Анжела Бецко

Нина Баландина: литературный дневник

ПЕНА ЭГЕЙСКОГО МОРЯ


1
Медея


На запад – по звёздам – в морские закаты,
в ознобы рассветов, что сходят покато
в солёные дали средь вёсельных взмахов, –
на запад манящий Медея – на запах


любви и несчастья сквозь все симплегады,
сквозь сциллы, харибды, сквозь раи и ады,
сквозь песни сирен, сквозь пустыни безводье –
рабынею став, позабыв о свободе…


на запад – под жадной и жаркой луною
для всех чужестранкой – не мужней женою,
любимой, сладчайшей – в любовь чтоб и в душу! –
не в небо – а в пропасть! не в воздух – в удушье!..


на запад – на запах – в чужие широты –
плывущая из сквозняков – да в пустоты!..
о древняя кровь! о бесстрашная плоть!
как будто тот запах нельзя побороть...


2


Сивилла


Голос мой – грохотом жерновов,
стоном седых деревьев.
Не перечесть всех пещер, холмов:
имя моё – кочевье.


Горе пророчит корявый рот.
Глиной его забейте!
Вечное солнце со мной умрёт:
имя моё – бессмертье.


Из непролазных своих трясин –
топи, болота, ила –
так завещаю вам: бог един.
Имя моё – Сивилла.


3


Колыбельная Ариадне


Спи, девочка. Уходят корабли.
И небосвод бесчувственен и чёрен.
Не до любви, видать, не до любви –
не до её цветов, плодов и зёрен.


Спи, милая. Чернеют паруса
в морском опустошающем проёме.
И никогда уже – глаза в глаза.
И никого – насущней и весомей.


Спи, Ариадна. Ночь глухой стеной –
и ни рожка небесного, ни ветра…
Тебе вовек не быть ему женой.
Сестра твоя женою станет – Федра!


Спи! И во сне его отыщешь дом.
Во сне всегда всё просто, по наитью…
… забудь того, кто был тобой ведом –
твоей живой, спасительною нитью…


4


Антиопа

Забыть изгиб спины упрямого коня,
что знали много лет мои тугие бёдра,
секиру, стрелы, лук – все войны без меня! –
и, поступи лишась стремительной и твёрдой,
стать женщиной твоей, и кошкой, и цветком,
ловить тебя тайком в намёке, в блике, в звуке,
любить язык любви… особым языком
со мною говорят твои большие руки…
и бережно носить в себе дитя твоё,
бояться одного: чтоб не осиротело…
из прошлого принять смертельное копьё
за то, что предпочла изгиб мужского тела…

5


Федра – Ипполиту

В мешок и в воду – подвиг доблестный!
Любить немножко – грех большой.
Марина Цветаева


Вдох – один – не дышать чтоб более…
не любить, коль не мне позволено…
и не жить, чтоб не жить соблазнами…
расскажи: неужели разные?..
вдох – ещё – слов таких не вымолвить…
у богов мне тебя не вымолить…
ночь моя – чащей, гущей – зарослью…
день идёт за разбитой старостью…
молода… тело – горы, впадины…
грудь спела, будто виноградины…
жаден рот… к поцелуям падкая…
крадено – значит, счастье сладкое…
истомил… сладостна меж бёдрами…
помани – залюблю до одури!..
… небосвод к ночи кровью залило…
не к добру нынче это зарево…
выдох из мира – участь пытанных…
птица? плод? что там, в ветках миртовых?
много правд на земле – нет истины…
не дышать без тебя…
единственный…


6


Психее


Психея, душенька, к чему правдивый свет,
когда и тьма нежна к тебе, и так любовна?
К чертям все фонари и лампы эти все,
рождающие день и льющиеся ровно
на таинство любви – её высокий бред,
на исповедь души (едва ли кто услышит).
К чему его лицо? Лица у мира нет –
дыханье есть. К груди прильни! Ты слышишь? Дышит!..
Для бабочки велик и непрогляден мир,
и хрупкое крыло его освоит вряд ли…
Струись в ночи змеёй из всех поганых дыр,
чтоб не простить себе предательской той капли!


