Шолохов

1

От зарничных сполохов
Ковыли горят.
Юный Миша Шолохов
Водит продотряд.

О грядущем бредится,
Много веры в том.
И бежит Медведица
Прямо с неба в Дон.

Кто плетет напраслину –
Замертво ложись.
Со звездою красною
Входит Миша в жизнь.

Прежние моления
Конницей снесем!
Воодушевление
Новое во всем!

Тут бы только выспаться,
Но не в этом суть:
Ярость и неистовство
Не дадут уснуть.

Зелено да молодо
Нынче всё подряд.
Бьётся против голода
Красный продотряд.

Белых не сторонится,
Только что скрывать,
Продотряд – не конница,
Брать – не воевать.

Вольное казачество
Власти – что мигрень.
Тут везде землячество,
Не чужой курень.

Этими делишками
Не в герои лезь.
Не трещит излишками
Выжженная весь.

От войны-бескормицы
Сам, как черт, оброс.
Ходит он без конницы,
У него обоз.

Всё разбоем кажется
У худых ворот.
Как же он отважится
Обижать сирот?

Вида не иконного
В нем засел двойник,
Революционного
Долга проводник.

По степи по матушке,
Разбери поди,
Всюду обознатушки
Только впереди.

Всюду запах падали;
Хлеб имай, спеша,
Рада ли, не рада ли
У тебя душа.

Если ночь морозная
Снегом запылит,
Небо краснозвездное
Жаром опалит.

Из огня да в полымя,
Где сыпная вошь.
Не хлебавши солоно -
Хуже чем под нож.

Он замеса местного
Вровень с кумачом.
Побывал у Нестора,
Знает что почем.

В рубашонке во поле
Мамка родила.
Мимо вдаль протопали
Смертные дела.

Для кого не бублики
На ветру жует?
Для своей республики
Хлебушек дает.

Кровушкой измерилась
Грань его межи.
Ежели поверилось –
Стало быть служи.

Сбоку полказачества
Пыль толчет в клубы.
Не пропал он начисто,
Значит, для судьбы.

2

Еще мальчишкой бегал на живца
Ловить налимов вниз по косогору,
А между тем глазами не юнца
Оглядывал родимые просторы.
Всё примечал: кузнечика полёт,
Круженье птиц, лазоревые дали...
И ночи, ночи, ночи напролёт
Перо с бумагой устали не знали.
Как из былин, лились с черновиков
Предания заветных стариков,
Поруганные доблесть и отвага,
Служение Отечеству, а с ним
На переломе — залпы по своим
Задолго до измора и ГУЛАГа.
Переплетенье судеб и путей,
Смешенье, грязь — зачатие эпохи.
И боль людей, и ненависть людей —
Всё, всё в себя вобрали эти строки!

Фуфайка да казачий ремешок,
Да шапка с сапогами — вся оправа.
Он складывал в солдатский вещмешок
Не только снедь, но радуги и травы,
И звоны рос по утренней заре,
Степную горечь, пелену тумана,
Бой стрепетов и льдинки в ноябре,
Кипень садов и запах дурнопьяна.
Он припадал к просёлкам и холмам,
Хоть величал их «шляхи» да «курганы»,
И ведал не по избранным томам,
Как дышит твердь, как ноют её раны.

Подумать — жил обычный человек,
Не открывал на карте белых пятен,
Ходил с ружьём, покуривал «Казбек»,
Смотрел хитро, шутил...
       А в результате
На плоском вроде бы листе тетради
Река несла шугой весенний снег,
Доверчивый проклюнулся побег
На ветке вербы — ранний, так некстати...
И яблони не в подвенечном платье
Стояли — в жалком облике калек.
В мучениях рождался новый век.
Осколок солнца плавал на закате
И сеял мутный и кровавый свет;
Зарницы гроз пускались в пляску затемь;
И голосила страшно чья-то матерь,
И замирали люди в каждой хате...

И был при всём, и видел всё Писатель —
На первый взгляд обычный человек.

1983-2012