Рассказы моего отца о войне. Спасение

 

   Давно хотела написать откровенный рассказ моего отца о его спасении в годы Великой Отечественной войны. Призвали его в Армию в восемнадцать лет. Это был 1943 год.
   Уже немцев гнали с Украины. А отец - молоденький паренёк, ещё и не брился, как настоящие мужчины, был всегда на передовой. Постоянная жизнь в окопах, холод и мокрота, немытые, полуголодные. На ногах кирзовые сапоги с портянками. Если сбилась портянка, плохо замотанная, то обязательно будут ноги все в мозолях. Снимать обувь могли, чтобы перемотать и поправить портянку, только когда было разрешено отдохнуть. Поэтому солдаты старались сразу всё делать аккуратно. Но всё равно ноги были все в мозолях и болячках.
   Место, где всё происходило, не могу вспомнить. По детской памяти я ещё помнила кое- какие подробности, а с возрастом, и со смертью отца, всё забылось. Знаю точно, что руские войска двигались  в сторону Крыма. Солдаты набрели на разбитую машину, гружёную трофеями. Это были пачки советских денег, облигации, золотые слитки и украшения... Пока подошли к ней офицеры, простые солдаты, а с ними и мой отец, набрали себе кто чего хотел.  Отец взял немножко, как он рассказывал. Он запрятал за пазуху пачку денег высокой купюры, пачку облигаций, а для себя лично взял золотые часы. Сразу же надел их и отошёл от греха подальше. Многие хватали от жадности, как можно побольше, их то и застукали офицеры. Они заставили солдат всё вернуть. Так что не зря есть поговорка, "Жадность фрайера губит".
   Сколько прошло времени после этого случая, я не могу сказать. Их рота остановилась и был приказ окопаться. Выкопали ямы поглубже, чтобы укрыться и передохнуть. А отец всегда был вместе со своим другом Виктором. Он был грамотный, да и постарше отца. По рассказам папы, Виктор до войны учился в институте, его все солдаты уважали за ум и интересные рассказы. Во время привалов, около него всегда были слушатели, всегда просили его о чём-нибудь интересном поведать, чтобы время скоротать. Вот и в этот осенний  день, сидели они в окопе, беседовали, писали письма домой. А кто не мог писать, то Виктор тем солдатам помогал. И не думали они тогда, что скоро их дорожки разойдутся. Была передана команда  от одного к другому, что нужно приготовиться к наступлению. А что простому солдату готовить? Он всегда готов, Винтовка - тоже, патроны при нём. Бушлат под боком. Осеннее солнце согревало в окопчике, ветерок пролетал поверх голов. Была тишина, даже одинокие птички начали свистеть. Отец рассказывал эти подробности, и сам удивлялся, что обратил внимание на всю эту окружающую их картину. Даже мысль у него просквозила: " Неужели он всё это видит и слышит в последний раз?" А на войне, как на войне. Не знаешь, останешься ли жив через минуту или секунду.
   Принесли еду и стали раздавать положенные граммы спирта для храбрости. Получили и отец с Виктором, но Виктор, как всегда, не стал пить  свой спирт, и отдал отцу. Отец всё это оприходовал, заели хлебом с тушёнкой. Одну баночку на двоих получили. Но договор - дороже денег. Раз отец спирт выпил, то отдай тушёночки побольше своему другу. Такая была у них договорённость изначально. Виктор был непьющий, а мой отец всегда для храбрости, чтобы меньше чувствовать страх,выпивал и свою норму и Виктора. Разморило отца, потекла по телу теплая волна, согрела его душу и сердце, и ничего не было страшно и никого. Прилёг он в окопчике на солнышке, да и задремал, как всегда. А его друг куда-то отлучился. А тут прозвучала команда - идти в наступление. Некому было его разбудить, все поднялись и побежали с криками "Ура!".
   Не слышал мой отец тех криков. Снился ему сон про дом и мать, которая всё время повторяла молитву и просила Бога: "Разбуди моего сына! Разбуди!"Бабушка моя, Дарья, мать отца, сколько помню, всегда была в молитве. Утром, я ещё спала, а она вставала на колени перед иконой Иисуса Христа, и с поклонами до пола молилась за всех своих родных, называя их имена. Я всегда думала, как она запоминает всех родных, ведь их так много. Тогда мне было семь лет. И ещё меня всегда удивляло, что она просила Бога, вернуть ей сына, который пропал на фронте безвести. Времени уже прошло тогда после войны более десяти лет. А она надеялась, что он вернётся.