7


Алкмене

Когда, гранатом жарким догорая,
уходит солнце на три дня из рая –
в истоме не пошевельнуть рукой, –
приходит бог, влюблённый и нагой,
и зной разбужен божьим воркованьем,
и тайный знак – отсутствие звучанья –
ты понимаешь лучше, чем слова,
и слышишь, как в ночи растёт трава,
как мойры вьют в пещере жизни нить…
нутром всем женским видишь: сыну – быть!..
и будет он прекрасен, словно бог...
и более – и глубже – одинок…

8


Пандора


Как приговор: с крутой горы – в провал!
(ей обещали: мир цветаст и звонок.)
И всё вздыхал тот, кто её ваял:
– Наивная, совсем ещё ребёнок…
Вода и глина… Лесть, и лесть, и лесть,
и глыба беспросветного сиротства,
дыхание трагедии, и месть,
и женского начала сумасбродство –
не много ли в тот девственный сосуд
зловещего заботливо вложили?
И знал ли тот сосуд, куда несут
его с горы и что в горячих жилах?


9


Леда

Сонные воды… тихая заводь…
блики кувшинок… липнущий зной…
ей, обнажённой, с лебедем плавать…
чтоб Андромахи слышался вой…


Сладкою мукой, древнею тайной
в теле послушном неги волна…
юная Леда с ним не случайно…
десять лет длиться будет война…


Робость и ропот… руки вкруг шеи…
плен этой страсти вязок, как ил...
в нежное лоно – тёплым елеем…
чтобы, пронзённый, рухнул Ахилл…


Шёпот и шорох…
пламя и пена…
кто-то – в бою, а кто-то – на дне…
вечная песня мира – Елена –
вечную Трою сгубит в огне…

10


Кассандра


От многой мудрости много скорби,
и умножающий знание умножает печаль.
Соломон


Но мщение судеб пророкам:
Всё знать – и ничего не мочь.
Дмитрий Мережковский


Я – иная. Я пророчу:
горе вам и горе мне!
Птицы, выклюйте мне очи:
Троя славная в огне!


Изведите, боги, брата.
Он – погибель, я – пророк!
Перед тем и ляжет Спарта,
в ком бежит любовный ток.


Он с Еленою в дороге –
шлите бурю кораблю!
О, убейте брата, боги,
или я его убью!


Знаю: Трое нет спасенья.
Слышу, слышу голоса…
О, лишите, боги, зренья!..
Море, в море – паруса.


Кони, копья – рой за роем –
нет воды и нет земли!
Перед теми ляжет Троя,
чьи сжигали корабли.


Расцветает зло и жутко
пурпурный цветок – огонь.
Им, лишившимся рассудка,
деревянный нужен конь!..


… И душа, придя в сознанье,
успокоится едва ль…
Не давайте, боги, знанье
умножающей печаль…


11


Елене

О юноша, любить – как это мало.
Хоть жжёт напев уста тебе – забудь,
что ты запел. Проходит всё на свете.
Райнер Мария Рильке


Вернись, Елена, пока не поздно.
Ещё твой муж не стучался в дом.
Не покидают так подло гнёзда,
не всё так плохо в краю родном.


Любила руки, знавала ласки,
и тело помнит: из двух в одно –
в тот душный омут и в плен тот вязкий –
всё глубже, глуше – на дно, на дно…


… на дно оврага, той жадной ямы,
что переходит в троянский ров –
дар Афродиты… и смерть Приама –
один из брачных тебе даров.


