И вот опять уходят голоса,
И в темноту уносятся планеты.
Я открываю сонные глаза
И слышу шёпот: «Где же ты? Ну, где ты?»
Скрип у дверей, как будто бы шаги
И пара глаз невидимого вора.
Верны слова людского приговора
«Не всё друзья, должны быть и враги».
Я поднимаюсь. Странный гражданин
С лиловым ртом и в чопорном берете
Мне говорит, что жить на этом свете -
Одна беда, и что кошмар один
Ежеминутно рваться к наслажденью,
Пленяя тех и мучая других,
И что пора бы внять предупрежденью
И побыстрей отделаться от них.
“Пошли со мной. Ты слишком ещё молод,
Хорош собой и очень даже мил.
Весь этот зной, весь этот жуткий холод...
Болят глаза? Не остаётся сил?
Я не затем Иисуса воскресил,
Чтоб ты пытался быть одним из здешних
Прошли года всех приключений прежних,
И час идти, похоже, что пробил”.
И ярко так – лиловые тоннели,
И свет в конце – пятиметровый глаз.
«Скажите мне, чего бы вы хотели?
Клянусь, я это сделаю для вас!
Всё очень просто: три, четыре, раз.
Вдохните глубже, дайте ваши руки
Ведь наша цель избавиться от скуки
Как говорится, тут же и сейчас!»
И понеслось – лимонные сады
И женский смех, ладони и колени.
Как весел мир вселенской простоты!
За годом год; и смена поколений
Здесь не имеет разницы и мнений.
Тут каждый стар, хоть только что рождён.
Один – маньяк, другой, наверно – гений.
Ни номеров, ни прозвищ, ни имён.
Никто не помнит, что такое вера,
И как отнять от миллиона три.
Здесь Мэрилин в объятиях Бодлера;
Проходят ночи, пробегают дни,
Ни поездов, ни всякой толкотни.
Лишь белый ветер в радиусе солнца,
И Бог Отец с улыбкою японца
Ведёт своё привычное пари.
И вижу я – всё тот же джентльмен –
Уже ушёл и, обернувшись мною,
Спустился вниз протоптанной тропою
И лёг в мою постель меня взамен.
И каждый день, бессовестный Иуда,
Он пьёт вино и соблазняет дам.
А я смотрю по-прежнему отсюда,
Как он, паскуда, веселится там.
1999