Мама, что тебе я сделала? Памяти Ирины Эфрон.

Соколова Татьяна Николаевна: литературный дневник

Марина Цветаева после смерти Ирины от голода в приюте:
"Гляжу иногда на Иринину карточку. Круглое (тогда!) личико в золотых кудрях, огромный мудрый лоб, глубокие — а может быть пустые — темные глаза — des yeux perdus {потерянные глаза (фр.).} — прелестный яркий рот — круглый расплющенный нос — что-то негритянское в строении лица — белый негр.— Ирина! — Я теперь мало думаю о ней, я никогда не любила ее в настоящем, всегда в мечте — любила я ее, когда приезжала к Лиле и видела ее толстой и здоровой, любила ее этой осенью, когда Надя (няня) привезла ее из деревни, любовалась ее чудесными волосами. Но острота новизны проходила, любовь остывала, меня раздражала ее тупость, (голова точно пробкой заткнута!) ее грязь, ее жадность, я как-то не верила, что она вырастет — хотя совсем не думала о ее смерти — просто, это было существо без будущего.— Может быть — с гениальным будущим?


Ирина никогда не была для меня реальностью, я ее не знала, не понимала. А теперь вспоминаю ее стыдливую — смущенную такую — редкую такую! — улыбку, которую она сейчас же старалась зажать.


И как она меня гладила по голове: — «вУау, уау, уау» (милая) — и как — когда я ее брала на колени (РАЗ ДЕСЯТЬ ЗА ВСЮ ЕЁ ЖИЗНЬ!) — она смеялась".


Марина Цветаева забрала Ирину у сестры Сергей Эфрона, где она была здоровой и даже толстой, и отдала вместе с "любимой" Алей в приют. Когда она узнала, что Аля заболела, приехала в приют и увидела, что: "воды - нет, дети — за неимением теплых вещей — не гуляют,— ни врача —ни лекарств — безумная грязь — полы, как сажа — лютый холод (отопление испорчено.) " Ирина в грязном до нельзя розовом платье до пят, остриженая голова, худая вытянутая шея.


"Ирина, почуяв мое присутствие, ведет себя скромно. Никаких «не надо!» — (единственное слово, которое она выучила в приюте) дает сажать себя на горшок. Лидия Константиновпа не нахвалится.


— «Ирина, а это кто к тебе пришел?»


Ирина, по обыкновению, взглянув на меня отвертывается. Молчит. По словам Цветаевой, Ирина при ней пикнуть не смела!


Даю Але сахар.


— «А что ж Вы маленькую-то не угостите?» Делаю вид, что не слышу.— Господи! — Отнимать у Али! — Почему Аля заболела, а не Ирина?!!"


Свое мнение о 2-х летней Ирине - дефективная - в записной книжке она вложила в уста работников приюта, чтобы оправдать свое безразличие к ее судьбе пред теми, кто будет читать ее записи.


Что она хотела от 2-х летнего ею же заброшенного ребенка???


Из записной книжки: " 1918 год. Ирине 1 г. 4 мес. 1/2 года своей жизни (октябрь и ноябрь, когда я была в Крыму и 3 летних месяца) она провела без меня". Потом у сестры Сергея Эфрона, потом в приюте. А сколько с "матерью"???


"В Алю я верила с первой минуты, даже до ее рождения, об Але я (по сумасбродному!) мечтала. Ирина —- Zufallskind. {случайный ребенок (нем.)} Я с ней не чувствую никакой связи. (Прости меня, Господи!) — Как это будет дальше?"


Да, она еще в смерти Ирины будет обвинять сестер Сергея Эфрона. Подлость без границ.


Комментарии излишни. Читать записи Цветаевой так же тяжело, как "Солнце мертвых" И. Шмелева.



Другие статьи в литературном дневнике: