Предание о медведь горе... Гурзуф

Давно уж было, много вёсен
Растаяло в туманной мгле.
Усталый шепот крымских сосен
Поведал то преданье мне.               

В дождливый день, под слезы капель,
Когда спокойствием дремал,
И тишиной святой создатель,
Меня как пледом укрывал…


Века назад, на бреге моря
Среди нетронутых ветвей,
Бескрайних пастбищ на просторе,
Семья диковинных зверей

Устроила себе берлогу.
Мы величаем их - Медведь.             
Не часто встретишь, слава Богу,
А встретишь - не забудешь впредь.

Большою стаей звери жили.
Медведь огромный, их вожак,
С косматой шерстью, когти-вилы,
Внушал округе жуткий страх.

И вот однажды, после битвы,
Разгорячённые борьбой,
Соперников не счесть убитых,
Усталые плелись домой,

Вдруг видят: на полночном бреге
Среди развалин корабля,
Пучиной проклятом на веки,
В большом куле из текстиля

Лежит ребенка жалкий призрак.
Луна, вода и никого...
Лишь детский плачь, как жизни признак.
Решили звери съесть его,

Но дрогнуло седое сердце.
Вступился грозный атаман:
“Возьмем с собою иноземца.
С годами пригодится нам.”

Никто не стал ему перечить.
Что проку жизнью рисковать?
Когда начнёшь противоречить,
Наверняка несдобровать!

Ткань у берлоги развернули,
А там девчушка малых лет.
Благие чувства всколыхнули
Сердца, в которых ласки нет.

И дева с той поры осталась…
Услада глаз, добра причал.
Хотя рычанья доставалось,
Когда вожак порой серчал.

Но звери все её любили...
В двадцатый год пошел полон
Со дня того, когда прибили
Седые волны старый чёлн.

Узрела дева, что купалась -
Недвижно юноша лежит
Внутри челна. Вода плескалась,
По капле забирая жизнь.

Спасла его, и каждой ночью
Еду сносила и питьё.
Пылал в горячке долго очень.
Но вот исчезло забытьё,

Очнулся он, судьбой хранимый,
Глаза бездонные открыл,
И деву, взгляд неизъяснимый,
До дна души приворожил.

С тех пор о нём одном мечтала,
И каждый раз, когда могла,
На берег моря убегала,
Где слушала его слова:

О дальних странах, нежных песнях,
О мире, где полно людей,
О жизни, смерти и болезнях,
О том, что мудрым быть трудней.

Так расцвела любовь большая
На ниве щедрости души,
Собою всё перекрывая,
И воспаряя до вершин...

Уплыть постановили вместе.
Поправили разбитый чёлн,
Где место было для невесты,
И, повинуясь воле волн,

Отчалили...Тут гром небесный
Напомнил всем звериный рык.
В груди “отца”, у той невесты,
Родился душу рвущий крик.

Но чёлн отплыл, и, волей неба,
Волна несла его вперед.
Медведь, пылающий от гнева,
К воде морской приблизил рот,

И стал тянуть её сквозь зубы.
Он всё быстрей, быстрей глотал.
Пошёл морской прибой на убыль -
Медведь всё море выпивал!

Взмолилась дева молодая:
“Отец мой, сохранивший жизнь,
Пусти меня, родной, прощая,
И от возмездья откажись!

Тебе на век я благодарна,
Но мне не выжить без любви.
Я полюбила и желанна.
Мы с ним родные по крови.

О мой отец, люблю тебя я,
Прошу, пойми и не грусти,
Судьбу свою опять вверяя,
Шепчу последнее “Прости!”...

Тут замер грозный царь звериный,
Мольба достала до души.
Жестокий гнев, неудержимый,
Её призыв опустошил.

И... рухнул зверь в ладонь прибоя.
На лапы головой обмяк.
Лишь взгляд тоскливый, чёлну вторя,
Смотрел сквозь слёзы на бродяг.

Он там сейчас, обросший камнем,
Лежит уж много тысяч лет.
В терпении и ожиданьи...
Любви отцов, ведь, меры нет.