Петербургские зимы

Как каждый понимающий поэт
Грустит об Анненском, провиденье и прочем,
Готовя к смерти (так на случай) кабинет
Полунесбывшейся, полубессонной ночью,

Я тоже не уснул и загрустил,
Зажёг торшер, достал неизданный трилистник
Да и подумал, чтоб за душу пригубил
Мою теперь какой-нибудь античник.

Но пригубил с друзьями разве Мандельштам
И тяжелел теперь сползая на колени
К Иванову, несясь по холодам
Извозчиком на царскосельскую аллею,

Где Анненский сидел и умирал
В который раз, хватаясь за жилетку,
Но то случалось раньше и наврал
Иванов так-то про него и про скамейку.

Наврал, но разве только потому,
Чтоб мир иной проник в бездарный этот,
Чтоб персонаж его у Комаровского в дому
На равных изъяснялся про поэта.

Как хорошо знать то, что мир несправелив,
И с царскоселами по строчке, понемногу
Разменивать его на тот другой мотив,
Что не прижился на земле. И слава богу.


Рецензии