Мир, не видавший кровавых зарев,
едва ли всполох тебе простит,
разъявший небо, и запах гари,
и этот горький любви мотив,


прах легендарных своих героев…
Любовь в сравненье с бедой – каприз…
Вернись, Елена! Спаси ты Трою,
коль не спасает её Парис…


12


Ифигения

Ветер, ветер –
На всём божьем свете!
Александр Блок


Прийти для ветра в этот алчный мир –
солёною слезой, щепоткой пыли –
чтоб паруса – вздувались, греки – плыли
и славили божественный эфир.


Для сквозняка явиться. Чтоб испить
свой день последний, солонее соли, –
вина пьяней последний день на воле –
чтоб парусам – вздуваться, грекам – плыть.


Забыть отца, и мать, и речь, и дом
для диких скал обветренной Тавриды
и в жрице ненасытной Артемиды
не узнавать себя уже потом…


Рассеяться – как ветер по лесам…
Елена – грекам, ветер – парусам…


13


Лаодамия

Всё так же, так же в морскую синь
Глаза трагических героинь.
Марина Цветаева


В моей крови – твоя река.
Мой мир оглох без слов и песен.
И, превратившись в память, тесен
стал этот мир. Издалека


гляжу на сорок кораблей –
бессмертие в Эгейском море…
На гибель верную – о горе! –
когда-то стала я твоей!..


На краткий миг – на три часа –
явить твой стан давно не гибкий…
О мужество, что горше пытки, –
взглянуть в незрячие глаза!..


Танцуй, пылающий цветок!
Лоза сухою стала веткой.
И так случается нередко,
когда заглохнет кровоток.


Греми, тяжёлая река,
стреми невидимые воды,
где ни прощенья, ни свободы
не обещают берега…

14


Поликсена

Глаза в глаза… тоска к тоске…
и есть надежда выжить Трое,
пока могилы там не роют,
пока ещё рука в руке,
пока забыты меч и щит
и пурпур на плечах венчальный,
пока не слышен вой прощальный,
и пламя вещее молчит,
и вертится веретено –
веретено должно вертеться! –
и вьётся нить, и бьётся сердце –
два сердца бьются как одно,
пока любовь в горячих жилах,
пока взор вражий не остёр
и не нашла стрела Ахилла…
и Поликсена – не в костёр!..


15


Андромаха. Мольба о крыльях

Но в полдень, в час наитяжёлый снова
взбурлило море и на тот же берег
дельфина выбросило – он был мёртв
и окровавлен.
Райнер Мария Рильке


В горницах ли, в гробницах –
мне всё равно, где быть.
Жизнь умерла в глазницах
вместе с простым – «любить».


Красную вижу Трою
даже в кромешной мгле.
Пусть и меня зароют
в мёртвой моей земле.


Руки навек вкруг шеи –
их не разнять врагу…
Только одно умею:
верною быть могу.


Облако дождик носит,
яблоня носит плод…
Что же никто не спросит,
как мой сынок растёт?


Нежная, глажу, глажу
Гектора – пусть уснёт…
Не изменила даже
мужнин прекрасный рот


смерть, что во мне пустыней…
тихого упокой…
Руки мои пустые –
надобы никакой…


В горницах ли, в гробницах…
в муках тем птицам биться –
в Троях своих, в Путивлях –
в вечной мольбе о крыльях.

16


Брисеида. Плач по Ахиллу


Я с тобой до ржавых глин…
помни жаркие ладони,
ночи, синевы бездонней…
я – одна и ты – один…


Мне не знать иных имён –
лишь твоё, что ветер носит,
рот мой немо произносит…
это имя – вне времён…


Жалоба бездомных губ,
одичалых и голодных,
пьяных от тебя, свободных…
как губам ты этим люб!..