  И когда отец мне рассказывал про сон, который он видел в окопе, то я поняла, что бабушкиными молитвами, Бог разбудил отца в ту минуту. Он мне рассказывал потом сам, что чувствовал на войне всегда помощь от самого Бога.
  И вот, в том сне отец подумал:"Зачем   меня будить? Я ведь не сплю. Вижу мать, улицу, ведь всё наяву". И открыв пошире глаза, и осмотревшись, на самом деле, проснулся и  увидел, что он лежить на дне окопа, солнышко уже от него ушло в другое место, а на него надвинулась тень. Услышав далёкое "Ура!", спросонья, выскочил отец из окопа, и побежал вслед за товарищами. А они уже от него примерно с километр убежали. Впереди был лесок, и он закрывал местность, только по крику и стрельбе можно было ориентироваться. Решил бежать через лесок, только подбежал к кустарнику, а за ним противотанковый ров. На краю того рва и достала отца пуля, выпущенная из дзота. Отец заметил, возвышенность, откуда ещё шли очереди. Но ему было уже достаточно и одной разрывной пули. Попала она в левую ногу, чуть выше ступни. Скатился отец в этот противотанковый ров, прямо в грязную лужу. Рядом лежат его сотоварищи убитые, тут же заметил и немецких солдат. Значит была хорошая драка. Из ноги вытекала кровь через щели в сапоге прямо в лужу. Весь мокрый, холодный лежал он на дне окопа и думал, что отвоевался. Как же выбраться отсюда? Боль в ноге не давала пошевелиться. Нужно было как-то себе помочь. Взял отец свою финку, что постоянно была с ним,стал разрезать сапог. Но острая боль пронзила всего его, и он потерял сознание. Сколько пролежал не помнил.Очнулся от холода, потихоньку разрезал и снял сапог. Увидев, что кости торчат наружу, испугался, не зная, как бинтовать. Пакеты и бинты всегда были  при себе. Собрал он тогда все силы, приготовился и со всех сторон обеими руками с пакетами зажал ногу, собирая раздробленные кости вместе. От адской боли  взвыл отец в голос, плакал навзрыд, но забинтовал. А как же вылезти отсюда? Уже темнело, слышны были и стоны и крики раненых на всех языках. Даже на немецком были слышны ругательства. И вот слышит отец, что приближаются люди, говорящие на немецком. Притворился убитым и одним глазом подглядывает, кто же это такие. Видит, что это санитары, собирают раненных и убитых. Прошли мимо, на него не обратив внимание, и опять  затих их разговор. Через некоторое время послышалась русская речь. Отец стал кричать:"Помогите!" Он догадался, что это русские санитары проходят по полю и ищут живых и умерших, чтобы потом похоронить. К краю рва подошли двое мужчин-санитаров. Они курили самокрутки. Стали спрашивать отца, из какой он части, роты. Отец стал плакать и просить их вытащить его оттуда, так как он весь промокший и раненный, уже окончательно окоченел, потерял много крови. Он уговаривал их поднять его наверх, а потом уже спрашивать, с какой он части.
  - Какая вам разница, с какой я части, я ведь русский солдат. Помогите мне! - а они как стояли, так и остались стоять, покуривая самокрутки. Тогда отец предложил им деньги, вытащил из-за пазухи пачку и бросил им наверх. Они подняли их и продолжали дальше молчать. Тогда отец выбросил им пачку облигаций, опять они не сдвинулись с места. Последнее, что отец помнил, он им крикнул со злостью:
  - Побойтесь Бога, у меня остались только золотые часы, больше ничего нет. Вытяните меня отсюда, помогите!- Снял часы и бросил их подальше  к ним. Только тогда они зашевелились. Спустились в овраг, вытащили его наверх, а потом понесли по направлению туда, где находилась их часть. А солдаты с его части далеко и не продвинулись. Нужно было пройти поле с подсолнухами, и за ним расположилась санчасть. Но отца санитары через поле не понесли. Показали направление и сами ушли. Остался отец на краю поля и думает: " Как же я поползу? Подсолнухи не убраны. Стебли торчат толстые, близко друг около друга находятся. Зацеплюсь ногой, боль будет страшная. Но выбора не было. И пополз отец потихоньку через поле с подсолнухами, часто цепляясь за стебли и вскрикивая от пронизывающей боли.
