Почти поэма поэма без конца

Место, где собраны сны о тебе,
Назову Миллионной улицей.
Больше того, не счесть и вовек
Того, что на ней почудится.

Вложу, как в поэму, последнюю силу
И выскажусь, вывернув строфы.
Будет рассказ не о пройденных вехах -
История катострофы.

Коротко, коротко, главное кратче,
Чтоб не успеть вернуться,
Чтоб захотелось остаться в сегодня
И поутру проснуться.

1
Лбы опалило, и сказано было:
Иди до последней ступени
(Там было еще, в полуденном мае,
Мне не известное пенье);

Иду да иду, да не знаю дороги.
И кто это там, уснувши,
Встал поперек и горла, и сердца, -
Река поперек суши?

Ты человек? Укажи направленье,
Блуждаю почти двадцать лет.
И был ото сна пробужден незнакомец,
И был пробужден человек.

2
Все вперемешку. Теперь очутимся
В каком-нибудь дне зимы
(Разницы нет в котором из дней,
Ты целую зиму выл).

Упал на нетронутый, с хрустом, сугроб,
Лицо опустил в заснеженное…
Тогда уже мы от первой печати
Были навек отвержены.

Но продолжался февраль, и снести
Хлад его было невмочь.
Я не увидела белого дня:
Стояла вечная ночь.

3
И были дожди. На тебе и на мне,
Как оттиски на страницах.
И сил не хватало руки поднять
И чистой водой умыться.

Молчали и мокли; тонула тоска
В большей тоске, и только.
Сколько в тот год я вылила слез
И себе оставила - сколько?

4
И вот из последнего. Мерзлый вагон
Вот-вот побежит над шпалами.
Что же со мной за время пути
Непоправимо стало?

Что стало с тобой? Побелело в затылке
И сдвинуло скулы крепче.
А мне так хотелось, чтоб наше свиданье
Было бы первым - вечно!

Да что там. Усталость на нас на двоих
Набросила шейный платок,
Чтоб сузилось горло, испив на прощанье
Последний горчайший глоток.

А там, по весне, я приеду, наверно.
И, если сумею вернуться, -
Значит усопло сердце мое
И не ему проснуться.