В крик изодрана гортань…
у простёршейся над степью
по тебе и очи слепнут…
слёз в очах ослепших – всклянь…


Будешь ты стрелой сражён…
будет город в прах сожжён…
но не будет, боги, равной
мне, счастливейшей меж жён…

17


Гекуба

Погибло солнце в Трое… тьма, и мгла,
и месяц костью острою торчащий…
Гекуба стать собакою смогла
остервенело воющей из чащи
мечей, щитов, и копий, и теней…
Как будто не носила, не рожала,
как будто руки вдруг сама разжала
и отдала Аиду всех детей…
Слепым ли от рожденья был Парис?
Растёт, растёт клокочущая бездна.
Приам и Андромаха в ней исчезли,
Астианакс не птицей – камнем вниз…


Уж лучше быть разбитой, и слепой,
и лающей, и стонущей из мрака,
давящейся и костью, и слезой
и знающей одно: что ты – собака –
и можно рвать, рычать, и грызть, и рыть,
в прибой кровавый ошалело рваться…


… и столько, сколько ледам отдаваться,
гекубам, одичав, собакой выть…


18


Клитемнестра

Живым тебе, супруг мой, не бывать!
Не ведать ни вина, ни сладких брашен,
в порыве губ моих не целовать.
Гнев материнский праведен и страшен!


Умолкли копий лязг и стук щитов.
И вестником на мёртвом горизонте
расцвёл огонь – роскошен и бедов,
рисуя корабли на стылом понте.


Ждала детоубийцу! Несть числа
тем дням пустым тупого ожиданья.
И если от тебя я понесла –
на радость и на жизнь – не на закланье!


Стелю, стелю пурпурные ковры
и оплетаю слух твой жадный лестью…
Кровавые троянские дары
и годы, что была с тобою вместе, –


всё прах и мрак!.. Аидова тоска
давно зовёт тебя, себя не выдав,
и плещется в тебе его река,
туманятся глаза твои аидом,


молитвы шепчут бледные уста…
Остра нетерпеливая секира!..
О Зевс! так голова его пуста,
что нет потери для живого мира.

19


Филлида

Мрачна фракийская земля.
Окутан берег в муть и морок.
И в полнолунье слишком горек
вкус миндаля.


Миндаль, одетый в цепкий плющ,
давно не помнящий Филлиду,
пропитан болью и обидой…
вкус вездесущ.


И с тенью Тартара в очах,
ещё не верящий в потерю,
твой Демофонт шагнул на берег…
миндаль зачах…


И о;бнял омертвелый ствол,
как о;бнял бы свою Филлиду,
когда бы о;тнял у Аида…
миндаль расцвёл.

20


Навсикая

Я открывал
Вечно женское только в тебе, Навзикая…
Егише Чаренц


Пена у ног морская.
Девушки встали в круг.
Ласточкой Навсикая
в стае своих подруг.


Весело, звонко скачет
и по волнам скользит
солнцеподобный мячик.
Солнце вошло в зенит.


Из травяной постели,
словно солёный бог,
с тиной на стройном теле…
Только один глоток


соли, что жгуч и сладок…
Взгляд, что с небес огонь…
В шёпоте мягких складок
путается ладонь…


Водоросли, ракушки
мне б по одной снимать…
В спальне пустой подушки
жадно потом сжимать…


Только одно касанье…
запах его волос…
Сущее наказанье:
ветер корабль унёс


в старость, где Пенелопа,
и возвратит едва ль
голос, как моря ропот,
губы его – миндаль…


Долго бельё стираю –
надо бы поскорей…
… Помнит всё Навсикая.
Спит ещё Одиссей…

21


Пенелопа


Ослепла даль. И горизонт линялый
не радует разнообразьем цвета.
Бунтует море: катит вал за валом.
Ни знака Одиссея, ни привета,


ни поступи, ни голоса, ни взгляда…
Как будто я ослепла и оглохла.
Как будто не живу, а где-то рядом.
Собака, что ждала, и та издохла.


Сидеть и ткать – и день-деньской за тканьем,
а ночью распускать ту паутину.
Изысканней найдёшь ли наказанье,
бесцветней и безрадостней картину?


Цвета печали – серый, серый, серый –
с оттенками – от светлого до тёмных…
Полжизни ожидания – для верных,
особенно для тех, кого не помнят.