   Вдруг перед ним раскрылось пространство, оставленное от снаряда. И еле-еле слышится стон. Подполз ближе отец и видит среди глыб земли молоденького солдатика, такого же как он. Он тоже просит  плача помощи, только теперь у отца. А что он? Он сам ранен и беспомощен. Среди комков грязи отец увидел рядом с солдатом кишки, живот разорван. Страшная картина! Всё это увиденное в голове не укладывается. Как может отец помочь этому человеку? Если и потянет его, то растеряются кишки. Как быть? Тогда успокоив солдатика, отец пообещал доползти до санчасти и прислать сюда санитаров. Отец прикрыл живот солдата, и пополз уже более усердней. Он знал, что от того, как он быстро приползёт  в санчасть, зависит жизнь и спасение раненого. Примерно через полкилометра был конец поля и там было спасение. Отца увидели проходящие солдаты и помогли добраться до санчасти. Тут же отец рассказал, что невдалеке раненный солдат в подсолнечнике умирает и нуждается в помощи. Двое санитаров отправились с носилками по тому направлению, куда указал отец.
   Что было дальше с тем раненым, не известно было ни отцу, ни мне. Но отцу потом пришлось объясняться, кто его с поля боя транспортировал в санчасть. Пришлось ему все подробности рассказывать: и про деньги, и про облигации, и про золотые часы. Описал отец внешность и тех санитаров-мородёров, которые спасли отца, благодаря  его  трофеям. А потом привели тех санитаров к отцу на опознание, и он их узнал. Что было с ними дальше, не известно. Но отец предполагал, что их могли отдать в штрафной батальон. Бог им судья. Главное, что отца всё - таки они вынесли, считай из ада.

                *    *   *
  В санчасти отцу оказали помощь и должны были отправить в тыл. Погрузили их на подводы, запряжённые лошадьми, и по цепочке, одна телега за другой, по изрытой снарядами и гранатами дороге, с глубокими канавами, повезли в то место, куда должны были прилететь самолёты - кукурузники, чтобы их переправить в госпиталь. Отобрали тех раненых, которым нужно было делать сложные операции. Их транспортировали несколько санитаров - мужчин и медсестричка. Стон раздавался из телег, плач и скрежет телег. Всё смешалось в один гудящий, морозящий душу, адский гул. Отец рассказывал, что от тряски и пронизывающей  всё тело боли он покусал все губы. Они сочились тоже кровью, тут же и застывали на губах. Жажда мучила всех, но пить не давали. Только иногда медсестричка проходила по рядам и мочила раненым губы марлей, смоченной водой из одного котелка. На это никто из солдат не обращал внимание. Всё старались схватить в тот момент ту мокрую марлю в рот и, как можно дольше, её во рту подержать. Прибыв на то место, куда должен был приземлиться самолёт, стали их разгружать. Здесь отец заметил, что всех снятых живых солдат и его поставили на землю в одном месте, а другие носилки с солдами отнесли в сторону, подальше в кусты. Оказалось, что по дороге многие поумирали.
  Прилетели несколько самолётов и стали грузить раненых. Носилки с солдами, чтобы побольше их загрузить в самолёт, подвешивали на верёвках к потолку самолёта. Получилось, что висели они друг под другом, в несколько этажей. До этого времени отец никогда не видел даже вблизи самолёт, а тут пришлось полетать. Слава Богу, полёт прошёл нормально, правда многие раненые кричали  от страха и от боли.
  Госпиталь разместился в бывшей школе. Она была трёхэтажная, с большим школьным двором. Но теперь этот двор был весь изрыт  снарядами, вокруг всё захломлённое. Многих раненых, сразу после приёма,  отправили на операционный стол. А отца положили на кровать в палате, где раньше был класс. Там было столько  солдат, что негде протиснуть и поставить ногу  санитару. Все стонали и просили пить, многие бредели, многие просили их пристрелить, чтобы они не мучились. Санитары  многим наливали спиртику по маленькому глоточку и говорили, если не будут кричать, то ещё нальют. У каждого солдата на кровати висела досточка с надписью его фамилии и имени, номера части. Не помнил отец, сколько он пролежал, времени прошло видимо много. Почувствовал, что нога и весь он горит. Выбрал время военный врач и пришёл сделать осмотр. Рядом с отцом было много раненых  солдат в конечности. Рядом с ним был тоже молоденький солдатик с ранением в ногу. Врач посмотрел на ногу и сказал:"Ампутировать и немедленно в операционную!" Посмотрел на отца ногу и тоже скомандовал: "Ампутировать, в операционную!" Тут отец как закричит:" Доктор, как ампутировать? А как же я буду потом жить?"- и так заплакл сильно навзрыд, что врач обратил внимание на его фамилию и поднял изумлённые глаза, как - будто в нём узнал своего родного человека.
