Люди

Пролог.

Порой такое ощущение
Будто сделан ты из дверных ручек
И больше ничего.
Пустота в даль улетела
А дверные проемы покоятся в темном шкафу.
Только дверные ручки
И больше ничего.

I.

Проверенная временем наука
Ближнего своего к стенке ставить
И обсмеивать из автомата
Не подвела и на этот раз.
И всем хорошо
И жизнь у нас как мешок с новогодними подарками
-Если газетам верить.
Да вот еще бы чуточку табаку в ладонь
Самую краюшку,
Заварки, какой никакой маломальской,
Да тогда и в бой можно,
Тогда и танки не страшны.
И дождь не страшен.
А холода,-
Холода проходят,
Даже самые страшные черные зимы
Когда-нибудь в лето превращаются.
Потерпеть маленько,
Переждать в окопе,
Притаиться под шинелью драной при драной
На сто рядов залатанной.
Огреет разок другой по спине,
Это ничего, потерпишь, не сахарный.
Другое дело, когда
На голову каску примеряешь с товарища снятую
А в каске дырочка в аккурат у виска притаилась
Тогда и струхнуть не грех,
Главное не отступать
Ни в коем случае
Ни под каким предлогом из ряда не выбиться!
Да так же легче автоматом людей крошить,
Когда рядком они к тебе убогие бегут?!
Команды не обсуждать,
Шаг не сбавлять!
Бежать, твою мать!!!

***
Расстрелян
Без права на помилование
Без суда был выловлен.
Потерян
У стен кровью измазанных
В бумагах с приказами:
«Уничтожить!
Стереть!
Забыть!»
-За что?
-Какая кому разница?
Короткий взгляд-
А вместо лица-то задница!
…К вечеру был избит.
Утро и свежий ветер
Хорошо дышится.
Да только что-то в горле застряло-
Толи крика кусок,
Толи надежды волосок.
Отголоски команд слышаться
Выстрелы.
Машина по уборке человеческого материала
На совесть сделана. Сбоев еще не давала.
В груди сердце бьется
Да на долго ли?
«Ох, братцы-славяне, за что же так?
Дулом черным в спину тыкаете
Кому в ноги кланяетесь, кому выкаете
Уже и не разобрать кто умный, кто дурак»,
В ответ – взгляды с укором
Да дырки ружей до блеска начищенные…

Расстрелян
Без права на помилование
Без суда был выловлен.
Потерян
У стен кровью измазанных
В бумагах с приказами:
«Уничтожить!
Стереть!
Забыть!»…

II.

…А в спину мне окна смотрели,
И звезды под небом горели,
Горели леса и поля,
Звенели ручьем небеса.

Звенела под окнами радуга.
Летела под облаком птица,
Под снегом плавились лица,-
Сирень расцвела по утру.

…И под столетним дождем
Я молился и плакал,
Падал в грязь,
Вставал и вновь падал.
Искал что-то в лужах,
Полз на коленях по дороге,
Расшибал брови в кровь,
Учился ходить заново.
Терпеливо постигал капли дождя,
Неудержимо смеялся вселенским смехом,
Рвал когтями небесные простыни.
Шептал на ухо космические тайны,
Прислушивался к советам мертвых,
Не верил им,
Просто слушал и кивал головой
А сам не мог остановиться.
Смех пронзал насквозь.
Из горла струилась радуга,
Из глаз бежали реки.
Звонко били колокола во всю Вселенную.
Наступало время
Медленно,
Накатом,
Огромным в много миллионов тонн ржавым
Катком
Давило на грудь.
А потом быстро
А потом вообще исчезло с лица Земли.
Кричали птицы,
А я смеялся им в ответ.
Рвал смехом себя,- иначе нельзя.
Я превращался в песок,
И он впитывал голодным зверем в себя
Атропиновую влагу, безудержную фантазию.
Коченели ноги, холодело небо,
Время летело
Летели табуретки
Все улетало на север, зимовать в суровых краях.
Так получилось, что бабочки превратились в звездную пыль.
Она переливается на свету,
Блестит,
Просит помощи.
…И вдруг все ушло…


III.