Едва ли дарит ласки только море
упругому, отзывчивому телу…
А у меня – троянский пепел в порах,
всё высохло внутри, окаменело.


И странный старец, жалкий и облезлый,
на коего я глаз поднять не смею:
его глаза – тоскующие бездны, –
не может быть, о боги! Одиссеем…

22


Дидоне

Не суждено, чтобы сильный с сильным
Соединились бы в мире сём.
Марина Цветаева


Эней, что ветер…
Путь его морей
немного растрепала только буря…
И он в солёной зыбкости лазури
уверенней, чем на земле твоей
обетованной…
Гость, любовник, бог…
А ты врачуй его от чёрной порчи.
А он и прозорливее, и зорче:
в кармане ветра – тысячи дорог…


Разумно строен гордый Карфаген,
но не нашлась, увы! для ветра гавань.
И в голове у ветра – не дырявой –
мурлыкает мотивчик перемен,
а остальное – в сущности – мертво.
Обузой для тебя – душа и тело…
… как своего костра не разглядела
при первом дуновении его?..

Эней, что ветер…

23


Алкестида

Нет, не умрёт Адмет: она пойдёт
в те катакомбы мрачного аида –
без слёз, без колебанья, без длиннот –
любовь его и нежность – Алкестида.


Единственная – смысл и кровоток.
Бесценная – дыхания дороже.
Сладчайшая – его ночной цветок,
безумие его хмельного ложа…


Она пойдёт – он не её просил –
одна из всех – пойдёт не вместе – вместо!
У мужества его достанет сил
её отдать… И тихо, без протеста


она идёт, и муж ведёт её
в гробницу, где дежурит демон смерти,
и оставляет с ним, чтоб хоть ещё
немного протянуть на белом свете…


24


Эвридика. Внутренний монолог

Она укрыта девственностью новой
была; смежилась женственность её,
как лепестки цветка перед закатом…
Райнер Мария Рильке


Дальним эхом, отголоском
за Орфеем – тих мой шаг –
призраком, послушней воска,
сквозь Аидов полумрак.


Мне забвенье винным соком,
растекаюсь пеленой…
Мнится, мнится: в дне далёком
не была ему женой.


Вестник он иных верховий –
не летейских стылых вод.
И в его горячей крови
нет летейской – не течёт!


Речь его слепым пожаром,
а касанье, точно ток…
Мне милей его кифары
асфоделевый росток.


Отзвуком я, бледной тенью
за пришельцем – тих мой взгляд –
по камням и по ступеням,
чтоб вернуть его назад.


Шелест платья… Камень лижет
несговорчивый подол.
Вверх ступени… свет всё ближе –
зло, горчайшее из зол!


Бестелесность… бессловесность…
беспросветность… век бы шла
в неизбывность, в неизвестность…
оглянулся... довела…


25


Ниобее


Руки к небу, Ниобея!
Выше! Может, кто услышит!
Сажи белый свет чернее.
Мёртвый камень тоже дышит!
Женщиной был мёрзлый камень
и носил пурпурный пеплос.
Дотянись до звёзд руками
в одночасье ставших пеплом!..
Украшали стылый камень
ожерелья и браслеты…
О, вернись к ней речь и память!
Ниобея, с кем ты? где ты?..
Камень, помнишь Амфиона?
В рот ему обол положен.
А четырнадцать бутонов?
Упокоен, бестревожен
каждый, что в руках держала…
(ах, глядеть не наглядеться!)
Зря рожала, зря дрожала…
Вздрогни, каменное сердце!..
Помолись, упрямый камень,
хоть своей скалистой чаще!..


Ветер ближний, ветер дальний,
ветер – реже, ветер – чаще,
ветер, ветер, ветер, ветер
в черноте глазниц бездонных…
И над ветром чайки стонут,
как потерянные дети.