  - Так, так, так... Фамилия твоя Раздобаров? - стоял и что-то припоминал.-А ты не Антона Раздобарова брат?
Отец успокоился и ответил ему, что Антон его старший родной брат, что он ему заменил  отца, когда тот умер в 1933 году от голода. Врач повернулся к медсестре и сказал:
  - Этого солдата будем лечить... , - и пошёл дальше по рядам, к другим раненым солдатам. А когда уже отца прооперировали, то доктор ему рассказал, почему не отрезали ему ногу. Он знал хорошо папиного брата, а в молодости они вместе "парубковались", а потом один из них стал врачём, а мой дядя Антон стал пастухом, так как у него был один зрячий глаз. По этой причине его не взяли и в армию, и на фронт он не попал.
   Перед операцией отцу дали выпить немного спирта, привязали к столу и стали оперировать. Косточки собрали, как смогли, терпения у отца хватило выдержать эти муки. Положили ногу в гипс и отнесли в послеоперационную палату. Уколы делали очень часто, старались, чтобы не было заражения. Но у отца всё равно стала подниматься температура. Тогда врач принёс ему зелёный лук и заставил, чтобы он его  помногу ел.
Отец всегда любил лук и всё горькое. Сколько я помнила его, он всегда просил, чтобы мама делала горчицу, или натирали на зиму хрен с маслом. Зелёному луку, конечно, отец обрадовался, съедал его без хлеба. И температура стала уходить, но появилось жжение под гипсом. Отец не мог спокойно лежать, всё время просил сестричку снять ему гипс. Как он рассказывал, что после жжения пошло такое ощущение, как-будто под гипсом что-то завелось.  Уговорил он своего товарища по палате помочь ему разрезать гипс. И что они там увидели? Полный гипс был белых червей. Они выели всю кровь, что там скопилась, все отмершие ткани. Рана была чистёхонькой, как-будто всё вымыли мылом. Но не зажили ещё не срослись косточки. Всё было очень нежное. Пришла медсестричка и увидела, что сотворил мой отец. Она почистила гипс, и снова туда же положила ногу отца, сильно  забинтовала и строго приказала, чтобы он больше к ноге не прикасался. Вот после этой процедуры у него наступило спокойное время. Он стал выздоравливать.
  Но не долго длилось это спокойное время. В один день, вдруг налетели немецкие самолёты. Откуда они взялись? Отец предполагал, что их кто-то навёл. Школа была огромная, вся заполненая ранеными, около школы тоже были палатки, в которых разместились солдаты. И вот это всё стали немецкие самолёты бомбить. Всё было объято огнём, раненые кричали, просили помощи. Санитары метались в огне, не знали как и кого спасать. Сбросили самолёты бомбы и улетели. Откуда-то подъехала машина пожарная с лестницами, стали заливать водой помещения. Раненые прыгали  через окна прямо во двор, ломали себе руки, ноги, но хоть могли  не сгореть заживо. А отец был на втором этаже. Прыгать он боялся, что повредит ещё больше свою раненую ногу. Уже огонь подбирался к нему совсем близко. На крики о помощи никто не отзывался. Тогда отец подумал, если будет огонь уже совсем близко, тогда он прыгнет вниз. Уж лучше ещё раз ногу поломать, чем сгореть заживо. И вот в окне появилась каска пожарника, а за ней - и сам пожарник. Отец не растерялся, схватил его за шею мёртвой хваткой и сказал, что отпустит  лишь тогда, когда он его спустит на землю. Пожарник ему помог спуститься, а потом строго приказал отползти подальше от здания. Вокруг  лежали разбросанные трупы и живые раненые, одни отползали от огня подальше, другие пили воду прямо тут же, из грязных луж. Хотел было  отец тоже утолить жажду, но тут подбежал санитар и стал оттаскивать раненых прочь от луж. А в воде уже завелись головастики, была она и цветом зелёная. Всё равно солдаты пили, и некоторые тут же умирали. Хоть перед смертью могли  утолить  жажду...