Кулик

В телеге едем, а Кулик
Нас до холмов сопровождает.
Он то в траве густой рыдает, то вверх уже летит, двулик.
Он в гробике на спинку ляжет, глаза закатит – боже мой! –
Совсем остывший, неживой, и синий пульс не виден даже.
Но вот он в клюв берет драже
И говорит нам: От простуды!
Премудрым лекарем уже
Является, целуя в губы
Шершавого дождевика.
Но тут же зобик раздувает
И, размахнувшись, червяка
В себя, как ниточку, вдевает.
 
                Летит к пожарной каланче, разваливаясь на кусочки –
          Его останки на плече теплолюбивы, как примочки.
Но вот улиточка ползет, насвистывая из Равеля,
          И стебель тоненький сосет – малютка-безгодунеделя.
                Из-под арцеллы – птичий хвост, и острый клюв черешни хочет.
                Так это же Кулик-прохвост опять нам голову морочит.

А ну ка, шляпой накрывай,
Да покупай побольше клетку!
Теперь, как хочешь называй,
И шей, какую хочешь метку.
А в шляпе топчется чужой,
Глядит влюбленными глазами,
Как будто чистой бирюзой,
Поверх заполненной слезами.
О, я люблю тебя, очнись! – не притесняю, не неволю –
Лети и обрывай анис в Садах кочующих Эола!
Мое невежество прости, Кулик, - хочу с тобой водиться.
А он, безумствуя в горсти, - течет меж пальцами водицей.