26


Алкиона

Пусть будут нам венцы из мёртвых асфоделей.
Л. Рыдл


Косы не расплетать: нет той руки,
которая волос коснуться вправе…
и если всё ж Харон той лодкой правит,
то знаю я название реки…
не будоража тайных, тихих смут,
прозрачных и дымящихся в них теней,
проникнуть в плоть цветущих там растений,
в лугах, где те растения цветут…
стать асфоделью – траурным цветком,
вбирать дождя живительные струи
всем телом, как вбирала поцелуи
того, о ком нельзя уж языком
земным и человечьим – бесполезным…
косы не расплетать…
последний мыс…
ещё не зимородком – камнем вниз,
коль не смогла сберечь его от бездны…
косы не расплетать…
нет той руки…

27


Геро

Прочны связи влажных губ!
Валерий Брюсов


Собой огонь трепещущий закрой:
до пламени свирепый ветер жаден.
От мира глубже спрячь, в себе зарой
любовь до сумасшествия, до ссадин,
до омута, до пенистых валов…
В бунтующее море – сумасбродство,
название которому – любовь,
не знающая смерти и сиротства
и рушащая каменный твой плен,
и девственное ложе, и стыдливость…
Отдать себя – и получить взамен
любимого – ты не о том молилась
своей богине долгие все дни?
И не о нём ли жаркие молитвы?
Неверный луч светильника храни,
чтоб твой Леандр сегодня снова выплыл.

28


Даная


Смиренье… Забиться средь сумрачных впадин.
Со склепом сродниться (до юности жаден!),
врасти в его своды, беззвучно стеная…
Невинная, дивная дева Даная.


Смятение… Стены изрыты очами.
Дни слепорождённые стали ночами.
Скрестившая руки над бездной, нагая…
Бессмертная, вечная песня – Даная.


Томление плоти. Зов в жилах, под кожей…
Даная на брачном затихшая ложе
в предчувствии чуда (счастливый – свободен!) –
дождя золотого меж жаждущих бёдер…


29


Антигоне

Уйдёшь, придёшь и дорисуешь танец.
Райнер Мария Рильке


День – холмам и ночь – пещерам –
бесконечен трудный путь.
Но, на мир слепой ощерясь,
полюбить не позабудь


этот вкус родной и горклый
(мир тебе – любовь и кров).
И не зря в твоих аортах
бьёт шальная эта кровь…


Девочка совсем – тростинка –
в куклы бы тебе играть.
Поперёк – твоя тропинка,
вдоль – закон, и власть, и рать.


Вынесешь ли эти глыбы?
Выдюжишь? Два бугорка –
грудь твоя… несёт погибель
эта бурная река…


Завивай густые кудри,
в зеркальце весь день дивясь,
мажь курносый носик пудрой…
Не к добру со старцем связь.


«Будь разумна, Антигона», –
целый мир тебе поёт.
Слышишь, белая ворона?
Это камнем вниз полёт…


И при жизни он был трупом:
жизнь его и мрак, и смрад.
Что так глупо, что так тупо
ты твердишь, что он твой брат?..


Будто выбрана из сотен…
словно свежая струя…
Антигона, «анти» – «против»…
Сжалься, девочка моя…

30


Галатее


Ты сбудешься. Как дождь. Как снег. Как сон.
Чем глубже в дождь, тем радуги яснее.
Предрешено: он – твой Пигмалион,
ты – космос, или просто – Галатея.


Ты сбудешься. Немотствует восток.
Молчит резец, кость в темноте белеет.
Но сон Пигмалиона неглубок.
Ты для него манок. Ты – Галатея.


Ты музыкой томительной в руках –
и с каждым днём всё ярче, всё звучнее.
Ты – зов. Ты – глубина. Ты – тайный взмах.
Ты – женщина. Ты – небо, Галатея!


Ты сбудешься! Соблазн любви велик.
Из смертных кто ещё из кости ожил?
Он даст тебе и плоть, и дух, и лик.
Вдохнёт тебя – и выдохнуть не сможет…




Другие статьи в литературном дневнике: