Весна. Грачи залетели!

Алексей Саврасов. "Птичий гриппер. Грачи залетели"


(1871 г., холщовая портянка, солидол, гуталин, соевое, рапсовое и пальмовое масло, маргарин, 62х48,5 см., Государственная Третьяковская галерея, запасник из пока ещё не украденного).


 

Рецензируемая картина — это гимн природе, весне, весеннему фривольному настроению, которое  пробуждается в это время в каждом млекопитающем, земноводном, членистоногом и парнокопытном организме. Картина намекает о весне не прямо, грубо, а тонко — физиологически набухающим чувством. Весна как бы начинается буквально в тот момент, когда мы взглянули на картину и прочитали её название.

Понятно, что живописная срамота выставлена на показ из запасника никому не нужных и поэтому не украденных шедевров. Поэтому картина представляет собой серый, невыразительный, обыденный пейзаж русской природы. С первого взгляда кажется, что художник нарисовал не то пейзаж ядерной зимы в период глобального потепления, не то вид из окна на соседскую помойку.

Но лишь вглядевшись в детали, понимаешь: на портянке промасленного холста обезображена не весна, а весенняя драма. Художник мастерски прячет тайный смысл своего произведения в тонкой струйке дыма из трубы угасающего очага в полуразвалившейся от ветхости избушке.

Весна 1871 года. "Из искры возгорится пламя" — через дымящую трубу развалившейся избушки предупреждает художник, как бы ненароком напоминая нам не то о Парижской коммуне не то - о годовщине рождения Владимира Ильича. Отрадно, что всю ответственность за происходящее на картине живописец сразу берет на себя, а не перекладывает все бородавки воспаленного воображения на изможденный борьбой за мир, демократию и социализм живописный портрет Зюганова.

Художник, являясь представителем реалистического искусства, в своем творчестве не склонен драматизировать дальнейшие события. Но даже не роя яму, копает глубоко. Поэтому на всем пространстве портянки холста мы не видим ни одного дурака, идущего верной, но малопригодной для передвижения к счастливому будущему дорогой.

На переднем плане — рыхлый, грязный снег, испачканный птичьими экскрементами. На грязном снегу, склёвывая украденные крошки "Биг Мака" из ближайшего "Макдональдса", доживает последние дни полудохлая ворона. До майских праздников ей не дожить! — пророчески предупреждает любителей "фаст-фуда" художник.

Вид вызывающе голых берез — кривых и надломленных — не предвещает грядущей весне ничего хорошего. В глубине картины виднеется удобренное прошлогодним навозом черное поле, за ним навязчиво выпячивается серый, никому не нужный горизонт. Не удивительно, что и небо, покрытое мрачными облаками, скорее посредственно серое, чем по-весеннему гормонально голубое.

Изобилие серой и темной краски, нарочито использованной художником, подчеркивает не только заурядность пейзажа, но и напоминает нам о том, что в эпоху зарождающегося капитализма оптимистические краски стоили намного дороже.

Бесперспективным горизонтом будущего, грязными лужами весенней распутицы, птичьим пометом и меланхолическим сарказмом невыразительной палитры художник ярко  демонстрирует свою непримиримую гражданскую позицию. Почки набухают, а внутренний протест нарастает. Весна неотвратима, а первомайская развязка неизбежна! — предупреждает художник.

В пронзительной аллегории сюжета не с трех раз, а сразу угадывается гораздо больше того, что видно невооруженным глазом — нарастание международной напряженности, глобальный экономический кризис, разгул биржевых спекуляций, падение курса рубля, финансовые пирамиды, инфляция, безработица, разруха и нищета российского крестьянства, доведенного до разорения вследствие принудительного посева плевелы вместо зерна — генетически модифицированной сои и рапса вместо натуральной ржи и пшеницы.

Поэтому, разглядывая картину в деталях, и не забывая при этом окинуть взглядом дальнее подворье, сарай и чулан, невольно задаёшься немым вопросом: "А куда художник припрятал вилы, косу и топор?"

