Брачный конструкт...

                “…станешь философом”.
                Сократ.
Я стану жить легко,
пока не встанет кубик
на острое ребро
меж граней и крюков;
вскипело молоко,
вот мой молочный зубик
и стрёмное добро            
ушедших дураков.

Я истинный дурак,
свой ум опровергавший,
но всё же до конца
не сбросивший его
попятившись, как рак
красневший, но не лгавший,
в контейнер из свинца,
а боле ничего.

А боль не соль в котле,
её порог известен,
но не впускайте боль
в мой ворот и творог;
подайте мне котлет
в давно забытом тесте,
а тестю карамболь
и свадебный пирог.

Питает слабость он
к коржам и поцелуям
слюнявою губой
под полное шофе;
живёт в нём белый слон,
наклонный к: “Аллилуйя”,
но в жизни он рябой
как де Пейрак Жоффре.

Вот чистит щёткой кофр
его почти супруга,
премудрое теля,
бездонная дыра;
из всех ушатых сов
почтеннейшего круга
в овраге расстрелять
давно её пора.

Сухой щёлчок курка
и хлёсткий отзвук пули
сведут дыру под грунт
и станет день светлей;
у тесного мирка
есть свой карманный шулер,
в ладони лиха фунт,
за щёчкою елей.

Все станут проливать
неискренние слёзы
и тихо ворковать
о небе и душе;
как здорово плевать
и наблюдать курьёзы,
сменив слегка кровать
на место в шалаше.

У шалашовок тьма
нешумных преимуществ,
они не ценят брак,
но раком хоть сейчас;
когда ж придёт зима,
в гюрзаповедной пуще
стоит, как рак, барак
пустынного сыча.

Нагольный Гименей,
влезая в полушубок,
подумай впопыхах,
как выбраться назад;
не почечных камней,
фаллопиевых трубок
ловушкою в мехах
башке твоей грозят.

Ах, олух в небесах,
зачем же почкованью
ты матку предпочёл,
попав под хвост вожжи;
иль тоже на сносях
бывал весенней ранью,
варанью ярость пчёл
на ноты положив.

Коль раз транссексуал
царит в небесном граде,
признаем зов земли
за компас и штурвал;
кто споры высевал,
нам более не дяди,
а тётей за рубли
и в Киеве завал.

Чем новый курс новей,
тем углублённей корни
в смурную тьму веков,
преткнутых в неолит;
не надобно кровей,
чтоб смазать наши шкворни,
у шпорных дураков
под шорой не болит.

*

              Дяденьке государству…

Ты ешь свой скушный век, поглядывая вбок
на мой упругий торс, конечностей пространность;
я, может быть, тебе простил бы эту странность,
когда б ты вдаль утёк, как ушлый колобок.

                Клок…

              Тётеньке жаре…

Меня жара убьёт и ты умрёшь жарой,
жара прикончит всех и все жарой убьются;
а девочки из школ танцуют и смеются,
как их подвижен рой вечернею порой.

                Ой…

*

Таблички на дверях: "Не вхож",
"Седьмой обед", "Придите завтра";
"Не мойте рук", "Читайте Сартра",
"Подставка только для калош".

                Врёшь…

*

Вопросом просо не смутить,
запросом сноску не проверить,
не потерять беседы нить
и починить возможно двери.

*

Поведал кондиционер,
что если мы не примем мер
к шумерам, к нам примерят меры
вот эти самые шумеры.

*

     Укрепрайон…

Грядут оврагами враги,
отымут наши пироги
и курагу, и твороги,
реестр листая;
ответим вежливо с ноги,
прочистим вражии мозги,
а не моги на очаги,
зловражья стая.

   Куц! Куц!

*

Над балконом небо тонет,
птица режет высь пером;
не грозитесь топором
ни селитрою в пистоне.

*

У пятниц ватник более засален.
Как купол золотист, мясист, сусален.
К концу недели всякий зверь кусален.
Приложит дверь себя к потёмкам спален.
Писал на пне печальный Вуди Аллен.



Soundtrack: Д. Хворостовский, А. Рубинштейн, опера “Нерон”, Эпиталама Виндекса.