Заговор против Гриши

Жил в уральском городке Гриша, на окраине, в своём доме. Перед домом был спуск в широкую, километровую ложбину, за которой стояли совхозные мастерские и отдельно кузница, где Гриша работал. Однажды он соединил "кузнечной сваркой" длинный вал с комбайна, снова как струнка был вал, и агроном подарил Грише списанный "Универсальный двигатель двухцилиндровый" (удэшку). А гриша и сам был, как универсальный двигатель: к срубу колодца он приделал центробежный насос, перед воротами появилась циркулярная пила с полуметровым диском, ещё что-то где-то, и Гриша успевал только перецеплять мотор-удэшку от механизму к механизму: на загляденье всей улице он и его жена уже не крутили колодезный ворот, не дёргали туда-сюда двуручную пилу, не толкали тачку с назьмом; всё делал бензин. Бесплатный, потому что Гриша делал совхозному заправщику разную мерную жестяную тару. На работу он ходил через ложбину, и люди говорили: "Там? - Да это Гриша на работу пошёл..."

Как всякий мужик, Гриша своим "механизмом" был прикручен к "механизму" жены, но частенько "перекручивал" свою "удэшку" (буква "м" не пробилась) - к другой, известное дело. Платонида (назовём её так, для красоты) пришла к нему в кузницу сковать какой-то не то особый гвоздь, не то скобку, и попросила Гришу прийти посмотреть навесы на воротах: волочатся по земле. И Гриша посмотрел, потом ещё раз, и так месяца два. Но ведь всякой работе бывает конец, да и не одна Плата с проблемами живёт. И Гриша перестал ходить к ней. О это сакраментальное "ходить"! Заглянешь один раз случайно, и уже слышишь: "А ты будешь ко мне ходить?!"

И Плата пришла сама, опять в кузницу, но Гриша отрезал, как кузнечным зубилом отрубил:

- А кто ты такая, чтобы я обязательно к тебе ходил? Чё, шибко баская? Есть и другие...

Плата ходила вокруг Гриши и наковальни, то с одного боку, то с другого:

- Ну, смотри, Гришенька, не пожалеешь ли?..
- Да пошла ты!..

Плата ушла, а вечером и Гриша пришёл домой. Было ему сорок лет, но сегодня в семейном сексуальном плане у него был выходной, да и работа была тяжёлая, и Гриша сладко уснул прямо на печи, жена и будить не стала. А на завтра была пятница, баня. Моясь, Гриша нет-нет да поглядывал на всякие "механизмы" жены, но что-то не маячило никак. Может, жарко очень. Но и ночью не замаячило. "Хм!" - отнёсся Гриша к возникшей ситуации и уснул. Но больше уже "не маячило" изо дня в день, из ночи в ночь. Гордый Гриша никому ни слова, только с женой обсудили; жена вошла в положение и тоже никому ни слова. И так... почти пять лет!!! Вроде чего-то ждали, или уж не ждали, но уши, конечно, были "на макушке", и до жены донеслось, что на другом краю городка есть старуха, которая этакое лечит. И Гриша пришёл к этой бабке.

- Рассказывай, Григорей, какая твоя последняя любовница была. Знаю, знаю, откель ноги растут...
- Какие уж секреты, "откель" у баб ноги растут, - попытался сострить и сохранить бодрость Гриша. - Последняя - Платонида. Может, знаешь...
- Может, знаю. Может, нет... Не хочешь к ней уйти? Тогда всё при тебе будет, лучше прежнего.
- А жена? Я чё это её обделять-то буду? Мне надо с женой чтобы...
- Смотри, дело хозяйское. Значит... лечиться будем. Ты съезди (тут не далёко) в Казахстан и привези рога марала. А будет Новый Год - в эту ночь ты должен будешь с 11-ти - до часу, то есть в полночь примерно, набрать в бутылку воды из трёх рек. Вот... Найди место, где реки текут или начинаются рядом. Привезёшь всё это мне, и я враз всё исправлю у тебя...

