Московское печенье

Раннее утро. Мне пять или шесть лет. Начало лета. Почему-то не надо было мне идти в садик. То ли это суббота было, то ли воскресенье, то ли вообще в садике случились каникулы или карантин. Не помню. Во всяком случае, молодые и красивые мои родители уже оба убежали на работу. Младший братишка еще спал. На часах около восьми. И мы с бабушкой идем на вокзал. У нас около дома, буквально через дорогу – Сабунчинский железнодорожный вокзал. Центр Баку. Сам поселок Сабунчи в получасе – сорока минутах неспешной тряской езды от города на электричке. Бабушка объясняла, что название поселка происходит от слова «сабун» - мыло. И как-то связано с местным гужевым транспортом. Не помню точно, что она рассказывала, но что до революции там вроде бы мылом натирали то ли оси у телеги – арбы, то ли еще что-то. Может, мыло там варили и развозили покупателям. Не важно. Только вот в памяти запало, что поселок Сабунчи связан каким-то образом с мыловарением и мылоупортреблением.
Вообще в самом Баку огромное количество бань. Особенно в историческом центре города. Буквально на каждом шагу. Климат жаркий. Лето длинное. Зной, духота. А водопровод и горячий душ в каждую квартиру провели уже только при советской власти. Так что море морем, в Каспии хорошо поплескаться в жару, но вода-то все равно соленая. Так что два самых распространенных издревле в Баку заведения – это бани и чайханы. Помылся, попарился, освежился. И сиди себе под навесом, овеваемый легким ветерком с моря, попивая душистый, крепкий, ароматный индийский чай из грушевидного азербайджанского прибора – армуды-стакана. Удивительно, но красивая грушевидная форма и функциональность этой чашки позволяет дольше сохраняться напитку горячим в зауженной нижней части и в то же время не обжигать губы во время питья из расширяющейся воронкой верхней половинки стакана.
А что может быть лучше конфет и печенья к чаю! Правда, согласно традиционной чайной церемонии в Азербайджане, к этому ароматному, насыщенному теином, нередко с чабрецом, напитку подается исключительно колотый щипцами твердых сахар. Так, во всяком случае, пьют чай неспешные, серьезные мужчины, обсуждая в разговоре свои важные темы. Чайхана не место для слабого пола. Их царство на домашней кухне. Кстати, именно дома, в любой азербайджанской семье, вместе с чаем, гостя накормят и всевозможной выпечкой. Вы пробовали когда-нибудь шакер буру, шакер чурек, пахлаву, кяту? Если нет, мне остается только горестно вздохнуть и пожалеть вас. Жизнь прожита зря! Впрочем, нет. Приезжайте в Баку! Обязательно попробуйте лакомства азербайджанской кухни!
Помимо национальных сладостей стол у бакинской хозяйки, а также у мамы, бабушки или тетушки в других азербайджанских городах будет щедро заставлен и  конфетами, и печеньем разных народов и культур. Баку всегда был многонациональным городом. В моем детстве самые вкусные конфеты и печенье, наверное, как и нынче, делали в Москве. Когда приходил в Баку московский поезд, моя бабушка всегда ходила утром на перрон. У нее всегда были знакомые проводники. И она покупала у них конфеты коробками и пачки нежного, тающего во рту московского печенья.
В тот день она взяла меня с собой. Восхитительное, нежное утро в Баку ранним летом. Птичий гомон. Воробьи, курлыкающие голуби и такие же, как в Магадане, где я живу уже больше, чем на своей малой родине, наглые и бесцеремонные чайки. Мы спускаемся с бабушкой по открытой лестнице вниз, во внутренний дворик. Снаружи наш старинный дом дореволюционной постройки усеян балконами. А изнутри на каждом этаже, кроме первого, все здание опоясывают веранды. И две открытые лестницы по краям здания. Есть у нас в доме и парадная. Да, в Баку говорят так же, как в Питере, парадная. И черный ход в доме имеется. Но в хорошую погоду все предпочитают спускаться по дворовым лестницам. Солнышко светит. Ветерок треплет волосы. Лепота!
Мы выходим в большой округлый проход, где когда-то висели двери, сравнимые с крепостными воротами. Проходим через сквер со столетними тополями. Сейчас их уже нет. Вырубили. Расчистили площадку перед домом. Сам фасад почистили от вековой копоти. И стал ракушечник, из которого сложены стены, приятно бежевым. Светлым. А еще поставили перед домом памятник Николе Тесле. Как связан этот сербский гений, живший в США и, как говорят, устроивший падение Тунгусского метеорита своей рукотворной молнией, я не знаю. Во всяком случае, несколько лет назад побывав в Баку, я прогулялся по дворику своего детства и поглазел на памятник гениальному изобретателю.
Мы перешли с бабушкой через дорогу и вот уже вокзал. В 1920 году сюда прибыла на бронепоездах 11 Красная армия, восстановившая советскую власть через два года после расстрела 26 бакинских комиссаров. Впрочем, сегодня в Баку не любят вспоминать ни о расстрелянных, ни о 28 апреля – дате прибытия красных на вокзал. И сама эта дата подкорректирована. Вместо нее сейчас и близлежащая станция метро, и улица переименованы в честь 28 мая – даты обретения Азербайджаном независимости в 1918 г.
