Болезнь роста

На тетрадках в линиях косых,
что когда-то в ранцах мы таскали,
несопротивления язык
набухает чёрными песками.

Но не так, как сажа или тушь
белое пятнают полотенце, –
роста изнурительная сушь
влагою не может расхотеться.

И пустыня разума поёт
стылою просёлочной дорогой
под луной, которая плывёт
утлою индейскою пирогой,

обливая патокою брег
временем облизанного русла,
что полусознательности бред
пеленает сумерками грустно.

Наважденья жаркие куски
липкая наматывает лента.
И тоска, грызущая пески,
чувственною бурею латентна.

Чувство зреет в мышечных буграх,
в душащей основе одеяла,
зарождаясь на семи ветрах
поиска святого идеала.

То, что силы сердца будет красть,
не даёт подложного замеса.
И ещё не названная страсть
пеленает очи, как завеса.

Как покорный зову ученик,
ты во власти этого томленья
заточаешь истину в дневник,
обрекая плоть на поклоненье.

А из недр, клокочущих внутри,
не ломая спущенного срока,
с губ чего и сколько ни утри,
проступают идолы порока.

Назначенье идолов – карать
за забвенье жертвенного долга,
помраченья пухлую тетрадь
превращая в библию надолго.

А судьба не в этом ли? Она,
будучи по-своему брутальна,
позже называет имена
и сама – непознанная тайна.

Но никто не скажет за мостом,
нежность потеряв на первоцвете,
как пробел аукнется потом;
а пока мы ищущие дети.

При молчанье разума всерьёз
(кабы наше сердце не стучало!)
не хватает выдоха и гроз,
кормятся утробные начала.

Над тетрадкой в линиях косых
с чёрными и гиблыми песками
неповиновения язык
набухает тёмными сосками.

Долго удаляемая цель
копится на сердце гекатомбой,
всю причинно-следственную цепь
начиняя атомною бомбой.

Молодой, лишённый гона лев,
молоком питаемый на блюдце,
от пустых томлений ошалев,
мечется в агонии поллюций.

…Ничьего согласья не спросив,
жизнь прочтёт всё то, что было с нами,
на листочке в линиях косых
с сильно побуревшими краями.

Разведёт пожар на ад и рай
веру, не вместившуюся в компас.
И, ходя по ней из края в край,
мы ещё не раз заглянем в пропасть.

И не надо этого скрывать
и бояться в прошлое глядеться,
где смешной покажется кровать
с нашими трагедиями детства.

2012