Боржоми

[1]
Рыба ребра. Глыба серебра.
Ветвь сети превращений до-бра-изо-зла-и-зла-из-до-бра.
Вербена на дне кофра. Рост цен на услуги охочим до ласк джентльменам.
Пена, она у рта и язык – Афродита, сребрящаяся, нагая.
Вот так загибают салазки артюры-рембо своим поль-верленам,
В тщательно смазанные замочные скважины вставляя ключи от рая.

[2]
Как, зы, зороастральный плекси-глаз
проклюнулся на нас из небесилова.
Потом оттуда вышел нагло твёрдый член, и – раз –
и Ипполита изнасиловал.
Молчит об этом Ипполит, молчит и Тит,
умаявшись от молотилова.
И в темноте таится сей мистический бандит
и где-то плачет мать, которая раст[л]ила его.

[3]
Рубить, сажать, лудить, паять, гореть в аду
И, починяя примус, пить просекко и боржоми.
Дробить руду, дудеть в дуду, бродить аллейками в саду,
Вкушая в райских кущах торт от Папилломи.

Таков удел жуира жизни жалкий.
Оков надел наркомвнудел и конвоира присовокупил к употреблению весталки.

Грубить, лажать, других и само-услаждать, притом употребляя.
Мотая нить на ус, седобород, да, бес в ребро, успевши только лишь промямлить "бля, я..."

Успевши только лишь пролепетать, прошелестеть страницей кодекса.
Успевши только душу променять на отражение Роллс-Ройса между стрелок "ролекса".

Узревши фавна средь кустов, помчаться вскачь стремглав и опрометью – за.
Догнав, до самых петухов наказывать за то, что – егоза.

Сегодня ты – Феличита Гранитных Трав, а послезавтра ты – Космический Складавр.
Когда бы мне хватило десяти обличий, бодался бы, как пьяный Минотавр,
В дубовой рощице, там, где в кустах наказан фавн, дразнящий глаз ноздрю.
Бля, я... пожалуй, рифмы раб, ужо уста салфеткой промокну, пропевши небу песню про-blue-you.