Я помню
Я все еще помню
А может, уже и забыл
Что-то черное не дает смелости открыть глаза
Может то страх перед Богом
А может грязь от дорог размокших
Все сливалось перед глазами
Воск таял на руках
Краски блекли от времени и воды
Дождь,
Столетний дождь
Как приговор
Как пожертвование бедным и изможденным, но гордым
До конца не убитым, ощетинившимся, оскалившим души.
Несчастье выпало из телеги
Голову разбило, колени в крови содрало.
Ор стоит на всю Ивановскую
Сопли летят со слюнями в разные стороны
Все смеются, глотки рвут
Пальцем тыкают, издеваются,
Смех перерастает в кашель,
Кашель порождает отхаркивание мокроты.
Все плюются, сморкаются в пол
Расшибая об камни свою совесть.
Лишь полоумный один в оборванном весь подошел
Помог встать, слезы утер рукавом своим.
А толпа в серые куски чего-то неживого начала превращаться,
Каменеть на глазах.
Уже и смеяться-то трудно - рты  в пещеры превращаться стали.
Рассыпались в пыль дорожную камни
Никто их не помнил прежними другими.

IV.

Вековой юмор
Кирпично-бетонного королевства
Шутка, захлебнувшаяся собственным смехом еще в детстве.
Недолюди,
Грубо вырубленные из поленьев
Без лиц и соблюдения пропорций.
Огромный механизм
Утро – встать,
День – работать,
Ночь – спать.
-Замкни в спираль, умножь на миллион лет.
Капля по капле
Нет ничего.
Как вдруг искра вспыхнула
На глади лица проклюнулись две ямки
Недолюди щупают беднягу, понять не могут,
Плечами пожимают.
Что это?
Да кто бы знал?
Сроком два дня ямки очертания стали принимать
В глаза превращаться.
На пятый день уже движенья уловимы
На седьмой – глаза полноценные яблоки есть.
Осуждали его, пальцем показывали
С работы выгнали, в след недокошку- палено его
Бедолага долго смотрел
На все, на недолюдей,
На стены, на дома.
Не смог стерпеть
Коленным железом выжег дар небес.
Ослепил свой разум.
Так легче жить
И спокойней.

V.

Асфальт голодный
Страха требует.
Вера верует,
Имя треплется
На ветру.
Выйдешь в поле
Воскликнешь:
«Господи, как жить-то охота!».
Ветер слово подхватит, сожжет
Да по спине своей пепел развеет.
Шмель и бабочка
На асфальте мертвые лежат.
Кресты в поле молчат.
Шибанет обухом по затылку
Вечная истина про то,
Что жить да умирать вовремя тяжело.
Ни страха, ни гордости,
Ни смеха, ни подлости.

…А в поле красиво...
Истинно говорю, истинно,-
Покаяться бы,
Да все некогда как-то.
А когда время появиться,
Тогда уже и помирать пора.
Охота чего-то такого,
Отрезвляющего, как пощечина
 Такого, чтоб прыжком в пропасть,
Да только душа не так сколочена,
Только подкрадется такое,
От чего в поле ежики умирают, увидев краем глаза,
Как тут же и причины найдутся,
И желание убежит под колеса,
И по спине гуси-лебеди побегут,
Начнут в уши шептать всякую бессмыслицу.
Передумаешь,
Скажешь:
«Не сейчас,-
Может, как-нибудь потом?..»
Взвизгнут птицы гадкие,
Да что толку-то?
Уже и взгляд туманом,
И уши не слышат.
Прозрение медленно покидает тело.

Ходит покойник вокруг могилы своей
Да приговаривает:
«Вышел месяц из тумана,
Вынул ножик из кармана,
Буду резать, буду бить
Все равно тебе водить
Выходи замаянный,
Выходи неприкаянный!»
Деревья вздыхают-
Дурак дураком
А туда же.
В ступе воду выбивает,
В решете до колодца носит,
С ворами в дурака играет.
Покойник сердиться, кулаками грозит,
Да эхо ответом ему по лесу разноситься:
 «Вышел месяц из тумана,
Вынул ножик из кармана,
Буду резать, буду бить…»

Эпилог.

Словно тени тающей ночи
Летели белые облака
Незримо прекрасные
Неосознанно разные.

Словно признание в любви
Написанное карандашом
Летели волнистые облака
Задумчиво взирая вниз

Пустота в моей душе
Выпили до дна, все, что горчит моим именем
Да моей радостью.
И чувство такое
Будто дверь не закрытая
Будто взгляды зарытые
Лицо свинцом топленым полное
Руки корнями заросшие.
Стена напротив меня
Белая, чистая.
А я такой серый и разлаженный.
Тазики летят по небу
Безусловно проявляя чувство гордости
За свое начальство, за своих командиров
Да за всех, кто гребет чуть больше, чем может.
Шаги слышны,
Словно тиканье часов-
Кто-то тоже, как и я
Каждый день по чуть-чуть умирает.

2009