А тогда, в глубоком советском детстве, как в крепком тылу, позади всех линий фронта, мы шли с бабушкой за московским печеньем и конфетами. Стояла восхитительная утренняя погода. Если есть в нашей жизни безоблачное счастье, то оно только в таких моментах. У кого-то в детстве, у кого-то в зрелости и старости. У всех по-разному. Это точно так же, как и со смертью. Вдовица, добрая, светлая старушка отходит в мир иной на руках детей, в окружении внуков и уже взрослых правнуков. Умереть – значит на своей постели испустить последний выдох.
Сдохнуть – это уже под забором или в канаве. Или на виселице. Для врагов или предателей участь.
А пасть за Родину, за веру, можно только в сражении. Это уже для мужчин. Для воинов.
Но пока мы живы, моменты моря не перекрывают наши моменты счастья. У ребенка они в этих походах с бабушкой, или с мамой. Или с отцом. За руку. А у взрослого счастье – это когда несешь на руках дитя, или же шагаешь медленно, чтобы твой малыш, сынок, дочурка, или же внучок поспевали семенить за тобой, крепко уцепившись за твою ладонь. Это и есть наше счастье!
Мы шли с бабушкой к московскому поезду, рано утром прибывшему на железнодорожный вокзал в Баку. Она купила у невыспавшегося проводника печенье. Конфеты, к сожалению, уже кончились, виновато развел руками проводник. Это было обыкновенное печенье в пачках. Такое же, как продавалось в соседнем магазине, бакинского производства. Но ведь московское лучше и вкуснее местного. Я улыбаюсь, вспоминая эти моменты с моей бабушкой. Хотя печенье на самом деле было вкусным.
Потом мы ехали куда-то на автобусе. По улице имени Ивана Фиолетова – одного из расстрелянных бакинских комиссаров. И я, глядя в окно, завидев памятник этому революционеру, дурачась, сказал бабушке: «Смотри, Иван Туалетов!». На всю жизнь я запомнил укоризненный взгляд бабушки и ее строгий, но одновременно, жалостливый ко мне, неразумному чаду, голос. «Нельзя так говорить, ай, балам!».
Умереть можно только в постели. Сдохнуть, как собака под забором. Но даже казненный за идею, веру, Отечество, за любовь, павший герой остается героем. Не падшим ангелом. А героем. Чье имя, дела, подвиги переживут не только его короткую, яркую земную жизнь, но и жизни многих поколений после него. Как уже две тысячи лет живет в нас образ, имя, подвиг и воскресение Иисуса Христа.
А с другой стороны нашего дома, тоже через дорогу стоит православная церковь. Тоже дореволюционной постройки. Наша улица в моем советском детстве называлась в честь другого революционера – Камо. Сейчас она переназвана в память Сулеймана Рагимова, азербайджанского курда, писателя, Героя Социалистического труда, автора многих романов, повестей и рассказов. А до революции наша улица называлась Нижней Приютской. Из-за сиротского приюта, бывшего в наших краях.
Записываю эти воспоминания и для детей с внуками, и для друзей. Потому что жизнь продолжается не только на небесах после смерти, но и в памяти всех последующих поколений. Вот почему сегодня в шествии «Бессмертного полка» по всей планете взрослые ведут с собой за руку детей, одетых в форму солдат Великой Отечественной по своему, детскому росту. И в этом марше, почти пасхальном крестном ходе продолжается, остается неизбывной наша Победа. Победа поколения моих дедов и бабушек. Когда-то, в смутные, обескровившие народ девяностые, в более сытые «нулевые», тучные нефтью и долларами, беспринципные годы, мы качали головами. Вот уйдут последние ветераны, и кончится наша война, наша Победа. Кто останется ее приверженцем и носителем? И Великая Отечественная станет лишь частью второй мировой, и вообще забудется нами, как забылась она на Западе. Перейдет в разряд исторических фактов, о которых твердит занудливо школьный учитель истории. Нечто вроде войны 1812 года.
Но оказалось, нет. И ветеранов-то почти не осталось. Есть еще один или два. И самому молодому из них уже девяносто пять. Но наши сегодняшние дети, идущие с портретами своих прадедов, в солдатских пилотках с красноармейскими звездочками – это залог бессмертия «Бессмертного полка» и бессмертного же подвига всего нашего народа. Пусть и разделенного сегодня на российский и остальные независимые этносы в СНГ. И каждый год, каждый шаг бессмертных героев Великой Отечественной – неспешная поступь в Вечность. И в грядущее воскресение из метрвых.
Вот поэтому я захожу в ту старинную православную церковь, что стоит чуть выше двора моего детства, когда бываю в Баку. Я покупаю свечи и ставлю в помин души своих православных предков. А когда приезжаю на местные кладбища, где покоятся мои мусульманские родственники, то расчищаю могилы от заросшей травы, споласкиваю из бутылки водой  памятники от пыли. И плачу денежку местному мулле, чтобы тот помолился на арабском об усопших.
Это было ранним летом в Баку, до того, как начался полуденный солнцепек. Мы вышли с бабушкой из дому за московским печеньем. И мы были счастливы…
19 мая 2018 г.