Но если присмотреться внимательнее, то мы увидим то, что невозможно нарисовать, что можно только испортить — воздух. Картина не случайно наполнена свежим воздухом — весенним и теплым. Художник как бы предупреждает — в эпоху зловещих социальных реформ, удушающих санкций и неподъемных налогов живительно свежего кислорода хватит не всем. Поэтому не удивительно, что из правого угла картины вытекает огромная лужа, как бы аккумулирующая слезы страданий простого, давно надоевшего правительству народа.

Но эта мрачная заурядность — кажущаяся. На самом деле перспектива художнику представляется еще более беспросветной. Поэтому совсем не случайно из-за голых берез видна убогая церковь с набатной колокольней, типичная для босоногой деревни нечерноземной полосы дореволюционной России. Как известно, церковь в русской живописи — это символ надежды на лучшее. Так что художник как бы советует даже не надеяться.

Пейзаж написан с натуры. Картина воссоздана по этюдам, исполненным в селе Молвитино, ныне Сусанино Костромской губернии. Покосившаяся церковь до сих пор стоит на том же месте. Да и пейзаж там выглядит таким же, как и в 1871 году. Не в этом ли заключается пророческий смысл полотна гениального художника-футуриста?

Мир картины гармоничен, но жесток в своей беспощадной обыденности. И, всё же, в небрежно размазанных по полотну мрачных оттенках безысходности и печали чувствуется, что в доброй душе художника ещё светится лучик надежды на то, что исход будет тихим и безмятежным. Поэтому в прохудившейся избушке, слегка согретой угасающим теплом остывающего тела голодного крестьянина, ещё теплится жизнь. И это несмотря на беспредел коллекторных опричников ЖКХ, которые за неуплату коммунальных платежей отключили тепло, газ и воду.

Политически грамотно разглядев очевидное, становится понятным скрытый художником тайный смысл шедевра: едва струящийся дымок из трубы создает лишь иллюзию атмосферы умиротворенности, благополучия и уюта. Нам остаётся додумать лишь само собой напрашивающуюся мысль о том, что совсем не исключено, что не голуби мира, а залетные грачи явились буревестниками грядущей сексуальной революции.

Но не всё в пейзаже так просто, как кажется. Чем дольше пялишься на полотно, стремясь познать разумное, доброе и вечное, тем охотнее соглашаешься с художником И.Н.Крамским, который утверждал, что картина "Грачи залетели" — это не артефакт, не пернатые, вода, деревья и воздух, а натюрморт гнетущейся сомнениями русской души.

Действительно, художник дерзкой кистью правдолюба-натуралиста показывает нам не весну, а пробуждение. Инстинкты всего живого начинают вежливо подчиняться грубым законам природы. И грачи — не исключение. Они прилетают, залетают и улетают.

Не исключено, что не грачи, а птичий грипп — главный подтекст драмы, разыгравшейся на холсте авторского шедевра, напоминающего нам о том, что ещё не всё у нас благополучно в сфере здравоохранения и организации культурного досуга трудящихся. Холст как бы сигнализирует о недостаточном внимании общественности к здоровью перелетных, залетных, легкомысленных и беззаботно витающих в облаках едва оперившихся пернатых.

Живописный гротеск прямо намекает на то, что только наши грачи, ненароком залетевшие на пляжных лежбищах курортов Средиземноморья, могут так болезненно ностальгировать по родине и не обращая никакого внимания на границы и визы, всегда возвращаются на бесплатное лечение в свои старые гнезда, безрассудно покинутые осенью в поиске романтических приключений.

Не секрет, что испытывая большую нужду в деньгах на склоне жизни, Саврасов не раз тиражировал эту популярную картину. Поэтому кое-кто на диком Западе, да и в других неблагополучных районах Нечерноземья, считает картину "Грачи залетели" мазней, не стоящей холщовой портянки, на которой она размазана.

Но это, конечно, не так. Среди тех, кому не на что купить даже открытку с одноименным названием, немало истинных ценителей прекрасного, которые как бы назло утверждают обратное. И им как бы назло не веришь, соглашаясь лишь в том, что открытка могла бы стоить и дешевле.

В отличие от притворной мазни придворных художников, Саврасов в своем творчестве не отрицает неизбежного. Грачи прилетели! Это значит, что весна началась, и в этом нет никаких сомнений. Как, впрочем, и в том, что наступит осень и грачи вернутся туда, где они с удовольствием залетели.