На рубеже

                Отцы

Прожитой жизнью тяжки и могучи -
стволы  черны их, изборождены -
осели наземь неподвижной тучей,
но, лёгкие, над ними их сыны

зелёной стайкой плещутся в лазури,
едва из почки - а весёлый гам,
заполоняя всё, преобразуя,
уже повелевает и отцам...

и старые как будто бы привстали
и тянутся, и кажутся стройней:
вот-вот - и воспарят в лазурной дали
окрепшими крылами сыновей.

…и колесом покатится по кругу,
вновь заведённый заповедный гул,
пока дитя играющую руку
к пружинке заводной не протянул


                Дети

Ильинские царские ливни катили колёса громовые перед собой –
и всё покорялось властительной силе, склонялось как перед судьбой.
Пасть долу и никнуть и ждать, замирая,  и верить: прольётся и дальше пойдёт,
и влагой набухшая почва земная теперь уж наверное выкатит плод,

которого ждали так долго, так долго, но вот пролилось – уже наверняка,
и даже огромная красная тёлка свои распустила бока:
и крупные капли на шкуре дымились и падали в сочный погост,
ей скоро под нож,  ей рога позлатили,  уже нажилась,  небось.

А мы-то, а мы-то едва начинаем, мы здешнего мая птенцы,
последыши мы, нами матка нагая увязывает концы.
Гонцы нам ильинские царские ливни, и гром, и за сценою вой
ветра о том, что ледник растопили пьяные слёзы ноя.

За нами последнее слово и дело и знаем мы все наперёд,
что всё, что поспело и не успело, и даже цветущее майское тело
                наше здесь тоже  умрёт…
лишь скорости наши позволят однажды нам вырваться из орбит
изъезженных –  потом и салом и сажей по крови был век знаменит

отеческий, тот, что  ильинские ливни смывают в водоворот –
икары на крыльях последних усилий,  отсюда выводим свой  флот

по лоциям курсом в закатное солнце, здесь нечего больше терять –
мотивчик прилипчивый гладенький рвётся про ихнюю в мать-благодать.