Сброшены лица — можно и без лица,
просто: тусуются,
отрываются,
зажигают по полной,
потом вызывают такси —
им бы домой,
но адрес не помнят
и не у кого спросить,
так беспонтово по городу и колесят,
смотрят порно
для тех, кому скоро за пятьдесят,
потом переключаются на футбол
и нудёж за жизнь,
а такси подённое всё бежит, бежит…
Снова пьют, потому что стрёмно уже не пить,
воздух хватают ртом, а в глотку сочится спирт,
за окном суетятся пятницы и дома
и трубы — понюхай, как сладко они дымят,
как приятно.
Почуяв родной вертеп,
снулые бабочки ожили в животе —
дурочки, с крыльев тряся пыльцу,
рвутся на улицу,
думают, на улице хорошо,
а там запрягут и — давай пошёл,
трудись, опыляй в поте души.
Но кто-то сверху за них решил,
что нужно выбраться в комнату
и лететь на свет,
а они — насекомые,
крылышки в голове,
выпорхнули — ни комнат, ни света, одно такси,
за окошком, кажется, моросит,
или это пепел слетает с труб?
Бабочки старательно вертят руль —
будем живы, если даже помрём слегка.
Пассажиры исчезли и некогда их искать —
строгий лимит отмерен и ни мгновенья сверх.
Свет выдают по вере. Бабочки верят в свет.