И предприимчивый Гриша вновь воспрянул, как в свои сорок. Выбрал день и привёз рога марала. Порылся в разных картах и нашёл место, где рядом три реки. Несколько раз днями выезжал на подходящие места и пробовал успеть за два часа собрать три разных воды. И в одном месте, вроде, успевал. И вот взял рыболовецкий коловорот, пешню, провианту и прибыл "на место"; засек  время и весь в поту носился ночью по заснеженной пустыне со своими причандалами - между трёх "вод". Последняя лунка, глубокая, почти до дна устья третьей речушки; вода взята, посветил фонариком на руку: ровно час ночи. Домой Гриша добирался с некоторым воодушевлением на лице, как будто втайне зигзагами подбирается к дому любовницы, или, лучше, уходит довольный; короче, с воодушевлением.

Старуха начала лечить Гришу, а у него не то что ничуть на замаячило, но и в груди как-то тяжело делалось, когда он шёл поздним зимним вечером домой. "Что-то "сдал" наш Гриша", - начали судачить соседки. По совету жены, Гриша пошёл к двоюродному дяде, про которого рассказывали разные нелепости, но никто не верил; не верили, что этот "вечный вдовец", не любящий женщин, может возвращать мужикам геройство. Ну да, зачем ему это?..

Гриша рассказал дяде про свою беду, как на духу, про старуху. Дядя склонил голову чуть не до колен, плечами показывал, что смеётся:

- Как тебе пособило пойти к этой старухе?!.. Она не одного мужика уж со свету сжила! Ещё немного бы - и ты бы загнулся... Что ж сразу ко мне не пришёл? А!.. Болтают про меня. Но я тебе помогу, только большую силу если проявишь в нужный момент.

Гриша неделю ходил к дяде и пил на посошок полстакана травы. В последний день дядя наказал:

- Вот и всё. А счас слушай: завтра пойдёшь с работы через свой пустырь - а эта Плата рядом будет бежать, всего-то метрах в десяти; весь километр рядом. И будет жалобно звать тебя, чтобы ты оглянулся. Как оглянёшься на неё - всё лечение на смарку. Если выдюжишь и не посмотришь на Плату, успеешь за воротами скрыться - всё к тебе вернётся, и в груди болеть не будет.

И вот едва Гриша закрыл кузницу и шагнул на протоптанную им в снегу тропу - через ложбину к дому, - услышал справа как бы скрип снега. И как только не оглянулся машинально?.. Вспомнил мгновенно слова дяди, идёт дальше.

- Гриша-а..  Ну посмотри же! Помнишь, как нам хорошо было вдвоём?.. Гришенька! Ты никуда от меня не денешься; я ведь вот, рядом, слышишь?..

Так весь километр пути Плата изводила Гришу; он шёл, окаменело уставясь в неровную тропу свою: не оглядываться! только бы не оглянуться!.. И вот ложбина позади, впереди крутой подъём, метров 5-7 всего, к его улице, к родным воротам. Справа, совсем близко, слышался хруст снега, горячее дыхание; ведь если Гриша быстро шел по тропе - Плата бежала "в целое", то есть по глубокому снегу... Она уже пронзительно и жалостливо плакала и с вскриками звала его; непреодолимое желание обернуться... Гриша обхватил голову руками, с силой держал её в направлении "вперёд"; сделав шаг на подъёме, понял, что второго нет сил сделать; неужели проиграл? Он заскрипел зубами, с матюками заревел-застонал "ыыы!..", тяжело ступал шаг за шагом. Наверняка, даже наковальня слышала этот стон своего кузнеца... Перед ним, через узкую одностороннюю улочку родные ворота, там ждёт жена, сын приехал из областного центра из училища на выходные, там его хозяйство, вся его жизнь... Он всегда помнил эти последние тяжёлые шаги и что он выдержал. Гриша прижался обеими ладонями, щекой, грудью к воротам, бедром нажал на рычажок "скочкА", ворота открылись, он машинально ступил в свой двор и захлопнул полотно воротец (Большие - это "ворота", а входные для людей - "воротца"). "Выдержал. Неужели выдержал?.." - кружилось в голове. Гриша стоял, прислонившись спиной к своему щиту, к воротцам. Вышла жена встречать, не пьяный ли... Нет, не пьяный, родной, мужик с вернувшейся силой, в чём она совсем скоро убедилась...

Этот рассказ я пишу со слов самого Гриши. Мне было тридцать, Грише пятьдесят пять, мы работали вместе в большом городе. Гриша переехал из своего городка, всё для него было в прошлом. Для него.