Трое

Татьяна Дра Лапшина
Призрак: Задохнулась фруктовая свечка
         На горячем от мыслей столе.
         И у суки твоей снова течка,
         А жена где-то там, на метле.
         Ты скучаешь по первому снегу,
         Отшуршавшему в красной листве.
         Ты один такой странный на свете,
         Но не первый, наверно, в Москве.
         Ты грустишь по чужим электричкам,
         По развилкам промокших дорог
         И не чиркаешь тоненькой спичкой,
         Воскрешая потухший огонь.
         Ты проснулся один этой ночью
         На холодной от слёз простыне.
         А её снова нет, значит, срочно
         Улетела попеть на горе.
         Ну а я здесь тихонько вздыхаю,
         Понимая, что ты ещё спишь
         И что я не такая, как надо,
         Я не ведьма, по коей грустишь.
         Зачарованно долго моргаю,
         Созерцая одно лишь кольцо.
         Я надеюсь, что чары растают
         И на миг мне посмотришь в лицо.
         Но так грамотно, сильно и нежно
         Сонный морок жена навела,
         Что ты дышишь излишне прилежно
         И сильнее зажмурил глаза.
         Твоя Гешка забыла, как лаять,
         И мурлычет о чём-то своём.
         Я поглажу её, засыпая,
         Исчезая в другой сонный дом.
         Всё равно, я оставила тело
         Где-то там, а лесу, далеко.
         И жена над ним пролетела,
         Помахав своим помелом.
         Я должна непременно вернуться.
         Я опять, увы, ухожу.
         И желаю тебе не проснуться,
         Где-то осенью в голом лесу.
         У меня ведь мурашки по телу,
         На ресницах иней и снег.
         Я прислушаюсь к пению ветра,
         И к напевам радостных ведьм.
         Нас не ждут с тобою на праздник,
         Там без нас встречаю луну.
         Я опять прихожу напрасно
         И стою... и смотрю... и дышу…
Муж.     Этой ночью жена слишком рано
         Приоткрыла балконную дверь
         И с разбега, с перила седого
         Полетела опять где-то петь.
         Каждый месяц она рассыпает
         Под моею подушкою сбор
         И надеется: я усыпаю –
         Убегая на шабаш, как вор.
         Этой ночью не спится и Гешке.
         Видно, ведьма - и мой спаниель.
         Эх, какая фортуны насмешка
         Над свободой и счастьем полей.
         Там где я проживал свои сотни
         Непокорных счастливейших лет,
         Где следил за скота поголовьем,
         Где был лучшим из духов полей.
         Под руками моими струились
         Словно небо, лапки травы.
         Сколько мышек вокруг суетилось,
         Столько игл считал я в еже.
         Но однажды решил, что мне надо
         Подглядеть, как на лысой горе
         Одна молодая дриада
         Танец вела на метле.
         Вот тогда-то и был я принят
         За кого-то из тех колдунов,
         Кого похоть и жалкие страхи
         Гонят к ведьмам от тёплых домов.
         Чтоб спасти репутацию духов
         Мне пришлось легенду хранить.
         А потом – мало ли слухи
         Долетели б до Высших Богов?
         И пришлось мне быть человеком,
         Чтоб никто ни за что не узнал,
         Как единственный раз в этом веке
         Дух полей на горе танцевал.
         Ну а дальше - глаза, словно ночи,
         Губы будто малиновый сок.
         Охмурили безбожно, короче.
         Вот смотрите – достойный итог.
         Каждый месяц опять притворяюсь,
         Что не знаю, куда понесло
         Эту ведьму, жену дорогую,
         И зачем ей в углу помело.
         Я так ждал ритуальной ночи,
         Чтобы снова послушать тебя,
         Как стучится сердечко без тела,
         Как скользишь ты туманом сюда.
         Я боюсь, что глаза открою,
         Сразу ты исчезнешь совсем.
         Так хоть редко, но всё же со мною.
         Хоть мерцание вижу и свет.
         Если сильно зажмурить глазища,
         То могу я слегка подглядеть,
         Как стоит и дрожит царица
         Всех несбыточных кинутых мечт.
         Я не знаю, зачем это надо
         Столь прекрасной из сказочных фей,
         Но с утра я беру бумагу
         И рисую тебя средь ветвей,
         Как, укрытая хрупкой листвою,
         Усыпаешь под дубом одна,
         Как меж пальцев проснётся трилистник,
         А сквозь тело пробьётся трава.
         Очень жаль, что ты так одинока.
         Очень жаль, что вернётся жена.
         Только счастье – что есть эти ночи.
         Только счастье – что ты всё жива.
Жена. Вот и снова окончились танцы.
         Что за скука – дань Лысой горе!
         Согревает мечта, что есть дома
         Смертный верный только тебе.
         Он так мило сопит, усыпая,
         И смешно открывает глаза.
         Он мне скажет: «Спасибо, родная,
         Что опять обнимаешь меня».
         Только снова и снова трепещет
         Что-то странное где-то внутри:
         «Не ходи. Только с ним оставайся».
         Но так манят песни с горы!
         Я ведь помню: слёзы испуга,
         Как проснулся один на холме,
         На земле, не видавшей плуга,
         На самой великой горе.
         Нелегка участь тех, кто добрался
         Случайно до шабаша ведьм,
         И тех, кто на нём остался,
         Когда все ушли на заре.
         Не могла я тогда не остаться,
         Чтобы помочь и завлечь,
         Чтобы в него вдышаться,
         Чтобы польстить себе.
         Я видела, как недовольно,
         Смотрели на нас колдуны,
         Когда нас венчали друиды,
         Под яростным светом луны.
         Я помню волосы цвета
         Рано угасшей травы
         И руки с запахом лета,
         И кожу моложе весны.
         Теперь я к нему возвращаюсь
         С работы, с веселья, с мечты.
         Пока он со мной – не отчаюсь,
         Пока он со мной… до поры.

2002