Имярек

Короткометражное кино.


Часы рассыхаются на минуты. Минуты минули, стрелки сошлись и иссяк заряд. И кажется мелкое — очень крупным, крупой, где зёрна — как кадры. Видеоряд пространен, престранен. Там странствуют два неприкаянных Будды, как будто слепых, изучают наощупь ладони дорог и тех, кто всё ещё дорог. А в будках звонят телефоны. Вслушайся в фон: эти звуки разлуки берут начало в именах рек.

Реквием дымно вьётся у нижних ступеней, по которым поднимается Имярек в белом костюме, отдалённо напоминающим фрак. От него сладко пахнет гашишем. Виски импозантно подбелены, оба зрачка — как дула.
— Странно, здесь кто-то дышит?
Его цель — дальний столик в кафе на Восточной, где его ждёт испанская смерть. Срочный заказ. У смерти холёные руки, серебряный перстень и долгий взгляд.
— Сверь со мною часы, — грудным голосом произносит она и достает мундштук. — Сколько ты хочешь?
— Сочтёмся в конце, — отвечает убийца в рамках навязанной роли.
— Брось, в конце я забуду, что ты такое.
Смерть пристально смотрит на его лоб, из перстня выходит синяя нить и уютно ложится в его морщины, как в гроб.
— Я напомню, — следует ровный ответ.
Нить, превращаясь в змею, спускается к шее. Смерть усмехается и смотрит на яблоко.
— Постарайся успеть повлиять на решение.

Кафе пропадает, площадь становится полем. В поле стоит потёртый диван. Убийца подходит к нему и видит юношу, что успел удивиться: «зачем это вам?». Три аккуратных дупла, откуда брызнула жизнь. На белой перчатке — три красные капли. Следующим оказался японец, что отчаянно любил журавлей, а его — только цапли. Потом две сестры и два брата, что жили в Швеции и, в общем, не знали проблем. Затем он пришёл к писателю (или сатирику?) с фамилией то ли Лец, то ли Лем. Солнце поджаривало облака, а они с писателем (ли?) молча пили водку на кухне.
— Знаешь, — проговорил, наконец, убийца, наливая по пятьдесят, — скоро рухнет... — он покосился на солнце. — Тогда, как в голливудском фильме: не хочу, но убью.
— Да ладно тебе, — усмехнулся хозяин, — я давно забронировал место в раю.
Ночь раскинула звёздный ковёр, лёгкий ветер ревниво лез в пустые карманы. К нему подошли двое, стрельнули сигарки, назвавшись, как Халя и Рама. Они пели бессвязные вязкие песни и пускали дымные кольца прямо ему в лицо, пока он не выдержал и не угостил каждого из невменяемых бродяг свинцом. Раздался телефонный трезвон, из воздуха выплыла трубка и зависла над его ухом. Он прислушался, но опять не смог разобрать ни слова, изрекаемого святым духом.
— Десять, — подытожил убийца, снял и бросил обе перчатки на красный снег. Наклонился к телам, наблюдая, как из них постепенно выходит серебряный свет. Змея на его шее высунула язык, и свет потянулся к ней, как мотылёк. «Будет довольна, — подумал убийца. — Ещё двадцать пять, и можно заикаться о пенсии, и жить спокойно». Змея выпила последнюю каплю света и вернулась в морщины на лбу, превращаясь в нить.

На Восточной, в неуютном кафе сидит смерть и кидает кости, решая, кому сколько жить.


8 июля 2008 года