь.
Открыла женщина средних лет, испугалась, увидав незнакомого ей мужчину в непривычной для данной местности одежде, но потом успокоилась, дерзнула принять беглеца, помочь.
 При помощи больше жестов, нежели слов, беглец предложил хозяйке свои привычные к сельскому труду руки.
 Та, подумав, указала на пару женских туфлей, которые были ещё вполне себе в приличном состоянии, только швы разошлись, да подошва местами отстала.
 
 Вот, что умел казак в сапожничьем деле, так это сапоги мужские подправить, а основное его умение было направлено на шорничество.
 Сбрую, хомут, седло починить; узду, шлею, подпругу, батог(арапник) изготовить – это он за милую душу - с этим проблем никогда и никаких, потому как любил лошадей Афанасий Михайлович самозабвенно, до потери памяти, как говорят станичники.
 А что касательно дамских сапог...

 Но, делать нечего, назвался груздем – голод не тётка. Кстати о груздях – грибы на Кубани не росли  никакие и никогда. Потому к вкусу их Афанасий Михайлович был совершенно не приучен, а уж заставить его съесть мочёный или консервированный гриб, это было равносильно, что змею в рот затолкать.
Хозяйка принялась за стряпню, правильно полагая, что работнику бы подкормиться вначале нужно, тогда и работа ловчее спориться станет.
Афанасий Михайлович же долго готовил к ремонту то одну туфлю, то вторую, распрямлял, разглаживал, приготовил нить, ссучив и пропитав крепкую «суровую« нить, стал прошивать разошедшиеся части обуви. Насколько профессионально это у него выходило история умалчивает.

Внимание работника постоянно отвлекалось ароматом, исходящим от приготавливаемого блюда.
Походил он на запах жаренной телятины, пряной и жутко вкусной, по всему видать. Ноздри голодного «сапожника» непроизвольно раздувались, грудь вздымалась в предвкушении, а желудок, как изготовившаяся к прыжку кошка во время охоты на чуланного зверя, притих - словно бы притаился - боясь спугнуть такую желанную добычу.
Долго ли, коротко ли продолжалось это истязание, только задвигалась, наконец, хозяйка от печки к столу, от печки к столу…
 Выставив на стол огромную сковороду с дымящимся произведением поварского искусства, положив рядом вилку, полька направилась туда, где хранился у неё хлеб.
 Отрезала краюху, положила по другую сторону сковороды.

Как ни голоден был Афанасий Михайлович, но о предстоящем позоре забыть он не мог, потому принялся готовить пути для ретировки из этого гостеприимного дома.
Указав на оторвавшуюся головку туфли, Афанасий Михайлович дал понять хозяйке, что вручную завершить работу не удастся, требуется машинка, чтобы прострочить шов.
 Полька понятливо закивала, показала на стол, приглашая «сапожника» к ужину, а сама наскоро собравшись, поспешила к знакомым, обладавшим этим инструментом.
Афанасий Михайлович чинно и без поспешности, как учили старики-казаки принялся за еду.
 Но каково же было его разочарование, когда вместо отборных кусков телячьей вырезки обнаружил он на сковороде, что бы вы думали?
 Да, да, те самые грибы, которые никогда и нигде на Кубани не росли и которые терпеть не мог Афанасий Михайлович.
Странно, приходилось ведь ему есть всё, что обладало питательными свойствами, а тут…
 Не смог преодолеть Афанасий Михайлович отвращения к этому деликатесу как ни пытался, как ни кружился он вокруг привлекательной с виду сковороды.

 Ругая на чём свет стоит свою брезгливость, запихал он краюху хлеба в карман и бросился вон из дома, надеясь на понятливость его хозяйки, на то, что простит она невольный его грех.
 Ладно бы пришлось краснеть за качество работы, так ещё и чёрную неблагодарность демонстрировать, это уж слишком