Статья Дмитрия Артиса обо мне и моих стихахМОИ ПЯТЬ КОПЕЕК Вряд ли кто-то решится оспорить утверждение, что живой отклик на стихотворные публикации продлевает им – публикациям, а, стало быть, и самим стихотворениям – жизнь. В наш гиперактивный век, когда в лавинообразном потоке данных теряется даже информация первой необходимости, всякое упоминание имени автора работает на привлечение к нему внимания. Так же, стоит отметить, что читательские интерпретации, зачастую не имеющие ничего общего с авторским замыслом, если оценивать ситуацию с точки зрения третьего субъекта – человека, который попадает под влияние этих интерпретаций, придают стихотворным текстам новый объём. Если бываете в театрах, то поймёте: одно дело просто смотреть спектакль, а другое – ещё и краем глаза наблюдать за реакцией зрителя. Кто-то смеётся, кто-то хмурится, кто-то удивлённо открывает рот, а у кого-то показались на глазах слёзы. Полный набор эмоций, каждая из которых становится частью действия, происходящего на сцене. Здесь эффект наблюдения за наблюдающими усиливает личную реакцию на исходный (первичный) объект внимания (спектакль) и добавляет к его значимости свои, так называемые, «пять копеек». Вот и я сегодня, внимательно пролистав четвёртый номер журнала «Знамя» за 2017 год, решил отдать свои «пять копеек» автору подборки стихотворений «Бланка вылетит в Касабланку» Петре Калугиной, дабы хоть как-то подпитать к нему (к ней) интерес. А вы, читая мою рецензию, можете поудобнее устроиться в кресле и примерить на себя обязанности наблюдающих за наблюдающим. Имя «Петра Калугина» мне уже попадалось на просторах сайтов со свободной публикацией. Она из авторов «нового поколения», которые когда-то, лет пятнадцать назад начали своё победоносное шествие по сети и теперь некоторые из них завоёвывают площадки «большой литературы» – страницы толстых журналов. В середине нулевых Петра привлекала моё внимание ярким (хлёстким) стилем письма, изобретательностью рифм и нестандартным взглядом на поднимаемые в стихотворениях темы. Не скажу, что она особенно выделялась из общего «им несть числа», но замечу, что в ней уже тогда чувствовался «потенциально хороший автор», который способен в скором времени вылезти из болота любительщины – компьютерной «игры в поэтов»: game в жанре real-time strategy. Её сегодняшняя лирическая героиня, судя по подборке, имеет достаточно типичные для своего поколения черты. В прошлом – импульсивный ребёнок, вечно ищущий и, что естественно, находящий приключения, а в настоящем – человек, живущий в плену «незакрытого гештальта», социальных условностей, обязательств. Отсутствие драйва тяготит. Но темпераментная натура компенсирует обыденность стремлений за счёт активной переоценки ценностей. Иногда происходит наложение сохранившихся в памяти кусочков из жизни на нереализованные в подростковом возрасте фантазии, но чаще реальные детские страхи выполняют функцию проводника, берущего на себя роль побудительного импульса. Таким образом, воспоминания становятся необходимым для (полноценного) творчества «уколом адреналина в самое сердце». «Но чувство незакрытого гештальта» – финальный аккорд публикации – по своему внутреннему посылу мог бы резюмировать почти каждое включённое в подборку стихотворение. Под «незакрытым гештальтом», как я понимаю, автор подразумевает некие обстоятельства, преграды, которые, под стать зависшей компьютерной программе, мешают совершению каких-либо действий. Интересна представленная автором деформация / трансформация этого понятия. Если в первом стихотворении оно приравнивается к отсутствию признания: «я оказалась не поэт», то в последнем оно пишется через запятую в одном ряду с набором физических недомоганий: «Но — кашель, но — мигрень, озноб от сквозняка». Начало подборки опирается на стихи-воспоминания, ближе к концу стихи касаются сегодняшнего внутреннего состояния. Явное движение по ниспадающей: от высокого к обыденному – приземление. Так же, это движение видно в рамках одного стихотворения — «Про судьбу». В нём «преградой» является дед лирической героини, «отчим отца», который постоянно прерывал её детские игры, по сути, приземлял. Сами игры девочки, были сродни демиурговским: она присваивала имена известных ей «персонажей» живым кроликам, тем самым наделяя их – кроликов – судьбой. Социальные рамки не ограничивают прямолинейность поэтических высказываний, однако воздержусь от того, чтобы приписать им эпитет «лобовые» – бьющие в лоб. Петра Калугина микширует остроту тем оговорками: «Да ведь не было, не было ничего!», «Эх, ну зачем же я вру, отхожу от правды?» (Ст-ие «Бойщик Бычков»). Частота употребления оговорок добавляет ситуациям элементы театральности, в результате чего читатель (по крайней мере, я – это уж точно) на какой-то момент перестаёт верить в реальность воспоминаний. Навязываемый художественный вымысел не так сильно впечатляет. Но… Неожиданно срабатывает почти на рефлекторном уровне: если автор много-много раз пишет о том, что он всего лишь даёт волю своим фантазиям, то начинаешь сомневаться: а фантазия ли это? Не знаю, как закончить свою рецензию. Пусть будет так: мне кажется, стихи Петры Калугиной заслуживают внимания. А мои скромные «пять копеек» пополнят общую копилку читательских впечатлений от её подборки. © Copyright: Петра Калугина, 2017.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
