И снова в Ад отправлюсь лишь через год...

Так ждёшь каникулы..

Там можно было околеть от ветра
С горячей пылью и песком, от неказистого,
постылого ландшафта, от низко стелящейся
горечи полынной, от жары.
Знакомый, полупустынный детский
Ад: С роЯми мух и всякой мошкары,
с верблюжьею колючкой,
с накрывшейся рекой,
(Прорвала дамбу, утёкла в тартарары –
что толку в чёрточке не карте?),
с вонючею водой артезиана
(зияние осклизлой, черной гнили корыта,
звон ведра, доение скрипучего насоса
и пляшущие блики); злое Солнце
в небе рьяно выпучило глаз,
а дальше – запахи к ноздрям прилипли:
курятники, коровник и свинарник,
солома, запревающее сено; дома тихий тлен:
здесь старая бумага, тряпьё и мебель, мыло,
чёрствый хлеб, пыль чердака; бензин, солярка,
солидол из гаража; скупые на амбрэ
рассохшиеся доски, ржавчина
и медный купорос в сарае;
сладковатый запах парного молока с утра
(но он, увы, скорее навевает отвращение);
навоз, собачее дерьмо, копчёный окорок.

Там ночью тополя молитвенно качали
лапами, и пел сверчок, и было душно,
и страшно выходить во двор.
Выглядывая из очка зрачком
кромешной темноты, слепая смерть
в сортире по ночам ждала,
но впрочем, растворена была везде;
на улице фонарь качался,
облеплен роем занятых
своим летальным делом
бабочек, жуков, и даже иногда – медведок.

Весь день ждал вечера. И следующий день.
Как зэк, вычёркивал карандашом в календаре.
И уезжал наивный и счастливый, но –
с чуть заметной горечью осознавания самообмана:
Думал – дома будет хорошо!
Там всё получится. Там буду нужен кому-нибудь,
И, может быть, себе не дворовую стаю - друзей найду.
Там стану сильным, там я дам:
врагу – по наглой роже,
и отпор – родителям. И может даже
(на очочки не смотря) там
подружусь с какой-нибудь девчонкой..

..и снова в Ад отправлюсь лишь через год!